-Мария Николаевна...я...

  Евсей Григорьевич пожал руку девушки, хотя это было похоже больше на нелепое поглаживание, а затем задал вопрос Георгию Петровичу:

  -Добрались вы не быстро, я ожидал вас ещё вчера.

  -Сожалеем что заставили вас ждать, просто...были небольшие перестановки.

  -Нечего, нечего страшного, давайте в дом, в тепло. Вы наверно замерзли по пути.

  Сказал нам Евсей Григорьевич, открыв дверь и впуская нас на тропу к усадьбе. Затем он развернулся к повозке и крикнул:

  -Петр, отправляйся на склад.

  Повозка снова тронулась и проехав некоторое расстояние повернула, вдали снова скрипнули петли ворот, заржали кони, снова скрип и наступила тишина, только мы четыре человека идущие по свежему снегу издавали неприятный хруст.

  Мы подошли к усадьбе бело-желтого цвета, Евсей Григорьевич прошел вперед и открыл дверь перед нами, кивнув ему мы, я и Мария Николаевна зашли, слегка нервозный Георгий Петрович сейчас теребящий свой чемодан прошел следом, а замыкающим был хозяин усадьбы Евсей Григорьевич, он запер дверь и наконец мы оказались в теплом помещении. Евсей Григорьевич провел нас в гостиную, где жар камина, явно только растопленного, наконец-то согрел и меня и видимо Марию Николаевну, мягко севшую на небольшой стул, положив на свои белые колени шубку и пальто. Я снял свое пальто и положил его на диван, что стоял по центру, сумку я поставил рядом на пол. Григорий Петрович прошел мимо меня и сел на диван. Евсей же снял шляпу и повесив её на небольшой гвоздь встал перед нами. Теперь я смог его основательно разглядеть, улыбающийся низенький мужичок, пухловат слегка, улыбка, будто бы с Толстовского бала пришел к нам. Григорий Петрович был грустен, хотя даже не так, он был испуган, но я не понимал отчего...

  -Так"с, я понимаю вас приезд как сигнал к активному действию. У вас появился идеальный план? Я прав?

  -Можно сказать и так, Кибальчич сейчас допрашивается, отводя взгляд, основная группа давно разбросана и потеряна любая связь, остались лишь мы.

  -Значит"с в Петрограде вы...

  -Да, мы приехали для этого, но пока...пока нам нужно отдохнуть с дороги, понимаете ли...дальняя дорога разрушает спокойствие.

  Сказал я и встал с дивана, Григорий Петрович громко прокашлился и сказал:

  -Подождите, Вениамин Алексеевич...зачем вы взяли с собой эту бедную девицу? Вы понимаете что вы натворили!

  -Что? Я думал...я думал она с вами...ох, девушка...милая Мария Николаевна, неужто...ох, господь милосердный

  С лица Евсея Григорьевича ушла улыбка и лицо приобрело вид испуганного ребенка, которому через час другой светила больная и сильная порка от отца. Мария Николаевна же поникла и совсем не шевелилась, лишь губы её слабо дрожали в такт ножкам.

  Я взял пальто и сказал:

  -Я...я знаю что делаю, Григорий Петрович, вы ещё в поезде имели некоторые проблемы, вам ли говорить об ошибках?

  -Позвольте...вы понимаете что происходит? Вы в своем уме? Неужели на вас так подействовали лекарства.

  -Нет, Григорий Петрович я в своем уме...я...завтра все закончится, а пока идемте в комнаты, нужно отдохнуть с дороги и перед этим...

  Григорий Петрович схватил меня за рукав и внимательно посмотрел на меня, я повернулся, выдернул рукав и сказал:

  -Что? Я понимаю, что создал некую проблему...которая правда видится только вам...Евсей Григорьевич, найдите комнату для Марии Николаевны, отведите её туда.

  Евсей Григорьевич быстро подскочил, кивнул и быстро пошел наверх жестом приглашая за собой Марию, девушка задрожала ещё сильнее, но нашла силы встать с места и медленно пошла за мужчиной. Я снова повернулся к Григорию Петровичу и коротко сказал:

  -Я понимаю, что это будет звучать как речь сошедшего с ума...но я считаю что именно она нужна нам. Она спасет нас... я не могу точно сказать отчего...не могу сказать спасет ли вообще, может я действительно лишился рассудка, но все равно...Григорий Петрович, эта девушка нужна.

  -Когда вы расскажите ей кто мы, и зачем сюда прибыли...

  -Не знаю...сегодня? Нет...лучше утром, да утром расскажу, так будет лучше. Утро вечера мудрее...

  -Хорошо, Вениамин Алексеевич, простите меня...я просто, я шокирован, испуган. Вы ведь видели, что делают эти ищейки, знаете ведь что...что они хуже зверей...

  -Я понимаю вас Григорий Петрович, не бойтесь, возможно...возможно они будут с нами, возможно все завтра изменится.

  Я похлопал его по плечу и поплелся наверх по деревянной лестнице, видавшей уже ни одно поколении жителей дома, уж точно. Григорий Петрович продолжал стоять у камина, провожая меня своим испуганным взглядом.

  Поднявшись на второй этаж мой взгляд сразу же зацепился за картину, висящую прямо напротив лестницы. Коридор здесь был в эдакой форме буквы "Т" и уходил вправо и влево, а как только человек поднялся его взгляд падает на странную картину. Написана она по современным лекалам конечно, но для большинства энтелегентов и эстетов из столицы она покажется через чур вульгарной, ведь они привыкли к девушкам на картине только если девушка на заднем плане, а лучше если её вообще не видно, а здесь центрировано изображение полностью обнаженной женщины, она сидит на троне, а вокруг неё сидят люди, хотя нет, так назвать их нельзя, это была самая страшная пародия на людей которую я только и видел. Серые, даже черноватые, будто пережившие пожар, они были уродливы, а уродство их ещё больше страшило при взгляде на их лицо, перекошенное от ужаса и вожделения этой дамой, что сидит по центру, из-за красного, почти алого рта существ, людьми их назвать я не могу, вытекала слюна и падала прямо на землю и бледные ноги изображенной женщины. Горбатые и страшные смотрят на идеал. Прямо синоним любой популистической программы чиновников...