Она останавливается, и он видит, как мышцы ее спины слегка подергиваются под пиджаком, словно она раздраженно поводит плечами. В конце концов она разворачивается к нему лицом, так и не разжав зубы, но ее бледные глаза больше не метают молнии.
– И что такого важного ты делал в Вегасе?
Оставшиеся невысказанными слова для него более чем очевидны. «Ради чего столь важного ты оставил меня разбираться с этим… другим собой и нашей дочерью… одной?»
– Ничего, вообще-то. – Он морщится от собственного невнятного бормотания. – Я просто должен был… оказаться подальше.
Мышца на ее щеке подергивается.
– От меня?
– Нет, Детектив, я…
– Предполагается, что мы напарники, Люцифер, – горячо прерывает его она. – Ты… ты был мне нужен.
Ее слова заставляют его замереть, и к охватившей его тревоге добавляется чувство вины.
– Мне жаль, – бормочет он, и это правда. – Наверное, моим первым порывом было сбежать, а надо было остаться – теперь я это понимаю.
«Держу пари, он бы не сбежал», – мрачно раздумывает Люцифер, пока эмоция, которую он отказывается называть ревностью, жжет его изнутри, словно кислота. Будущий он кажется полностью собранным и уверенным в себе – точно знающим, что делает.
Тот факт, что это он сам и что, очевидно, однажды станет таким, почему-то Люцифера не успокаивает.
Он Дьявол, предпочитающий сиюминутное удовольствие… и хочет всего и сразу.
Хочет чувствовать себя достойным и хорошим, довольным и счастливым, и подозревает, что все это неизбежно завязано на Хлое.
Все дороги ведут обратно к ней.
– Мне правда жаль, – повторяет он тихим и лишенным его обычной игривости голосом.
Она сглатывает и всматривается в него, словно выискивая любые признаки неискренности. В конце концов она одергивает лацканы своего нелепого удобного пиджака, откидывает от лица распущенные волосы и прочищает горло.
– Пойдем уже, у нас новое дело.
Она резко разворачивается, в этот раз явно рассчитывая, что он последует за ней.
Он так и делает, но успевает уловить странное выражение, что на миг возникает на ее лице, прежде чем она поворачивается к нему спиной.
Он может понять гнев, раздражение и боль – они вполне обоснованы.
Но это… он не знает почему… но это походило на чувство вины.
***
Обстановка на месте преступления неуютная и напряженная. Люди снуют вокруг, тогда как Люцифер стоит за спиной у Хлои, определенно не дуясь, и просто сопит и поправляет манжеты.
– Причина смерти, Джон? – спрашивает Детектив у криминалиста.
Джон отводит камеру от лица и опускает, позволяя ей свободно свисать на ремне с шеи.
– Удар тупым предметом по голове, – отвечает он и опускается на корточки, для наглядной демонстрации водя вдоль тела пальцем. – У нас тут расколотый череп, потеря зубов и подбитый правый глаз… судя по посинению и опухоли, предполагаю наличие сломанных ребер, может, проткнутой печени.
– Что насчет орудия убийства?
– Пока не нашли. Тут, – он обводит взглядом закрытый пляж, – зацепок не то чтобы много.
– Не беспокойтесь! – весело прерывает его Люцифер, наклоняясь над Детективом, которая также присела на корточки рядом с телом. – Вы все равно лучший, Джон. Мы по вам будем скучать.
Джон уходит на пенсию, и, в отличие от многих ужасных людей, которых Люциферу довелось повстречать, его он не ненавидит и сильно сомневается, что полиция найдет криминалиста, способного его заменить.
– Спасибо, Люцифер, – улыбается Джон, позабавленный его словами, и вновь переключает внимание на тело. – Что думаете о его наряде, детектив?
На теле, распухшем и насквозь промокшем, виднеются остатки костюма Санты. Детектив уже собирается ответить, но Люцифер ее прерывает.
– Возможно, он просто пытался донести немного рождественского настроения – ума не приложу, почему из дня рождения этого невыносимого зануды сделали праздник – до обитателей подводного мира. Получились Санта Челюсти!
Глаз Хлои подергивается.
– Хотел устроить старое доброе крабнование? – снова пробует зубоскалить он. – Произвести убийственное впечатление на кита-убийцу? Нет?
Джон смеется, но не Детектив, которая снова поправляет пиджак. Может, дело в нем или в жаре, но что-то ее раздражает, так что она его снимает. Затем она собирает волосы и откидывает их с затылка, чтобы немного остыть.
Она продолжает смотреть на тело с каким-то тревожным выражением на лице, а взгляд Люцифера упирается в обнажившийся участок кожи у нее на шее. Ей явно жарко и неуютно – это очевидно по тому, как она отдувается, и по стекающим по ее загорелой коже ручейкам пота, – но не это привлекает его внимание.
А привлекает его внимание… розовый засос, расцветающий под ее кожей.
Он нахмуривается, недоумевающе склонив голову набок, а потом наклоняется вперед, сцепляя руки за спиной, чтобы получше рассмотреть. Ему даже не приходится спрашивать: он понимает все по тому, как Детектив напрягается и шире распахивает глаза. Кашлянув, она быстро встает и закрывает шею волосами.
Он прищуривается и вновь откидывает их ей за плечо, присматриваясь к обнаженной коже. Детектив вздрагивает и вздыхает со смиренным выражением на лице.
Какое-то время они просто смотрят друг на друга. Она чуть раздвигает губы, тогда как он мрачно поджимает свои.
Когда подоплека сделанного им открытия становится более чем очевидной, обстановка резко накаляется, и весь воздух вокруг них словно бы оказывается выкачанным. Ему нужно убраться оттуда, пока он не задохнулся в этой душной атмосфере.
– Ладно, – бормочет он и, поправив манжеты, прочищает горло, – я понял.
С этими словами он резко разворачивается и направляется прочь.
Уходя, он слышит, как она бормочет извинения Джону и остальным, но сосредотачивает все свое внимание на прохладном океанском бризе, отчаянно желая, чтобы звук разбивавшихся о берег волн заглушил ее голос.
Это не срабатывает.
– Люцифер, пожалуйста, – она практически бежит следом, делая два шага на один его, – пожалуйста, просто выслушай меня. Позволь объяснить.
– Нечего объяснять, Детектив, – отрывисто обрывает ее он, подняв руку.
Он не хочет слышать этого – просто не может. Он предпочтет вернуться в ад или снова пасть, чем услышать, что ей его недостаточно. Что даже другая версия его лучше – более достойная. Он не желает знать, что она все же выбрала Люцифера Морнингстара – но она не выбрала его.
Ей буквально приходится бежать, зарываясь ботинками в песок, чтобы обогнать его. Она упирается руками ему в грудь с раздраженным фырканьем, и он позволяет ей себя остановить.
Сглотнув и стиснув челюсти, он переводит на нее выжидательный взгляд и выгибает бровь. Она неловко переминается с ноги на ногу.
В конце концов он решает спросить напрямик:
– Ты с ним спала?
– Нет, – быстро отвечает она, но его облегчение быстро испаряется, стоит ей добавить: – Мы целовались и… кое-что еще делали… но нет.
Он не уточняет, что означает «кое-что еще», потому что уже чувствует подступающую к горлу тошноту и пытается обойти ее, чтобы по привычке сбежать от неудобной ситуации.
– Прекрати избегать проблему, – говорит она, словно прочитав его мысли, и вновь упирается руками ему в грудь. – Поговори со мной, пожалуйста.
Он фыркает и одергивает полы пиджака.
– О чем тут говорить? – прямо спрашивает он. – Эта мерзость у тебя на шее говорит красноречивее любых слов. Ну в самом деле, нам что, по шестнадцать?
Ему самому тошно от того, какой горечью пропитан его голос, как он сочится ревностью.
– Я… – судя по быстро сменяющимся эмоциям на ее лице, она и сама не знает, что сказать, и в конце концов произносит лишь: – я сожалею.
– Вот как?
– Сожалею, если причинила тебе боль.
Ее пояснение вызывает у него вспышку ослепительного гнева, грозящего в любой момент вырваться наружу.
– Разве я не был тебе нужен? – напоминает он о ее собственной вспышке гнева в участке, выплевывая ее же слова с издевательскими нотками в голосе.