Заплетаясь в простыне, рванула к двери, с силой толкнула ее.

– Ненавижу, – кричу в пустоту, но в ответ только грохот от закрывающейся двери.

Бросившись на кровать, наконец, дала волю слезам. Они душили от безысходности. Жгучей обиды. Глупого тупика, в который я сама себя загнала. Я не могу заставить кого-то измениться. Я не хочу разрушать семью. Не должна думать о нем. Все это время надеялась, что когда-то встречу его, объясню, мы сможем быть вместе. Сейчас поняла, что пора поставить окончательную точку в этой истории. Оставить прошлое в прошлом и не тянуть его в будущее. Только как это сделать, если оно все время напоминает о себе?

Провалявшись в полудреме до утра, я вспоминала легкое прикосновение к щеке. Как мне могло показаться в тот момент, что он захочет все вернуть, поцеловать? Это так глупо, поддаться и показать свою слабость. Черт, как же хотелось вновь ощутить вкус его поцелуя. Теплое дыхание на шее, когда он притрагивается к ней. Царапанье кожи о его щетину. Теперь он знает мое слабое место. Знает, как сделать мне больно. Как манипулировать. Но пусть только попробует. Я могу лишить его полетов. И Кейден задохнется на земле, не имея возможности вырваться в небо.

Кажется, я только закрыла глаза, а звонок будильника уже прервал мой сон. Личные проблемы не должны мешать службе и тем более спасению людей, поэтому потянувшись, все же встаю. Из отражения на меня глядела незнакомка. Опустошенные глаза, припухшие от слез веки, спутанные волосы. Я специально не спеша возвращала себя к жизни. Прятала отчаяние под косметикой. Тянула время, чтобы прийти в столовую позже и не встретиться с Роном. Так и получилось, офицерский состав уже позавтракал, а столовую заполнили рядовые. Я даже начала сомневаться, не зря ли я так сделала. Все косились на меня, подмигивали и каждый второй желал раздеть. Проглотив завтрак, я поскорее хотела вернуться в госпиталь.

В ординаторской меня уже ждал Глеб. Так странно было встретить военного хирурга высшей категории с русской фамилией Борисов в американской армии. Он, как ни странно, говорил на чистом английском, без акцента. При этом цитировал русских писателей. Вот только расспросить подробнее про его прошлое пока никак не получалось.

Только принялась пересчитывать вчерашний отчет, как в кабинет постучали. Пригнувшись, чтобы не задеть дверной проем, вошел довольно высокий светловолосый мужчина.

– Мне нужна Эмили Уотсон, – строго произнес он, и что-то внутри тревожно заныло.

– Это я, – подняла руку, разглядывая незнакомца.

– Могу я с вами поговорить? – спросил первый лейтенант, звание которого я определила по погонам.

– Конечно, проходите, – приветливо ответила, натягивая улыбку. Не хотелось показать свое волнение. Если ищет меня лично, значит, пришел не по болезни. Уж не из-за того ли, что я вчера сделала? Мужчина же подошел к столу и сел напротив. Там, где вчера сидел Рональд.

– Добрый день, первый лейтенант Купер, – представился он.

– Мое имя вы уже знаете, – продолжала мило улыбаться. Стоит ли спросить, что ему нужно? Или молчать? Черт, это он пришел, значит, пусть сам рассказывает.

– Я хотел у вас уточнить состояние здоровья одного летчика, – сразу перешел к делу мужчина. – Это вы вчера запретили вылет капитану Кейдену?

– Да, – кивнула, как я и догадывалась, речь пойдет о Рональде. Внутренности свернулись в узел. А что, если Рон все ему рассказал и Купер знает, что из-за меня сорвался полет?

– Я видел вчера справку и ваше заключение. На моей памяти это первый случай, когда Рональда не пустили в полет. Скажите, с ним что-то серьезное?

Лейтенант сам пришел узнавать про здоровье летчика. Выходит, Рональд и вправду тут на особом счету. Раз Купер говорит «вчера», значит, Рон с ним не разговаривал сегодня. Черт, кажется он выполнил то, что обещал, и не докладывал про меня никому. Теперь надо мне его выгораживать. Хоть я и была зла на него, но лишать работы не хотела.

– Надеюсь, что нет. Учащенное сердцебиение может быть вызвано не только серьезной болезнью, но и, например, волнением. Возможно, это просто была какая-то неожиданная новость или событие. А может, просто барахлил прибор.

– Вы работаете с непроверенным оборудованием? – приподнял одну бровь Купер.

Да что ж он такой дотошный?! Цепляется к каждому слову. Его вопросы застали меня врасплох, зачем я вообще завела разговор про приборы, раз не была готова давать ответ. А лейтенант продолжал сверлить меня своими небесно-голубыми глазами, ожидая внятного ответа. Я начала на ходу оправдываться, сочиняя причины вчерашней ситуации. Рон был в порядке. Значит, я должна была признать либо свою ошибку, либо ошибку приборов.

Я чувствовала, как Борисов ухмыльнулся, понимая, что я несу бред, оправдывая себя, но промолчал.

– Хорошо, – остановил меня лейтенант. – Не могли бы вы тогда обследовать капитана Кейдена полностью и принести мне отчет о его здоровье? Скажем, к вечеру. Он мне нужен для выполнения задания. Заменивший его вчера летчик не справился, и у нас могут быть проблемы.

Я вспомнила слова Рона о том, что вместо него полетел совсем неопытный парень.

– Хорошо, – встревоженно кивнула в ответ, – может быть, Борисов осмотрит его, если вы сомневаетесь во мне? – глянула я в надежде на Глеба. Может, он оградит меня от встречи с Рональдом.

– Проведите обследование, Эмили, а я почитаю заключение, – вмешался Глеб.

– Отлично, – не дал мне и слова вставить лейтенант, – я пришлю Кейдена к вам и жду отчет о его здоровье к вечеру, – отсалютовал Купер.

Я успела лишь кивнуть, а мужчина в форме уже покидал кабинет. Меня опять разрывало от предвкушения очередной встречи. Твою мать. Как мне теперь себя с ним вести.

– Спасибо, Глеб, что промолчали, – поблагодарила, когда дверь за Купером закрылась.

– Эмили, вы меня удивляете, – засмеялась он. – Одна встреча с вами – и летчик с идеальным здоровьем стал сердечником. Вы так метко пустили ему стрелу в сердце? – добавил, кладя руку на грудь.

– Старая история, – засмущалась тому, как он меня расколол в два счета.

– Так вы знакомы? – погладил бороду Глеб.

– Мы вместе учились, – выдохнула я, – и разошлись после школы не в очень хороших отношениях.

– Тогда это объясняет, почему он вчера не поднял шумиху и пожалел вас, – сделал заключение Борисов, отчего я запуталась еще больше. Внимательно рассматривала Глеба и ждала объяснений. – Этот молодой человек всегда требователен и к себе, и к другим, – продолжил врач. – Он, конечно, понял, что вы все придумали, но промолчал. Будь на вашем месте кто-то другой, вы бы уже летели домой, – кивнул он.

Хотела бы я думать, что он промолчал не просто так. Но все говорило лишь о том, что он пожалел меня на первый раз в память о старом знакомстве.

– Можно дать вам совет, Эмили? – облокотившись обеими руками на стол, произнес Глеб. Я кивнула в ответ. – Если уж вы что-то сделали и убеждены в правильности своих действий, уверенно отстаивайте свою правоту. Лейтенант пришел, а вы уже стушевались и выдали себя.

Я глубоко вздохнула. Все, что касалось Кейдена, выбивало почву из-под ног. Заставляло медленно мыслить. Делать глупые ошибки. Питать призрачные надежды.

– Знаете, Глеб, мне тяжело обманывать людей. Когда я знаю, что неправа, я не могу держаться уверенно. Я не умею лгать.

– Скоро придет Рональд, – перебил меня Глеб, – я уверен, что с ним все в порядке, но проверьте его еще раз. Неверный шаг или диагноз может перечеркнуть всю его карьеру. Надеюсь, он вам не настолько насолил, чтобы забыть обо всех его заслугах. Если есть подозрения, обратитесь ко мне. Если же все в порядке, держитесь позиции, что вчера прибор дал сбой, а вы перестраховались, – вопросительно на меня посмотрел, ожидая ответа.

– Хорошо, – кивнула, – попробую.

– Только не залечите его своими стрелами, – подмигнул мне Глеб. Щеки моментально бросило в жар от его слов.

– Глеб… вы неправильно поняли, – махнула головой, – это просто маленькая месть.