На высокое расписное крыльцо они поднялись друг за другом. Сначала, первый, за ним Маша, и замыкал шествие второй брат. То, что они были братьями, а кроме того, близнецами, Маша поняла сразу. Массивные двери впустили шествие внутрь.

– Тут стойте! – скомандовал первый и, сняв шапку, двинулся внутрь. Он вообще вел себя так, будто был за главного. Впрочем, возможно, так и было, потому что второй его слушался и не возражал. В сенях было темновато, только маленькое рубленое оконце под потолком давало маломальский свет. В углу стояла пузатая бочка, парень схватил ее за край и вытянул поближе.

– Садись, – кивнул он Маше, – в ногах правды нет.

Маша присела на круглую крышку, тщательно поправила юбку. Парень то покачивался с пятки на носок, то прохаживался туда-сюда, поглядывая на девушку. Было видно, что ему любопытно, но он молчал.

– Тебя как зовут? – спросила Маша, чтобы что-то сказать.

– Светислав, – тут же ответил парень, – Вышаты, дружинного боярина сын.

– А тот? – указала Маша на закрытую дверь.

– А это брат мой, Светозар. Близные мы.

– Я заметила, – улыбнулась Маша.

– Говорят, отец, когда узнал, что мамонька в тягости, вдвое больше поклонов положил, вот бог и дал ему двоих сыновей.

– Хорошая версия, – Маше было забавно слушать, как рассуждает великовозрастный парень о чудесах многоплодной беременности.

– А Кате вы кто? – полюбопытствовала она.

– Никто, – Светислав пожал плечами, – когда уезжал Олаф конунг, то оставил князю и княгине своего сына, Магнуса. А с ним и Кату. Князь приставил нас, боярских детей, чтобы играли с почетными гостями и прислуживали им. Мы выросли вместе. Ката хоть и девка, но разумница, не чета нашим, которые кроме нарядов да посиделок ни о чем не думают. Княгиня Кату любит, не неволит, сватов засылали уже не один раз, но княгиня сказала, если Ката не восхочет, свадьбе не быть.

В это время дверь приоткрылась и из проема выглянула голова Светозара.

– Идемте, – поманил он рукой.

Маша спрыгнула с бочки, Светозар открыл дверь и впустил ее внутрь. Маша думала, что они пойдут в Катины покои, но Светозар повел куда-то вверх, где, на удивление, было светло и просторно. Они остановились у одной из дверей. Светозар вежливо стукнул в створку и распахнул ее. Маша шагнула вперед. У правой стены на лавке, застеленной толстым ковром, сидел мальчишка. Обыкновенный подросток, который медленно, но неизбежно взрослеет, оттого выглядит уже не ребенком, но и еще не взрослым. Одет он был богато, и выглядел, в целом, довольным. В руках он держал клинок и рассматривал его пристально, изредка выполняя выброс рукой. У другой стены сидела Ката. Рядом стояла девушка, держащая корзину, из которой, пища, пытались выбраться два дымчатых котенка. Ката, увидев Машу, ахнула и прижала ладони к щекам. Девушка с корзиной, поклонившись тут же направилась к выходу.

– Так и знала, что беда приключилась! Ограбили!

Близнецы стояли у дверей, ожидая приказания.

– Никто меня не грабил! – Маша вдруг поняла, как она рада видеть Кату, – свои справились.

– Как это – свои? – изумилась Ката.

Маша вдруг задумалась, а стоит ли рассказывать девчонке, что ее тут вовсю обманывают и решают за нее. Расскажешь, неизвестно, что дальше будет. А, с другой стороны, не рассказать, так они и будут продолжать творить что попало.

– Сволочные у вас тут порядки! – произнесла она горячо, так, что мальчишка перестал теребить оружие и с любопытством поднял голову. – Чуть что – сразу руки крутят и в погреб!

Ката выглядела ошарашенной. А Маша, не стесняясь в выражениях, рассказывала о своих злоключениях. Когда она упомянула о Мале, Ката переменилась в лице. Щеки ее порозовели, шея покрылась пятнами.

– Ах нянюшка, старая ветрогонка2! Глазопялка3!

От дверей раздалось сдавленное похихикивание.

– Светислав! – один из близнецов перестал смеяться, выпрямился, ожидая приказа, – ну-ка позови мне нянюшку. Да и Доброгневушку вместе с ней!

Парень вышел за дверь, Ката, все еще возмущенно фыркая, плюхнулась на лавку рядом с братом.

– Что творят! – возмущалась она, – как только боженька допускает! Гостей в доме грабят, сироту обидели!

– Успокойся, сестра, – произнес мальчишка ломким голосом, – сейчас разберемся!

Светислав вернулся быстро. За ним, суетливо семеня, вошла та самая тетка, которая командовала мужиками. Увидев Машу, она споткнулась на пороге, но взяла себя в руки.

– Доброго тебе утра, княжич! И тебе, княжна! Хорошо ли спала? Откушала ли заутрок4?

Ката медленно встала с лавки и подошла к женщине.

– Безлепие творишь, Доброгнева, – тихо произнесла она, – подруженьку мою почто обидела?

Доброгнева открыла рот говорить, но Ката перебила ее.

– Мал где?

– Так как велела, матушка, – засуетилась Доброгнева, – присмотрен добрыми людьми!

– А я знаю, что живет мальчишка заброшен, ни добра, ни ласки не видит. Ты же сама мать! Неужто не жалко сироту?!

Доброгнева не нашлась, что ответить.

– Сегодня же пожаловалась бы княгине Ирине, да скажи спасибо, не хочу ее тревожить после дальней дороги. Ты же знаешь, как добра наша княгиня к людям добрым и божеским, и как она не любит тех, кто грех творит и обманывает! Чтобы сегодня же наряды гостьюшки моей были в горнице! И чтобы порчи никакой им не было!

Доброгнева кивала.

– Уходи с глаз моих! – Ката отвернулась от женщины. Та, не глядя по сторонам, выскочила наружу.

– Ох, сурова ты, сестрица! – засмеялся мальчишка, – я сейчас отца перед собой увидел, будто это он распекает провинившихся!

Ката хихикнула.

– Может в следующий раз побоится безобразничать! Нянюшка где? Долго ли ждать? – повернулась она к Светиславу.

– Захворала она, – ответил юноша, – просила простить ради бога, занемогла, встать с не может.

По его хитрому прищуру было понятно, что если и захворала вредная нянюшка, то воспалением хитрости. Не захотела под горячую руку воспитанницы попасть.

– Ладно, сама ее навещу, – произнесла Ката. – брат, раздели с нами трапезу?

Магнус кивнул.

– Если подружка твоя расскажет то, что ты мне рассказывала. Больно уж былица занятная.

Ката махнула, и Светислав впустил в горницу девушку-служанку.

– Новица, своди-ка нашу гостью в баньку, да после приодень. А потом приводи, трапезничать будем.

Маша растерялась, но Ката кивала, иди, мол, не бойся! И она пошла вслед за Новицей. Проходя мимо стоящих столбом парней, она взглянула сначала на Светозара, сурового лицом. Потом на Светислава. Ей, наверное, показалось, что Светислав подмигнул ей.

Маша стояла перед круглым металлическим зеркалом, тем самым, похожим на большое блюдо, и с удивлением рассматривала себя. Понадобилось всего каких-то пару часов и сундук нарядов, чтобы она перестала быть девушкой двадцать первого века, и стала древнерусской славянкой. Погрузиться в обстановку помогла баня, которая оказалась маленькой и темной. Стены были ужасно закопченными, и Маше казалось, что она больше измажется, чем намоется. Но, оказалось, что от этого можно получить настоящее удовольствие. Четверо женщин сначала дружно махали вениками, обдавая тело влажным и пахучим духом свежих листьев, потом намывали ее, не обращая внимание на слабые возражения, что она и сама может, дайте только воды и мыла. Кстати, и мыла у них не было! А был какой-то отвар, которым ей долго натирали волосы и все тело, а потом так же долго смывали. Когда же у Маши совсем не осталось сил, и она лежала, блаженно вздыхая, ее еще раз облили отварами и под руки вывели в предбанник – одеваться.

И тут она с ужасом обнаружила пропажу. Все ее вещи, вместе с рубахой и многострадальной юбкой, выданной старой Зорицей, пропали. Не было ни лифчика, ни трусов. Пока она водила глазами по лавке, в поисках своего нижнего белья, старшая из банщиц натянула на нее просторную тонкую рубаху.