— Что ты! Вика в порядке! Она живет с нами, я нашла ее на назначенном месте встречи, — поспешила сообщить Лера заплаканной Насте.

— Девчонки, хорош рыдать! — вдруг перебил поток слез, эмоции и впечатлений голос Славы. Мы на открытой местности, задерживаться здесь опасно, — капитан повернул голову в сторону оторопевшего Кости. — В город вам нельзя, там чума. У нас есть припасы, может у вас найдется местечко, где нам перекантоваться?

Лера и Настя не желали расставаться и сели в машину к Косте, Слава вернулся в автобус, обе машины отправились в загородный дом, где все это время было вполне безопасно.

Машины загнали во двор, встречать вернувшихся друзей и гостей вышла Кристина с малышкой на руках. Она, молча, стояла, разинув рот, глядя, как один за другим из автобуса выбираются выжившие мужчины и женщины, среди которых было даже двое детей.

Дом наполнился голосами живых людей, женщины занялись приготовлением пищи, дети заняли маленькую Вику. Настя, Лера и все мужчины расселись прямо на траве во дворе дома, все их внимание было сейчас сосредоточено на рассказе рядового Дегтярева.

Пашка Дегтярев вырос в простой семье. Мама была учительницей начальных классов, отец — слесарем-механиком в небольшой автомастерской. Школу парнишка окончил средненько и поступил в техникум. Но, как только Пашке стукнуло восемнадцать, его заплаканная мать вручила ему повестку в военкомат. Прощалась с ним будто навсегда. Сам Пашка как-то не особо расстроился: «Подумаешь, год какой-то потерпеть, и все вернется на круги своя! Эх, Наташка бы дождалась». Наташке было всего пятнадцать, и ее отец гонял Пашку, боясь, что доченька «в подоле» принесет. Да что они знали о любви? Пашка каждое утро приносил Наташке ромашки, их за домом росло видимо-невидимо, зимой писал ее имя на снегу, сочинял даже стихи и спускал их в почтовый ящик возлюбленной. На близости парень не настаивал, он и сам еще считал, что его девушке подрасти немного надо, хотя бы школу закончить.

Всю зиму в армии парня согревали теплые письма девушки, Наташка, как и обещала на проводинах, ждала и скучала. Весне солдат был рад необычайно, ведь близились конец его службе и скорая встреча с любимой. Но однажды апрельской ночью над гарнизоном взвыла сирена боевой тревоги. И все рухнуло, не осталось в этом мире, полном безумия и крови, места для светлых чувств.

Капитан Кошкин, вернувшись из города под утро с горсткой выживших и до смерти напуганных бойцов, объявил тем, кто оставался во время военной операции в части, что заражены практически все жители, погибла и его семья, и надежд, что кто-то выжил из родных бойцов, совсем нет. Капитан здорово смахивал на безумного, лицо будто осунулось и постарело, глаза горели лихорадочным блеском, руки дрожали. Речь его тоже напоминала бред сумасшедшего, Кошкин рассказывал о мертвецах, разгуливающих по городу и пожирающих людей, о страшной панике среди местного населения, о бессилии полиции, о неудачной попытке эвакуировать жителей города.

В гарнизоне же было тихо и спокойно, после обеда бойцы собрались в курилке, все, кроме шестерых парней, чья очередь была стоять на карауле. Счастливчики, выжившие во время провальной эвакуации, понемногу отошли от пережитого и стали рассказывать о том кошмаре, который им довелось увидеть собственными глазами.

— Ожившие мертвецы, как у Ромеро! — возбужденно рассказывал рядовой Сипкин. — Люди рвут друг друга на части! Снова встают и идут уже на тебя. Место, куда свозили людей, превратилось в ад на земле. Давка, я сам видел, как в панике гражданские пробирались к автобусам по головам других людей! Крики, стоны и плач. — Парнишка затушил сигарету и подкурил новую. — Лично я в город больше ни ногой!

— А как же твоя мама? Младшая сестренка? — спросил его рядовой Волков. — Им, наверное, нужна помощь.

— Они жили в районе, где, говорят, эпицентр был, оттуда невозможно было выбраться живыми, — Сипкин встал и стал мерить территорию курилки шагами. — Фото, вот и все, что мне от них осталось. Я любил их, защищал и помогал матери всем, чем мог, но пытаться их найти в этом хаосе — глупо.

— Ищешь себе оправдания? — не унимался боец. — Трус! Я собираюсь отправиться в город, как только капитан отойдет и начнет собирать группу для поисков выживших!

Вот только смелый солдат, пристыдивший Сипкина за трусость, погиб уже через несколько часов. Рядовой Волков, дежуривший на Контрольно-пропускном пункте, доложил Кошкину, который взял на себя все командование о беженцах из города, умоляющих о защите и приюте, у ворот части. Капитан открывать ворота запретил, аргументировав это тем, что многие из людей могут быть и, скорее всего, заражены. Солдат, видя умоляющие глаза матерей, слыша плач уставших, голодных, напуганных детей, нарушил приказ и впустил людей на территорию. Но из штаба появился взбешенный Кошкин с автоматом в руках, он приказал двум бойцам на караульных башнях спуститься и стрелять на поражение по мирным жителям.

— Огонь на поражение! Контрольный выстрел в голову! — рявкнул он и хладнокровно разнес голову выстрелом Волкову. — Если кто-то еще ослушается моего приказа, его будет ждать та же участь!

Первую автоматную очередь по кричащим от ужаса беженцам дал капитан, к нему присоединились караульные, кого-то из рядовых, сбежавшихся на крики и стрельбу, вырвало, кто-то кинулся было в толпу, чтобы помочь гражданским и упал рядом, основная часть молодых бойцов просто забилась по углам, молясь, чтобы эта расправа поскорее закончилась. Дегтярев стоял возле столовой, одной рукой держась за перила на крыльце, а другую руку он, сжав в кулак, прикусил зубами до крови. Из его глаз текли слезы страха и отчаяния, таким беспомощным ему еще себя не доводилось чувствовать. Никто не дал должного отпора обезумевшему командиру. Кошкин приказал вынести все трупы за пределы части, вырыть братскую могилу, скинуть туда тела и, облив их бензином, сжечь. Бойцы, перепуганные событиями, происходящими в мире и самоуправством единственного командира в гарнизоне, просто повиновались его приказам. Те, кто хотя бы попытался возразить, были убиты в первые же три дня сумасшедшего командования капитана Кошкина.

Но на этом бесчинства жестокого капитана не закончились, на четвертый день он собрал небольшую группу, человек в десять, и повез солдат в город, чтобы пополнить запасы и разведать обстановку. Дегтярев не попал в этот отряд, он дежурил на КПП, когда спустя два дня капитан вернулся с «добычей». К ужасу бойцов, в машинах оказались не только продукты, спиртное и прочие «радости» мародерства, но и несколько пленных женщин. Несчастных Кошкин держал в штабе, выдавал в качестве награды самым преданным ему бойцам для утех и сам использовал, как хотел.

Подобные вылазки за территорию части стали регулярными. Ряды пленниц пополнялись с каждым «победоносным» возвращением капитана Кошкина из городов, лежащих близ их гарнизона. А вот солдат становилось все меньше, нервы молодых бойцов сдавали, многие гибли от зубов мертвецов во время вылазок и еще больше от расправы недовольного неповиновением капитана. Спустя три месяца в одной из девушек, привезенных с гражданки, Дегтярев узнал свою Наташу. Радость от того, что девушке удалось выжить, сменилась ужасом от понимания, что ждет его любимую в стенах гарнизона. Пашка решился просить за нее у капитана. Кошкин обещал не трогать девушку, удовлетворенный молчаливым и безропотным подчинением бойца. Наташка работала на огороде, где ее каждый день проведывал Паша. Их разговоры больше не были наполнены радостью общения, но они снова были вместе и в относительной безопасности.

Как-то утром, сменившись на посту, Дегтярев пошел прямиком на огород, нарвал ромашек у забора для своей Наташки, но девушки у грядок не оказалось. Вместо нее поливом занималась молодая женщина с отрешенным видом.

— Здравствуйте, а где Наташа? — вежливо спросил боец у женщины, та подняла на него полные ненависти глаза и прошипела в ответ:

— А то ты сам не знаешь, ублюдок!