Разносилось жизнерадостное и удивительно убаюкивающее щебетание редкостных, а потому невидимых, птиц, время от времени вспархивающих то сбоку, то позади. Успеваешь разглядеть лишь яркий искрящийся след, переливающийся причудливыми оттенками.

Природа благоухала и цвела, расточая бархатные, сладкие ароматы.

Жучки, паучки и прочая ползающая и летающая мошкара совершала влекомые инстинктом дела – беспорядочно носилась взад и вперёд, разрезая крохотными телами булькающий кисель воздуха, завязывала романтические отношения и тут же предавалась безудержным любовным страстям.

За происходящим действом, едва слышно хихикая и колокольчиком посмеиваясь, покрякивая от эротического возбуждения, подглядывал волшебный лесной обитатель, зелёный тролль. Прозрачный, словно водяной пузырь, искажающий изображение, если глядеть сквозь него.

Божья коровка, а если быть точнее, божий бычок, воспылал страстной, пылкой любовью к неотразимой, пухлобокой божьей коровке с изящными чёрными кругами по бокам на огненно-красном платье-панцире. Особенно его заводило и бросало в вожделенную дрожь её кокетливо дрожащие усики.

Распрямив длинные гусарские усища, бычок подлетел было поближе, оседлав соседнюю травинку, с решительной целью завоевать сердце кокотки. Неотразимая барышня заприметила бравого удальца. И загоревшийся румянец засвидетельствовал, что он пришёлся по нраву. Подведенные чёрным сетчатые глаза захлопали пушистыми ресницами. Сигнал был принят. И, вскинув красный панцирь вверх, словно рыцарские доспехи, настоящий орёл-мужчина, широко расправил узорчатые крылья, взмыл в воздух и уже через мгновение шёл на посадку на аэродром любви.

Их пушистые лапки тянулись навстречу друг к другу, а околдованные глаза в предвкушении закрылись. Их вытянутые трубочкой губы должны были вот-вот слиться в страстном поцелуе, как вдруг что-то огромное и тяжёлое обрушилось сверху, втоптав травинку, а вместе с ней горе-любовников в дорогу, раскисшую после прошедшего дождя. Из грязи поочерёдно хлопали четыре сетчатых глаза.

Опешивший, невидимый тролль-вуайерист со взмокшими пухлыми руками, глянул вверх. На погребённых любовников стремительно опустилось и исчезло подкованное копыто, и проехали два больших деревяных колеса. Тролль, разинув пухлый поросший мхом рот, проводил взглядом удаляющуюся карету перламутрово-розового цвета. Она была запряжена двумя прекрасными белоснежными скакунами, стремительно уносящими её по извилистой лесной дорожке.

Магический тролль, взглянув вновь на дорогу, пришёл в неописуемое бешенство. Столь полюбившаяся парочка божьих коровок исчезла. Выплюнув пару крепких трёхэтажных ругательных фраз, тролль вынул золотой монокль из внутреннего кармана плаща, грубо скроенного из сиреневого кролика. Закрепил на голове, затянув чёрный ремешок. Магический оптический глаз ожил. Побежали цветные чёрточки и квадраты, закружился калейдоскоп. Золотой прибор в два захода сфокусировался на копыте скачущего коня. Горе-любовники живёхонькие глазели на мир с нового для себя ракурса.

Тролль перевёл взгляд на карету. Волшебный глаз включил рентгеновский магический режим. Стенки кареты как будто растворились, и чудо-прибор проник внутрь к великому удовольствию похотливого вуайериста.

В карете сидела совсем юная принцесса с прелестным кукольно-белым лицом и алыми в меру пухлыми губками бантиком в роскошном розовом платье с тремя юбками. В шерсти, думаю, в столь жаркий летний день она бы изрядно взопрела, и пошёл бы шлейфом смрадно-кисловатый аромат. Хоть нос вороти. Благо, в карете мерно фырчало и булькало некое подобие кондиционера, внутри которого носились крохотные демоны, выгоняя из транспортного средства взашей и пинками горячий влажный воздух, радушно впуская лишь прохладный освежающий бриз.

Вспотевший и нервно пыхтящий тролль-вуайерист остался весьма доволен пикантным зрелищем, но тут же несколько расстроился, громко недовольно крякнув, когда карета резко нырнула под горку и безвозвратно унесла прекрасное дитя.

Когда карета стремительно понеслась вниз по длинному склону, принцесса от приятного щекотания и пульсирующего ранее неизведанного ощущения, волнами растекающегося по телу, судорожно сжала коленки. Выехав вновь на равнинную дорогу, её отпустило.

Она направлялась к кузине в гости на чай. Почтовый попугай принёс короткое голосовое послание, в котором сестра приглашала отведать в её компании огромный воздушный торт, приготовленный её поваром, часто прибегающим помимо белой магии к чёрному колдовству шестого, запрещённого уровня. Оттого десерт получался редкостно вкусным, что, по её собственным признаниям, едва не привело к непоправимому. Однажды, облизывая измазанные в воздушном креме пальцы, она не заметила, как надкусила палец. Из него брызнула струйка крови, придавшая десерту демонический вкус. И была остановлена вовремя поваром, поскольку намеревалась откусить себе пальцы и с наслаждением разжевать тёплую плоть.

В послании старшая сестра предлагала после того, как они вместе отведают колдовской десерт прогуляться по уединённому саду, и там вдвоём вдали от всех поиграть среди благоухающих пьянящих пышных цветов и сахарно-медовых ягод, полежать под деревьями с наливными сочными яблоками под стрекотню и жужжание крошечных маэстро. Они будут делиться секретиками и новыми открытиями, какие совершает каждая юная леди в период взросления.

Рейкьявик. Старый дом.

Белая, некогда пушистая, клочками седая, ободранная кошка Марта возлежала в дремотной неге на мягком жаккардовом кресле. Под мерное тикание старинных часов она с упоением втягивала чёрным влажным носом пряный букет кисло-сладких испарений, исходивших от порядком протёртой ткани. Это было излюбленное кресло старого хозяина дома, деда Густава Матсона. В нём он проводил ту половину дня, которую не занимало другое чрезвычайно приятное занятие – покачивание в кресле-качалке, что стояло в комнате по соседству, с камином, уткнувшись в свежую газету, с курительной трубкой из вишнёвого дерева в пожелтевших зубах, выпуская ватные, парящие к потолку колечки.

Каждую ночь, когда все домашние уже мирно посапывали на мягких перинах, он спускался в прохладный, пахнущий плесенью подвал, где, наглухо закрывшись за звуконепроницаемой дверью, мастерил игрушки для любимых внуков, Кристы и Свена, с применением лазурной магии и лаймового колдовства.

Глаза Марты вдруг широко распахнулись и вспыхнули нефритово-зелёным светом. Следуя инстинкту самосохранения, мохнатое существо, одновременно принадлежащее двум Мирам, выгнулось горбатой дугой. Шерсть, только что старательно прилизанная и от того влажная, поднялась дыбом, испортив тем самым причёску. Зарычала и зашипела, обнажив некогда острые клыки.

Кошки, одни из немногих животных, обитающих на Земле, способные разглядеть незримое и почувствовать неосязаемое. В нефритовом спектре двигалось некое жабоподобное существо с огромным ртом, выпученными жёлто-зелёными глазами и четырёхпалыми непропорционально маленькими ручками. Чёрные, спадающие на всю длину тела, волосы волочились по полу. Двигалось чудовище мягко, совершенно бесшумно переступая длинными щупальцами. Если бы Марта умела считать и не была столь напугана, то сумела бы определить, что их восемь.

Кошке столь почтенного возраста пора было уже привыкнуть к появлению странного гостя. Для неё нахал таскается по трёхсотлетнему дому с того самого дня, как была подобрана на помойке добродушным стариком.

В действительности монстр – ровесник особняка, никто иной, как домовой, хранитель и большой баловник. Имя его Бульбас. Вот и сейчас он, удовлетворённый своими проказами, причмокивая толстыми губами и хихикая, мягко выскользнул из книжного шкафа и, не обращая совершенно никакого внимания на бестолковую кошку, пересекал комнату. Он был чрезвычайно доволен тем, что заставил продолжительно чихать мистера Матсона, пощекотав ему ноздри чёрными волосами, когда тот мирно посапывал с открытым ртом на кресле-качалке. Также подставил Марту, размотав бабушкин клубок с пряжей и спутав нить замысловатыми морскими узлами.