Люцифер нахмуривается. У него кружится голова от всего этого потока информации, что обрушился на него. От его внимания не ускользает то, что, если он и вправду ее отец, она его таковым не считает. Она говорит так, словно они два разных человека – Люцифер из прошлого и Люцифер из будущего – и в данный момент только один из них ее отец.

Это не должно его беспокоить.

Однако же по какой-то невероятной причине… беспокоит.

− Но ангелы не могут размножаться, − слабо настаивает он.

− Ну, а ты смог, − пожимает плечами она. – Не знаю, вправе ли я объяснить тебе, в чем тут дело, потому что понятия не имею, что тебе известно в этом времени, но это связано с самореализацией и уязвимостью. Ты это сам выяснишь.

Он растерянно моргает, совершенно сбитый с толку. Логика и рациональность подсказывают ему одно, тогда как необъяснимое стеснение в груди – совсем другое. Ангелы не могут размножаться, однако же перед ним стоит молодой ангел, которого он никогда прежде не видел и который явно не является его сестрой.

Упоминание ею уязвимости заставляет его задуматься о другой теории, которую он старательно избегает. С тех пор, как Детектив коснулась его шрамов, напоминая о страдании длиною в жизнь, он ощутил в себе изменения. Он начал что-то чувствовать – причем так много и в столь короткий срок, что порой просто задыхается от переизбытка эмоций. Он так долго не ощущал ничего – целые столетия пустого небытия – что внезапный наплыв чувств ошеломляют его.

Так что если он внезапно способен чувствовать, если способен меняться, возможно, это… как бы безумно это ни звучало… тоже возможно.

− Просто… посмотри мне в глаза, − в конце концов предлагает Рори, подходя к нему. – Посмотри мне в глаза и скажи, что я не твоя дочь.

Он закатывает глаза, но полагает, что если Детектив – рациональная, разумная, раздражающе милая женщина − готова это слушать, то и ему стоит.

Он поправляет халат, прищуривается и наклоняет голову, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

Они такого же цвета, как его собственные – темно-коричневые омуты, поблескивающие от едва сдерживаемого веселья. Чувство, что внезапно зарождается в его груди, таится так глубоко, что он не может до него добраться и проанализировать. Но оно там, и отрицать его невозможно. Особенно когда она достает телефон и показывает снимки, которые, похоже, показывала и Детективу.

− Теперь веришь?

Он вздыхает и отступает, все еще ощущая какую-то тупую боль в груди.

− Наверное, − бормочет он. – Но это все равно полный абсурд. Я терпеть не могу детей и никогда не понимал желание людей размножаться.

− Вряд ли я была запланированным ребенком, − пожимает плечами она, − но ты хотел меня – захочешь меня. Не знаю, все так запутанно. Я тоже не знаю, как ко всему этому относиться, чувак.

Люцифер хмыкает и окидывает ее взглядом, выразительно выгнув бровь.

− Я позволяю тебе так одеваться? – спрашивает он, отнюдь не впечатленный ее внешним видом. – Словно тебя пережевал и выплюнул магазин одежды для панков и рокеров?

Она фыркает и скрещивает руки на груди поверх хиппарской футболки. Он медленно осматривает ее, начиная с розовых прядок в волосах, кожаных ремней вокруг шеи и запястий и заканчивая громоздкими армейскими ботинками, и раздумывает над тем, что ни один ребенок на свете не станет носить столько шипов.

Он неприязненно морщится.

− Позволяешь мне? – повторяет она. – Это 2016-й или 1916-й? Я одеваюсь, как хочу.

− Это я вижу, − сухо замечает он.

Она снова фыркает, явно раздраженная.

− И что нам теперь делать? – размышляет вслух Люцифер.

И тут он вспоминает о том, что делает, или, что гораздо важнее, к кому обращается, когда ему нужна помощь.

− Пойдем со мной, − велит он и, быстро схватив ее за руку, тащит к лифту.

***

− И вот что у нас есть, − заканчивает он, хлопнув в ладоши, − совершенно нелепая история, если в двух словах.

− Ты долго еще собираешься назвать ее нелепой? – спрашивает Рори, закатывая глаза. – Не надоело еще все драматизировать?

− Я и не драматизирую, − возмущается он, нахмурившись. – Это ты драматизируешь.

− Вовсе нет!

Они оба раздраженно фыркают, отворачиваются друг от друга, хотя и так сидят по разным сторонам дивана, и одновременно закидывают ногу на ногу.

Линда смотрит на них, явно стараясь сохранить невозмутимость.

− Так ты его…

− Дочь, − кивает Рори.

– От…

− Хлои.

− И ты из…

− Будущего, − уверенно отвечает Рори, продолжая кивать. – Знаешь, та Линда, которую я знаю, умеет слушать куда лучше.

Люцифер прочищает горло, невзначай поправляет полы пиджака и наклоняется к ней.

− Доктор не знает о… − начинает он, понизив голос, и указывает на них обоих с таким видом, словно она должна сразу же понять, о чем он, − божественной стороне вопроса.

Рори выгибает бровь.

− Так покажи ей прямо сейчас.

Люцифер закатывает глаза.

− Спасибо за совет, капитан Очевидность, но все не так просто.

− Почему же?

− Что ж, − он чувствует, как начинает краснеть – кожа будто слегка зудит, – я бы не хотел, чтобы она превратилась в пускающего слюни психа. Я только что узнал, что у меня в будущем появится ужасный, нахальный отпрыск. Очевидно, что мне самое место на этом диване.

− А, так ты напуган, − замечает Рори, с любопытством оглядывая его, словно он какая-то гребаная загадка, которую ей надо разгадать. – Ты боишься быть отвергнутым, боишься, что кто-то, кто тебе дорог… вероятно, первый человек, помимо мамы, кто стал тебе дорог… сбежит без оглядки, увидев твое дьявольское лицо.

Ее слова оказываются слишком близкими к неудобной для него правде. Он смотрит на нее во все глаза, при этом остро ощущая на себе внимательный взгляд Линды.

− Слушай, может, я и немного… опасаюсь показывать Доктору, кто я на самом деле…

− Это не то, кто ты на самом деле.

Это заявление заставляет его помедлить.

− Что?

− Твое дьявольское лицо, − продолжает она, − это не то, кто ты есть. Это просто лицо, оно тебя не определяет.

Он моргает, а потом возмущенно фыркает, потому что, разумеется, определяет. И так было всегда.

− О чем ты вообще говоришь?

Рори полностью разворачивается к нему и снова закидывает ногу на ногу, так что диван при смещении ее веса немного отпружинивает. Люцифер недоумевающе хмурится.

− Ты обзавелся этим лицом, потому что видел себя таким… потому что считал себя монстром, недостойным любви дедушки. Но ты не монстр… и это лицо просто такая же часть тебя, как и способность быть хорошим мужем и отцом. Не сейчас, в будущем.

Он вновь смотрит на нее во все глаза, ощущая стеснение в груди. Он все смотрит и смотрит, не веря ей, потому что просто не может поверить, и в какой-то момент Линда, по-видимому, сжаливается над ним.

− Ты тоже веришь в то, что ты – Дьявол? – спрашивает она у Рори.

Рори с Люцифером переглядываются и после секундного затишья одновременно разражаются смехом.

− Разумеется, нет, Доктор! – возражает он. – Не говори глупостей. Она просто обычный ангел.

Он произносит это как нечто само собой разумеющееся, заставляя Линду тяжело вздохнуть. Она ерзает и поправляет лежащую на коленях записную книжку.

− Так ты веришь ей… веришь, что она твоя дочь?

Он прочищает горло, ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд Рори.

− Что ж, поначалу я не поверил, но потом увидел ее крылья.

− Ну, разумеется, − ошарашенно моргает Линда.

− И я уже достаточно большой мальчик и могу признать свою неправоту, Доктор, − продолжает он. - И тебе ли не знать, насколько я большой…

Он широко улыбается, заметив румянец на ее щеках при этом намеке, и Рори фыркает.

− И с тетей Линдой тоже? – плоским тоном спрашивает она. – Боже, Мэйз говорила, что ты был тем еще ловеласом, но все же гадость какая.

− Тетей? – удивленно переспрашивает Линда.

Рори неуютно ерзает, словно подозревая, что сказала слишком много.