— Только ради тебя.
Раньше я бы ядовито рассмеялась на эти слова, не поверив в них и на грамм. Сейчас у меня просто не было сил хоть как-то на них реагировать, поэтому я их просто приняла. Сказал и сказал. Главное, чтобы не соврал и не тронул Джагерджака.
— И пусть он дальше будет моим компаньоном, — нагло пользуясь такой возможностью и размытием сознания на фоне боли, попросила, а скорее приказала я.
— Тогда в его смену с вами будет ещё кто-нибудь, — всё-таки удивив меня в это время, ответил он.
Бегунок перестал мелькать перед глазами спустя несколько минут. Затем мне разрешили двигаться. Я вновь повернула голову вправо туда, где перед монитором капсулы, в которой я лежала, стоял Айзен. Сложив руки на груди, он наблюдал за крутящимся знаком загрузки посреди экрана. В этот момент дверь в стене слева открылась, и из своего кабинета к нам вышел Заельапорро, который держал в руке свой какой-то крутой планшет. Сквозь его прозрачный с двух сторон корпус я смогла увидеть картинку с изображением моего тела. Где-то в районе живота там тоже был значок буферизации.
— Сокорро, почему так долго? — раздражённо произнёс он, видя, что и на экране капсулы нет никакой информации. В ответ ему раздался механический женский голос компьютера:
— Извините, Гранц-сама.
Тут же раздался какой-то писк, после чего одновременно на экранах перед Соскэ и Заельаппоро отобразились результаты сканирования.
— Состояние близко к критическому. «Панацея» полностью подавила ингибитор. Отказ сердца произойдёт примерно через 396 часов, — безжалостным голосом огласила приговор «Сокорро».
Ну хоть до конца месяца протяну…
Как бы мне хотелось увидеть всех их в последний раз… я почувствовала, как из внешнего уголка моего правого глаза стекла слеза к уху.
— Так, не разводите сопли, не конец света, — Гранц хмуро окинул меня взглядом, пока быстро свайпал снизу-вверх по планшету, что-то ища. Уже скоро он остановился и нажал на одну из строк. На экране появилось разрешение на введение какого-то препарата. — Сокорро, готовь образец 221 стандарта «b» для интракардиальной инъекции.
— Слушаюсь, Гранц-сама.
Капсула тут же практически бесшумно пришла в действие. По пневмопочте сюда поступила склянка с какой-то сиреневой жидкостью, которую тут же механизм начал заправлять в шприц с длиннющей тонкой иглой. У меня голова закружилась от этого зрелища, я зажмурила глаза и отвернулась в другую сторону. Отчего-то слёз потекло больше: от неугасающей боли, тошнотворной картины ближайшего будущего и неумолимо приближающейся кончины.
— Это ингибитор? — спросил Айзен.
— Нет, — ровно ответил Гранц. Я развернула голову к ним обратно, старательно не замечая, как готовится препарат для укола в сердце. Моё бедненькое сердечко. — Этот препарат не остановит аннигиляцию клеток, но он сведёт боль на ноль и предотвратит бесконтрольное обескровливание тела. Но надо будет вводить его каждые четыре дня до разделения.
— Гранц-сама, всё готово, — раздался голос Сокорро. — Пожалуйста, подтвердите введение.
На экране Заельапорро появилась стрелка, указывающая вниз на круглую кнопку в его корпусе. Учёный приложил туда палец, после чего красный экран стал розовым, и вместо стрелки там появился улыбающийся смайлик.
— Отпечаток пальца подтверждаю, — произнесла Сокорро. — Введение начнётся через шестьдесят секунд. Пятьдесят восемь, пятьдесят семь…
— Божечки, — я судорожно выдохнула и закрыла глаза. Чтоб у вас в аду была жаркая вечеринка, изобретатели уколов!
— Нам срочно нужна та женщина, — слышала я голос Гранца, еле перекрывающий обратный отсчёт Сокорро перед инъекцией, звучащий для меня громче любого истошного предсмертного крика. — И сроку у нас две недели — максимум. Потом будет поздно.
Комментарий к Глава IX. Хрупкий цветок укрепляет корни *.tombée-(томбэ) — «падать» из стойки на носках в пятой позиции выпад вперед (в сторону, назад) с возвращением в исходную позицию скользящим движением.
====== Глава X. По кому плачут драконы? ======
Небеса знают, что нам никогда не нужно стыдиться своих слез, потому что они — дождь на ослепляющую земную пыль, покрывающую наши жестокие сердца.
Чарльз Диккенс
— Кучики-сама, рады приветствовать Вас в Вашем доме, — Фуджи прогнулась в пояснице на девяносто градусов перед вновь возвратившемся в родное поместье господином. Вслед за ней поклонились и четверо служанок, вышедших на встречу к нему вместе со своей начальницей. — Надеюсь, Ваш отдых и лечение прошли как можно благополучнее для Вас и Вашего здоровья.
— И моё здоровье, и моё расположение духа были лучше, чем у многих моих сверстников, пока мне не пришли известия из столицы, — бывших глава клана Кучики хмуро и устало обвёл глазами девушек, скопившихся перед ним. Чо синхронно со своими подчинёнными выпрямилась.
— Мне знакомы Ваши чувства, Кучики-сама. Судьба это или нет, но былого уж не воротишь и не исправишь.
— Отведите мою гостью в лучшие гостевые покои, — Гинрей кивнул в сторону женщины, пришедшей в поместье с ним.
— Добро пожаловать, достопочтимая госпожа, в поместье клана Кучики, — Фуджи развернулась к ней и снова поклонилась вместе со слугами. — Лилу и Мидори расположат Вас в Ваших покоях и будут рады служить Вам всё то время, что Вы прогостите у нас.
Названные служанки ещё раз поклонились гостье, Лилу по праву старшей среди своих сослуживец предложила пройти за ней. Трое девушек удалились в сторону гостевого крыла главного здания в поместье.
Гинрей проводил их взглядом, после чего вновь вернул своё внимание Фуджи.
— Где мой внук?
Чо немного помолчала, пытаясь подобрать нужные слова. Она понимала, в каком состоянии оставила Бьякую в бывших покоях Нацуми, и считала, что поступит как предательница, если скажет, где он и как он его деду. Управляющая уже было открыла рот, чтобы не нагло соврать, но феерически выкрутиться, чтобы обе стороны остались довольны, как вдруг где-то рядом послышался громкий стук. Так обычно в истерике она сама захлопывала сёдзи своей комнаты, чтобы показать, как она зла. Спустя несколько мгновений из сюмпо прямо перед собравшимися у главного здания поместья вышел сам Бьякуя. Мужчина удивлённо смотрел на заявившегося среди ночи деда, из-за которого, собственно, он и затормозил здесь.
— Гинрей-сан? — вместо приличного приветствия спросил он, хмурясь. — Мы ждали Вас не раньше вечера завтрашнего дня.
— Я получил письмо от Генрюсая-доно, — ровно, не реагируя на холодный и враждебный тон Бьякуи, произнёс бывший глава клана Кучики. — В нём говорилось, что мой внук нуждается в помощи и поддержке. И я вижу, что мой старый друг ничего не приукрашивал в своём послании.
Он придирчиво окинул взглядом временно отстранённого от своей должности капитана шестого отряда. Действительно, Бьякуя предстал перед дедом не в лучшем своём свете. Бледный и осунувшийся. В глазах лопнули несколько капилляров, под ними припухли и потемнели мешки от недосыпа. Взлохмаченные тёмные волосы растрепались ещё больше из-за той скорости, на которую он перешёл, чтобы буквально сбежать из поместья, минуя пост охраны на его выходе. Да и одежды были не только неприличны для встречи такого гостя, но и сбиты и измяты. Тонкая ситага обнажала теперь не только руки, а ещё и крепкую жилистую грудь; пояс, удерживающий хакама, ослаб.
Под изучающим и иронизирующим взглядом родственника, Бьякуя сильнее сжал кулаки и стиснул зубы. Его снова начало всё раздражать.
— Оставьте нас, — обратился Гинрей к прислуге. Девушки поклонились на прощание господам и молниеносно удалились, как и охрана, стоявшая всё это время за спиной Кучики-старшего. Когда вокруг стало пусто, он твёрдым и прямым взглядом пронзил внука.
Бьякуя держал свою ледяную маску, сквозившую неприязнью к своему обожаемому и глубокоуважаемому родственнику. Гинреем же завладел азарт, постыдный для людей его почтенного возраста. Всю жизнь он видел в глазах внука одно лишь восхищение и уважение. Никогда ещё юный отрок не шёл ему наперекор. Он готов был поставить многое на то, что если бы лично не дал добро на его брак с Хисаной, то Бьякуя бы не связал себя с этой женщиной. Но он не стал неволить его, особенно тогда, когда тот спустя многие годы немного встрепенулся и ожил после разлуки с невестой и потери родителей.
