– Извините, что подслушал разговор.

Ни чувства вины в его взгляде, ни раскаяния, на следователя он смотрел с вежливым нахальством. Да, подслушивал, но ведь Асатуров тоже далеко не ангел, набросился на несчастную женщину…

– Во-первых, это не разговор… – Следователь начальственно нахмурил брови.

– Неужели допрос? – усмехнулся Максим.

– И что вы видели в бинокль?

Асатурову ничего не оставалось, как взять себя в руки и попытаться извлечь пользу из возможного свидетеля.

– Я видел, как один мужчина столкнул со скалы другого. – Максим повел рукой в сторону белой скалы.

– Когда вы это видели?

– Ну, в районе двух часов, меня после завтрака тошнило, не знаю, может, что-то съел… Не буду утомлять вас подробностями. В общем, в районе двух часов меня отпустило, захотелось движения, я вышел на балкон…

– С биноклем?

– Ну да… – Максим почему-то не выдержал удивленный взгляд следователя, отвел глаза.

И Асатуров, заподозрив неладное, усилил натиск.

– Зачем вам биноколь?

– Вообще-то мне говорили, что окна моего номера будут выходить на море, – вздохнул Максим.

– И что?

– Ничего! – так же резко ответил Максим.

И, глянув на Полину, ясно дал понять, что не станет отвечать при ней на каверзные вопросы. И судя по легкой насмешке, которая пробежала по его губам, Асатуров правильно понял этот посыл. Да и Полина, не дура, догадалась, но даже не изменилась в лице. Ну нравится мужчине подглядывать за полуголыми женщинами, на то он и мужчина. А если Максим собирался подглядывать за другими мужчинами на пляже, то это его личное горе. Он бросил ей спасательный круг, как после этого она могла осуждать его за возможную ошибку природы?..

– И вы видели мужчину в розовой шляпе?

– Ну, возможно, это была женщина. С борцовскими плечами.

– С борцовскими плечами?

– Ну да, широкие такие плечи, покатые… И спина открытая, в смысле без лифчика, – последнее слово Максим произнес едва слышно.

– А в лицо вы его видели?

– Нет… Он исчез из виду, не поворачиваясь ко мне лицом. Резко появился, столкнул мужика и сам стал падать, ну назад… Этот со скалы, к морю полетел, а этот назад, в кусты… Кусты там зеленые…

– Понятно, что зеленые, – в раздумье проговорил Асатуров.

– И шляпа с него слетела, я затылок успел разглядеть. Широкий такой затылок, мощный. И бритый.

– Широкий бритый затылок?

– Мужик это был. В женской шляпе.

– А почему вы об этом никому не сказали? – встрепенулся Асатуров.

– А кто у меня спрашивал?

– Вы должны были сообщить об убийстве.

– А я откуда знал, что это было убийство? Думал, голубки там играются.

– Голубки?

– Ну, если мужик в женской шляпе был…

– Со скалы столкнул.

– Куда столкнул? С камня? Откуда я знал, какая там высота, может, метра два всего.

– Сто два метра.

– Ничего себе! С такой высоты убиться можно!

– А почему, по-вашему, я здесь?

– Я так понимаю, вы следователь?

– Правильно понимаете. Я могу с вами пообщаться? – спросил Асатуров.

И, не дожидаясь ответа, направился к Максиму в люкс. Полине он велел оставаться в номере.

Максим пошел открывать следователю, Полина наделась, что разговаривать они будут на балконе, но, увы, они остались в номере. Мало того, Асатуров задвинул дверь, чтобы Полина не могла подслушивать. Впрочем, она уже могла не волноваться. Максим отвел от нее подозрения, и, пожалуй, она должна была его за это благодарить.

Море близко, прямо под ногами, достаточно сделать шаг и отдаться силе земного притяжения. Несколько секунд свободного падения, и до моря будет рукой подать. Только вот Маркушин руку протянуть не смог, разбился насмерть в двух шагах от него. Ролан Борисович Чистяков очень хотел знать, как это все произошло.

Он стоял на краю того самого обрыва, в темноте, под луной, звезды зажигались одна за другой, создавая притяжение, обратное земному. Небо тянуло вверх, море вниз, и это противодействие создавало чувство равновесия, которое позволяло возвышаться над бездной с чувством уверенности в себе. А ведь кто-то мог подкрасться к нему сзади, толкнуть в спину… И вряд ли это будет Полина.

Смерть Чистякова не пугала. Ему сорок девять лет, он хоть и чувствовал себя молодым, но жизнь уже, можно сказать, позади. Да и нет у него ни жены, ни детей, которых нужно растить и содержать, если он вдруг уйдет из жизни, никто и не заметит. Если вдруг, то никто ничего не потеряет. А сам он свою смерть как-нибудь переживет. Есть же что-то там на том свете, не может ничего не быть. Ему ведь многого не надо, вселиться душой в какой-нибудь камень на вершине горы, лежать себе, не чувствуя ни холода, ни влаги, и думать, размышлять. Пока человек думает, он жив. Даже если он камень…

Тридцать лет отдал он службе, сначала срочная в армии, затем высшая школа милиции, работа в прокуратуре и следственном комитете. Его табельным оружием считалась авторучка, но стрелять боевыми все же приходилось. Два покушения на жизнь пережил, а сколько было просто угроз. И ничего, до пенсии дослужил.

Под ногами где-то далеко плескалось море, легкий шум волны доносился до слуха. А ветер не беспокоил, тихо вокруг, ни в спину не дунет, ни в лицо. И листва на деревьях не шелестит. А их здесь много, и кустарников хватает, особенно вокруг камня, на котором он стоял. Жесткие кусты, колючие, из их веток хорошо плести терновые венки. И ежевика под ногами вьется колючими змеями, даже по камню стебли пустила. Маркушин запросто мог споткнуться и свалиться с обрыва. Но версия с несчастным случаем уже отпала. Местные оперативники отыскали свидетеля, который видел, как Маркушина толкнули в спину.

Сразу после разговора с Полиной Ролан отправился к месту преступления, но по пути столкнулся с местным следователем, потерял много времени, к утесу вышел, когда уже стемнело. О чем в общем-то не жалел, хотя ничего интересного не нашел. Кроме ощущений, которое испытывал Маркушин, когда стоял на краю обрыва.

Ролан не боялся смерти, а сейчас и вовсе презирал страх перед ней. Возможно, презрение это иллюзорное, но чувство гордости за себя все же вызывало. Может, потому и не хотелось сходить с камня, стоять бы и стоять, глядя на багрянец заката над горизонтом. Стоять, возвышаясь над самой смертью…

А смерть где-то рядом, ее холодное дыхание ощущалось даже в тепле, которое камень отдавал наступающей ночи. С этого камня только сегодня упал и разбился насмерть один человек, а сколько таких случаев было в прошлом. Не зря же место закрыто для свободного посещения. И человеческие жертвы в далеком прошлом имели место, если верить слухам. Ролан и не хотел верить, но разве у древних народов не было жертвенных камней, разве не убивали людей в дар богам?

Ветер ударил в спину внезапно. Как будто огромный кулак из сжатого воздуха обрушился на Ролана. Он даже пошатнулся, скорее, от неожиданности, чем от самого толчка. Но и толчок был. Как будто злой языческий бог попытался столкнуть его к себе в пропасть. И так захотелось поскорее убраться с этого проклятого места.

Но с камня Ролан спустился медленно, неторопливо, по ступенькам, которые вытесали в нем, возможно, в незапамятные времена. Спустился, остановился и услышал шорох, как будто змея в кусты уползала. А здесь должны быть змеи, ночь для них время охоты. Вдруг здесь водятся особые змеи, которые охотятся на людей?

Ролан улыбнулся, всматриваясь в темноту между кустами. Людей нужно бояться, а не змей, причем живых, а не мертвых. Вряд ли Маркушина толкнул в спину злой дух. Да и Полина не могла…

Ролан отработал следователем без малого четверть века, он умел разбираться в людях. Полина – женщина с характером, немного беспокойная, даже нервная, но убить человека просто так, чтобы отомстить, она не могла. Да и не произошло вчера ничего страшного. Если Маркушин и собирался изнасиловать Полину, то не успел.

А хотеть он мог. Полина, может, не редкой красоты женщина, но внешней привлекательности она точно не лишена. И тем более внутренней. Присутствовал в ней какой-то крючок, за который цеплялся мужской взгляд. Не всякий мужчина мог пройти мимо нее равнодушно. Взгляд у нее умный, осмысленный, в нем чувствовалась глубина, полная женских таинств, изучением которых стоило бы заняться.