Как-то Нацуми назвала его другом. Гриммджоу только громко рассмеялся и несколько раз несильно оскорбил её, потом даже припоминал этот случай не с не самыми приятными описаниями, но девушка знала — это маска. И она вот-вот треснет, как уже треснула его душа, впустившая в себя первые капли яда под названием «Урахара Нацуми Поллукс Эрика».

— Я же уже говорил, — мрачно усмехнулся он, закладывая левую руку под голову, даже не посмотрев в сторону девушку. — Я арранкар. Мне положено быть сосредоточением вселенской злобы.

— Что-то ты со мной только злой, — прищурив небесно-серые глаза, с оттенками недовольства в голосе ответсвовала она. Гриммджоу снова рассмеялся, и снова напоказ.

— Слышали бы тебя другие арранкары, — выдавил он через гогот, всё-таки посмотрев на недовольную моську Нацуми. — Они бы сказали, насколько я «не злой» с ними.

— Ты ведь добрый, — уверенно заявила Урахара. — Просто претворяешься злым.

— Нет, — слишком резкий, но не громкий ответ. Гриммджоу снова отвернулся и уставился в потолок, его лицо практически перестало передавать эмоции, а те крупицы, что остались, Нацуми не смогла счесть. — Я не добрый, Эрика, — собственное имя уже почти не резало слух. — Тебе не стоит об этом забывать. Это станет твоей самой главной ошибкой в жизни.

— Не главнее той, когда я разбила бутылку любимого саке Сюнсуйя, — попыталась разрядить обстановку шуткой девушка, но потом запоздало вспомнила, что Гриммджоу-то не знает, кто такой Сюнсуй. Однако тот почему-то растянул уголки губ в едва заметной улыбке. Его глаза стали передавать оттенки грусти.

Наволочка шуршит крахмалом, и глаза Джагерджака снова уставляются в глаза Нацуми.

— Жизнь в Уэко-Мундо жестока. И не только здесь. И чтобы выжить, тебе придётся смириться с этим фактом и научиться принимать его как должное.

— Нельзя же вечно ждать удара от судьбы под дых, — девушка хмыкнула, но Гриммджоу качнул головой.

— Можно.

Они пролежали ещё несколько минут, не отрывая взглядов от глаз напротив. Нацуми молчала, молчал и Гриммджоу. Каждый думал о своём.

Наконец, Урахара едва слышно подала голос.

— За что? — неопределённо на первый взгляд спросила она. Но Джагерджак понял, что девушка имеет в виду.

За что он поступил с ней так, в тот раз, в коридоре? За что выломал руку? За что прокусил плечо? За что сыпал угрозами? За что поклялся убить в муках?

— За то, что ты не закричала от боли, когда я сжал твою ладонь при первой встрече, — медленно ответил он, не пряча взгляда. Нацуми вздрогнула от уровня серьёзности, с которым он произнёс свои слова, но ничего не сказала. Мужчина продолжил:

— Не надо было пытаться казаться сильной. Я садист. И, встретив сильных людей, я пытаюсь их сломать. Такой вот я. Во мне нет доброты, милосердия, любви. Я пустой. А пустые ненасытны. Мы алчем чужих страданий и душ, чтобы утолить вечный голод. Эта жажда разрывает каждого из нас изнутри, и чем больше твоя сила, тем сильнее боль.

— Не хотела бы я стать пустым, — грустно улыбнулась Нацуми.

— Надеюсь, ты никогда им не станешь…

— Почему?

Гриммджоу не ответил.

Комментарий к Глава XV. Две души *Омар Хайям

Осталась последняя глава, и после «Реквиема» заиграет «Рапсодия». В финальной части время событий ощутимо толкнёт нас вперёд, ближе к развязке

====== Глава XVI. Всё это было зря? ======

Комментарий к Глава

XVI

. Всё это было зря? если есть ошибки – не бейте меня за это, плиз)))

Вместо эпиграфа расскажу-ка я вам одну историю…

Однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества. Когда Скука зевнула уже в третий раз, Сумасшествие предложило:

— А давайте играть в прятки?!.

Интрига приподняла бровь:

— Прятки? Что это за игра???

Сумасшествие объяснило, что кто-нибудь из них, например, оно, водит, закрывает глаза и считает до миллиона, в то время как остальные прячутся. Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее.

Энтузиазм затанцевал с Эйфорией. Радость так прыгала, что убедила Сомнение. Вот только Апатия, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. Правда предпочла не прятаться, потому что, в конце концов, её всегда находят. Гордость сказала, что это совершенно дурацкая игра (её ничего кроме себя самой не волновало). Трусости очень не хотелось рисковать.

— Раз, два, три, — начало счёт Сумасшествие.

Первой спряталась Лень. Она укрылась за ближайшем камнем на дороге. Вера поднялась на небеса, а Зависть спряталась в тени Триумфа, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева.

Благородство очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило, казалось идеальным для его друзей. Кристально чистое озеро? Это для Красоты. Расщелина дерева? Так это для Страха! Крыло бабочки явно для Сладострастия. Дуновение ветерка? Ведь это для Сводобы! Итак, оно замаскировалось в лучике солнца.

Эгоизм, напротив, нашёл только для себя теплое и уютное местечко. Ложь спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а Страсть и Желание затаились в жерле вулкана.

Забывчивость… Даже не помню где она спряталась, но это не важно.

Когда Сумасшествие досчитало до 999999, Любовь все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов.

— Миллион! — сосчитало Сумасшествие и принялось искать.

Первой оно, конечно же, нашло Лень. Потом услышало, как Вера спорит с Богом. А о Страсти и Желании оно узнало по тому, как дрожит вулкан. Затем Сумасшествие увидело Зависть и догадалось, где прячется Триумф. Эгоизм и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался, оказался улей пчёл, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках Сумасшествие подошло напиться к ручью и увидело Красоту. Сомнение сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться.

Итак все были найдены: Талант — в свежей и сочной траве, Печаль — в тёмной пещере, Ложь — в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана). Вот только Любовь найти не могли. Сумасшествие искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы. Наконец, оно решило посмотреть в розовых кустах и, когда раздвигало ветки, услышало крик. Острые шипы роз поранили Любви глаза.

Сумасшествие не знало что и делать. Принялось извиняться, плакало, молило о прощении и в искупление своей вины пообещало Любви стать её поводырем. И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки…

Любовь слепа. И Сумасшествие водит её за руку…

Рангику стояла у окна в пустом кабинете капитана и наблюдала за облаками в небе. Её побледневшее и осунувшееся лицо, спрятанная под четырьмя слоями тонального крема, было хмурым настолько, что между складками на лбу собралось небольшое количество косметики.

Девушка не прогуливала свою работу. Напротив, она заполнила все отчёты вплоть до доставленных этим утром из первого отряда, тщательно читая каждый, надеюсь выудить хоть какую-то информацию о пропавшей подруге и недавно похищенной Орихиме Иноуэ. Более того, она уже почти месяц и капли алкоголя в рот не брала, как раз после той ночи, когда Кучики уложил её пьяную в своём поместье отсыпаться и трезветь.

Сейчас Мацумото обдумывала сложившуюся ситуацию. Главнокомандующий твёрдо уверен в предательстве подруги Ичиго и в её злых намерениях, которые та якобы собирается реализовать в Уэко-Мундо. Сама лейтенант, естественно, была настроена более лояльно и трезво, как бы двояко это не звучало. Она неплохо знала Орихиме, поэтому заставить её поверить в предательство целого Мира Духов со стороны простой как душевно, так и по социальному статусу девушки было бы весьма трудно.

Иноуэ похитили, Мацумото думала именно так. Вопрос следующий — зачем? Зачем одному из сильнейших существ их времени понадобилась эта малышка? Шантаж? Попытка настроить Общество душ против Ичиго? Иные цели? Может, кирпич на голову упал? Больше всего лейтенант десятого отряда боялась, что это связано с Нацуми.