Впрочем… вся его весёлость мигом испарилась, едва Фернандо увидел огромный как катафалк, чёрный автомобиль возле своего дома. Призрачная надежда, что, может быть, это не к нему, рухнула, когда из машины вышел огромный верзила в дорогущем костюме и шагнул ему навстречу.

– Сеньор Гонсалес? – сурово произнёс верзила, и Фернандо оторопел – никогда к нему ещё не обращались столь официально!

– Да… – растерянно ответил парень.

– Встречи с Вами ждут очень важные люди. Советую Вам одеться как можно более парадно, – верзила критически оглядел спортивный костюм Фернандо, – и в ближайшие десять минут быть в этой машине! И гитару свою не забудьте!

Фернандо в ужасе поднимался в свою квартиру – что опять происходит?! Только он решил, как ему действовать – и снова всё меняется! Что ему теперь делать?! Впрочем, ему только что сказали, что делать – одеться как можно красивее и садиться в машину, спорить верзила был явно не настроен.

Фернандо надел свой сценический костюм – ничего более парадного у него не было. А волосы?! Снова они торчат! Парень не знал, допустимо ли это сейчас… А, впрочем, плевать – поздно что-либо менять за минуту до выхода! Фернандо несколько раз провёл по ним расчёской и побежал из квартиры, прихватив гитарный футляр.

Верзила открыл перед ним дверь, впуская в салон – и снова тесная тьма тонированной машины поглотила Фернандо. Машина мягко тронулась, держа свой путь явно не в грязные кварталы Лос-Сантоса – нет, мимо во всех красках заходящего солнца (сильно затемнённых чёрным стеклом) мелькали уютные пляжи, вереницы высоких тонких пальм (Фернандо ни разу не видел подобные в Тринити), сверкающие роскошью пляжные дома. Машина свернула в горы, где, как Фернандо помнил по карте, располагались самые элитные районы. Куда его везут??? Неужели?..

Машина остановилась возле особняка, который больше смахивал на дворец. Двое верзил в ещё более дорогих костюмах открыли дверь и велели Фернандо идти за ними. Парень робко оглядывал царящую кругом роскошь – огромный сад с фонтанами, мраморные статуи и колонны, широченная лестница, как в настоящем дворце… По этой лестнице его провели в богатые покои в причудливом псевдо-восточном стиле, где царил полумрак, наполненный экзотическими благовониями. В этом полумраке Фернандо даже не сразу разглядел того, кто его ждал.

– Здравствуй, Фернандо! – услышал парень чей-то странный фальцет и замер.

Щёлкнул выключатель, и напольный бра осветил сидящего в огромном кресле высокого, худого человека в простом костюме. Его лицо было изувечено шрамами, а глаза скрывали большие чёрные очки. Фернандо сильно удивился чёрным очкам в этой тёмной комнате.

– Фернандо, подойди, пожалуйста, поближе, – сказал человек, – я давно слеп, поэтому я хочу лучше слышать тебя.

Парень подошёл ближе к креслу.

– Садись рядом, – сказал человек в очках, указывая в сторону второго большого, удобного кресла. Фернандо сел.

– Ты, наверное, догадался, что я – дон Идальго, – заговорил человек, глядя прямо перед собой в пустоту, – как видишь, я достиг всего, о чём можно только мечтать, но жизнь поступила со мной жестоко, отобрав у меня зрение. Вот уже много лет единственной моей радостью стала музыка. Я слышал, что ты хороший музыкант, Фернандо. Сыграй и спой мне, пожалуйста, что-нибудь самое красивое, что ты знаешь.

Фернандо достал гитару и задумался на пару секунд. В голове вертелась одна песенка, которая ему очень нравилась – он перенял её у одного гитариста из Тринити:

Уж в клетке который год

Пернатый певец поёт,

И все мечты о любви

Он в песни несёт свои.

И страстно он их поёт,

Вот только любовь не придёт…

Как только приходит весна,

Становится клетка тесна,

Ведь ставят её на простор,

Чтоб слушал он птичий хор,

И лучше учился петь,

Но только не мог улететь.

И снова певец поёт,

Любовь он свою зовёт.

И вот отвечает она!

Надежды и счастья полна!

И с песней к нему летит,

Как песня её манит!

Но слышен жестокий щелчок,

Захлопнулся старый силок!

Надежды разбиты вновь –

В сетях его бьётся любовь!

И счастлив лишь птицелов –

Хороший весной улов!

Фернандо всегда заканчивал эту песню кодой своего сочинения, где он пытался передать пение птички и жестокий удар клетки, обрывающий эту трель… Всю песню дон Идальго лишь смотрел в пустоту перед собой, и долго после того, как затих последний аккорд-удар, старик не проронил ни слова.

– Огромное спасибо тебе, мальчик мой! – наконец восторженно прошептал он, – ты сейчас так порадовал меня! Дай, я тебя обниму!

Никогда ещё Фернандо не испытывал ничего более неловкого, чем эти странные объятия от незнакомого старика, да ещё и крупного мафиози.

– Откуда ты узнал, что я люблю птиц? – спросил дон Идальго.

– Я не знал! – удивился Фернандо.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу, – старик тяжело поднялся, нащупав рядом тонкую длинную трость, и Фернандо в ужасе заметил, что у него нет одной кисти, да и ногу старик ставил как-то странно. Ловко орудуя тростью перед собой, дон Идальго двинулся в сторону дальней двери, не задевая при этом ни одного предмета рядом. Фернандо оставил гитару в кресле и последовал за ним.

За маленькой дверью перед парнем предстал потрясающий по красоте зимний сад. Со всех стен и потолков свисали растения и цветы, но самое поразительное было другое – повсюду стояли клетки самых разных цветов и размеров, и в каждой клетке прыгали и щебетали десятки птиц.

– Вот они, мои замечательные маленькие певцы! – жуткое, изуродованное лицо старика буквально светилось, когда он склонялся к клеткам своих питомцев, – вон Лучано, мой маленький кенар, обожаю твои коленца! Вот мой милый вьюрок Бенито – ты так дерзко свистишь! А вот мой любимый щегол Фернандо – да, у меня есть маленький певец, которого зовут так же, как и тебя! Глянь, какой он красивый!

Фернандо поражался, как слепой старик умудрялся из десятков птичьих голосов по слуху определять каждого своего любимца. Парень подошёл к клетке, на которую указывал дон Идальго – в просторном зелёном вольере прыгала маленькая яркая птичка с красной мордочкой и жёлтыми крылышками.

– Слышишь, как он старается? – спросил старик, – потрясающая птичка – смелая, красивая, и такая музыкальная! Мне кажется, ты – как этот щегол, такой же дерзкий и талантливый.

«Ещё не хватало, чтобы меня щеглом прозвали!» – подумал Фернандо.

Дон Идальго медленно опустился на плетёное кресло посередине комнаты.

– Обожаю сидеть тут и слушать моих маленьких пернатых музыкантов! – с наслаждением произнёс он, – многие люди уверены, что только соловьи способны красиво петь. Как же они ошибаются! В мире десятки птиц, которые поют ничуть не хуже соловья! Но знаешь, дорогой мой Фернандо, это ведь огромный труд – найти и отобрать лучших певцов! Каждую весну мои люди ловят и приносят мне сотни маленьких музыкантов, и каждого я тщательно прослушиваю. И лишь избранные, лучшие из лучших попадают сюда…

– Если вы так любите птиц, то зачем вы держите их в клетках? – удивился Фернандо.

– Ещё одно большое заблуждение, что птицам плохо в клетке, – улыбнулся дон Идальго, – всё зависит от условий содержания. Мои птички содержатся в лучших условиях, получают лучший корм, каждый день их выпускают полетать, и заметь, Фернандо – они всегда сами залетают в свои клетки, потому что это их любимый дом. В неволе эти маленькие птички могут жить до двадцати лет! За пятнадцать лет, сколько я занимаюсь моими пернатыми питомцами, у меня не умер ещё ни один артист. А что на прекрасной свободе? Ни одна певчая птица на воле не доживает и до десяти лет. Больше половины всех птенцов гибнут в первый год жизни – голод, хищники, болезни…