"Необыкновенно? Непривычно....чуждо там, ты возможно сейчас это почувствовала, но тогда...тогда да, ты прямо загорелась этим, впрочем....может зря я так, неделю мы могли бы там пробыть. Вместо пары дней."
"Ты бы не выдержал...к тому же ты тогда нарисовал...как же её...м, подскажи?"
"Лимбо-франсе? Да...Пьер тогда даже вспылил, увидев и картину и её название, каким образом я посмел противопоставить себя их идеалам, какой же я негодяй и все прочее...к тому же сказал насколько омерзительно выглядит картина, слишком ярко местами..."
"Слишком странно другими, я помню его слова...ещё акцент такой был, но ты ведь на него не в обиде? Он письмо ведь прислал на прошлой недели, просил прощения, что вспылил, даже хотел бы видеть эту картину и тебя конечно же."
"Да нет...я не обижен, может действительно резко я начал, я ведь небольшую статью сзади прицепил, рядом с названием. Возможно, он прочитал её и на её основе высказал свое французское недовольство."
Виктория усмехнулась и сказала:
"Странные мы для них наверно..."
"Да, это как никогда точное определение....мы странные для них."
Я посмотрел на шкаф, что стоял прямо напротив дивана и внимательно разглядывал корешки книг, освещаемые светом солнца. Половина из них подарки Тинякова, половина покупки все у того же. Интересно, где он сейчас? Не в Собаке ли?
"Виктория, а почему ты перестала посещать Синюю Собаку? Раньше ты там бывала почти каждый вечер пятницы, а после совместного похода, ты точно перестала туда ходить."
Виктория подняла голову и внимательно посмотрела на меня, а потом будто бы нечего такого тут и не было сказала:
"Я поняла, что там не моя публика...да и вообще моей нигде нет. Может только ты...правда ты нечего в этом не понимаешь."
"Я? Ну да....я не понимаю. Прочитай Степану, он как никак лучше всех все это понимает, здравую критику даст."
"Его критика скучна, к тому же когда читаешь ему, он все намеривается перебить, расспрашивает все, какой катрен тут, какой тут...я просто пишу, откуда я знаю о чем он?"
"Ну вот, сама не все знаешь."
Виктория хихикнула и вернула голову на мое плечо. Так мы и просидели остаток утра, вплоть до 12 часов.
В 12 часов Виктория отлипла от меня и вернулась к написанию стихов, я же быстро одевшись направился в сторону салона Софии Ивановны, дабы наконец сказать ей, что нечего у меня нет из работ. И она может нечего не ждать....по крайней мере, в данный период.
Петербург встретил меня привычным ветром, пронизывающим до костей, запахом воды, а также вездесущими и довольно шумными компаниями, видимо 12 часов было как раз тем временем, когда организму уж очень хотелось, желалось и далее по списку, спирта.
Вдали я даже заметил одно знакомое лицо, вроде бы звали его Семёном Евгеньевичем, но для большинства он лишь Семён странствующий бездомный-философ. Некогда он даже преподавал философию в институте, но пьянство привело его на пропасть человеческой жизни, прямо к краю-бедности и бродяжничеству. Вроде бы у него были дети и даже женушка, но последняя переписав на себя квартиру, выгнала оттуда уже изрядно пьющего Семёна и осталась жить там с детьми, насколько мне известно, она даже замену нашла Семёну и даже не одну.
Поравнявшись с философом, я поприветствовал его, Семён ответил взаимностью:
"Здравствуйте Франц Дмитрич, как будете?"
"Вполне себе, в плане здоровья. Довольно паршиво в плане творчества. Потерял я музу, потерял я вдохновенье."
"О, понимаю вас, был у меня один ученик. Талантливый мальчишка, но тихий очень. Играл ещё на пианино...то есть фортепьяно конечно. Играл собственные мелодии, сочинял их ночами и приходил с утра, в фойе института стоял как раз он, черный музыкальный инструмент и мальчишка играл на нем. Все радовались, внимательно слушали его, а потом он перестал играть...потерял говорил музу, прямо как вы Франц Дмитрич, пил нещадно, исключили его даже, думал я тогда что снова играть будет, пройдя через такое, но нет, он так и не вернулся к инструменту. Война началась, его призвали...как потом узнавал, погиб он там..."
"Могу только слова сочувствия отправить...в небо наверно."
"Да...будет вам Франц Дмитрич...потери такие каждый день проходят. Устанете молиться и сочувствовать, знаете, что могу посоветовать...сходите куда-нибудь в парк, почитайте книгу какую-нибудь и может...и может, получите свое вдохновение."
"Думаю такое меня не спасет, Семён Евгеньевич, тут нужна другая встряска...но спасибо за совет. Вы сейчас куда направляетесь?"
"Ну не домой уж, сынок...в Синюю Лошадь пойду, там говорят сегодня будет выступать Тиняков, слышал бы ты его, интересный парень...местами нагловат, конечно, местами очень груб, но какая же глубина."
"Да,доводилось слышать, интересный парень, да и человек хороший. Много мне помогал."
"Вот, Франц Дмитрич, держитесь таких...они приведут наше общество к счастью и процветанию, меж насилия, ада и содомии."
"Конечно...к этому мы уже давно идем."
"Давно, Франц Дмитрич, давно...ну ладно, прощайте, я пожалуй пойду."
Я понимающе кивнул и пожав руку Семёну продолжил свой путь к салону Софии Ивановны. То и дело вспоминая слегка оборванного и постаревшего Семёна. В прошлую встречу, мне казалось, что он не настолько стар.
Наконец предо мной предстало здание салона "Небесные Верблюжата" Софьи Ивановны, название её было взята со сборника одной поэтессы, конечно же с разрешение оной. Неплохое и просторное помещение было. Но самое главное, лично для меня например, там дышалось. Именно так, дышалось...дышалось там легко, будто бы самый чистый воздух был именно в этой галерее. Софья Ивановна говорила мол, она просто использует своеобразные духи, и европейскую уборку...она говорила именно европэйскую, с ударением на букву е в середине слова, которую она все равно произносила странно, выговаривая скорее букву э, чем букву е. Я всегда замечал странный акцент на некоторых словах, произносимых Софией, но никогда не акцентировал внимание на этом, может она из Европы перебралась к нам, поэтому ещё не все слова выговаривает правильно. Впрочем она даже Пьера в Париже называла не иначе как Пьэре. Что немного коробило мой слух, и было слегка непонятно самому Пьеру.
