– Друзья! Наше сегодняшнее посвящение в первокурсники не состоялось. Как вы все видите – простыня абсолютно чиста. Простите, но я не смог, глядя на ЭТО. Внимание на экран!
Проектор осветил стену за Макаром видосом, на котором мужские руки разрезают мою одежду, в то время, пока я нахожусь в отключке. Ну да, у меня было очень худое тело, потому что не так давно я несколько месяцев пролежала в больнице с разрывом связки голеностопа, поэтому и со спортом пришлось завязать. Больничная еда в меня не лезла, а приносить что-то из дома отец матери запретил – нечего баловать. А потом пошли экзамены, поступление, любовь – некогда мне было есть. И да, белье на мне было в розовые мишки.
В общем, полетели в мою сторону смешки и «комплименты», а Макару посыпались овации и сочувствующие реплики. Несколько девушек предложили восстановить его боеспособность. А я убежала оттуда, не разбирая дороги. Жила, да и по сей день живу, в доме маминого брата, но в тот момент туда возвращаться было нельзя. Я отправилась к Оле, двоюродной сестре – она на 8 лет старше меня, и к этому моменту уже вышла замуж, и жила совсем недалеко от моей учебы.
Ребята были в шоке от эффектности моего появления. Олин муж, Костик, всё порывался поднять знакомых и устроить «райские» дни каждому, кто принял участие в посвящении. Но я не хотела. Ничего не хотела. Конечно же, меня показали врачу, и когда выяснилось, что я так и осталась нетронутой, следов насилия или недавних постельных игрищ не обнаружено, ребята свой напор поубавили, и дали возможность все решить самой. В институте я появилась считанные разы, чтобы перевестись на дистанционную форму обучения, потом кое-что требовалось сдать лично, ну и диплом. Диплом, на минуточку, красный. А людей все равно боюсь. Все, с кем я открыто общаюсь – это дядина семья, ну и родители, которые за последние шесть лет, приезжали всего один раз, на неделю. И на работе еще, Лилия Николаевна. Поэтому, квалифицированный проектировщик-строитель, сидит и занимается делопроизводством в каморке под лестницей, лишь бы не видеть людей.
Ни дядька с тетей, ни родители всей истории не знают, Оля рассказала просто что-то про некий конфликт интересов, и настойчиво просила меня не трогать. Родители ворчали, но отступили – слишком далеко живут. Мой папа – военный, а мама, словно жена декабриста, везде с ним, работает старшим поваром в армейской столовой. За всю мою жизнь, мы с родителями переезжали трижды, и вот теперь – у них четвертая локация, поэтому меня и затолкали в универ у дядьки под боком, чтобы перспектива была.
Мой дядя – директор компании «Институт жилища», Большов Илья Романович, а его дочь, Игнатьева Ольга Ильинична, занимает должность начальника отдела кадров. В компании никто не знает, что Игнатьева и Большов – родственники, и о родственной связи со мной тоже. Я живу в доме Большовых Ильи и Зои, там же проживают еще и двоюродные братья-двойняшки Паша и Миша, им по 12 лет; и кошка Моника. Да, между Олей и младшими 19 лет разницы. Большовы разогнались как-то, хотя, они еще оба ого-го! Несмотря на возраст “чуть за пятьдесят”.
И вот, сидим мы, значит, чаевничаем, поглощаем мои запасы; а на телефоне фоном идут мультики моего детства. Впервые за долгое время, рассматриваю без стеснения другого человека – Утенка. Мне нравится этот малыш – я бы с удовольствием узнала о нем побольше. Должно быть, особую магию играет его молчаливость. Что меня пугает в людях? Да – они сами, если честно. Но, наверное, больше всего – это слово и касание. Два инструмента для причинения боли, моральной и физической. Утенок молчалив, да и я первая обняла его – так мы преодолели оба барьера, поэтому мальчика я не боюсь. Наоборот, мне давно не было так комфортно. Конечно же, детская непосредственность творит своё волшебство. Смешные герои, мелькающие на экране, задумчивый малыш, и я, которая повторяя за мальчиком, ест руками. Отец бы точно всыпал за такое. Нет, у меня хорошая семья, не взирая на всю родительскую строгость. Да и, разве может быть в семье военного иначе? К тому же, отец всегда сына хотел, но после меня у мамы начались проблемы с почками. Сказали, что беременеть больше нельзя, вероятнее всего, даже не выносит.
Фунтик запевает песенку про карамельку за щекой, как вдруг – дверь с грохотом открывается, и в зоне видимости оказывается разъяренный мужик, лет тридцати пяти, а за ним мельтешат директор, главный инженер и женщина с поста охраны. Лениво разглядываю входящих. Мужчина в деловом костюме насыщенного синего цвета и голубой рубашке, галстук ослаблен. Осанка, походка и подача себя говорят о некой влиятельности, да и администрация наша как-то стыдливо головы повесили. Внешность незнакомца, я бы сказала, в моем вкусе, если бы не дикие волчьи глаза. Рост, должно быть, под метр восемьдесят, телосложение угадывается мускулистое, но не перекачанное, темно-русые волосы, уложенные модной стрижкой, и легкая щетина, образующая красивую бороду. Также, не могу не обратить внимание на дорогие часы и, начищенную до блеска, хорошую обувь в слегка спортивном стиле. Выглядит этот мэн на десять из десяти, но вот, налившиеся кровью, серые глаза как-то отпугивают. А, наверное, этот дядя – криминальный авторитет! Не зря я спряталась от мира в архиве, хотя, и здесь меня приключения нашли.
Мой компаньон сразу сникает, лицо снова становится грустным и каким-то отрешенным. Очень жаль, ведь такой юный красавчик меня посетил.
– Иван, быстро встал и подошел ко мне! – зарычал вошедший мутный тип.
Не знаю почему, но во мне вмиг просыпается наседка. Нет-нет-нет, я очень боюсь этого властного мужика, но гораздо сильнее я хочу защитить Утенка.
– Мужчина, как вы думаете, – нагло перебиваю этого мужлана, вставая из-за стола – если молодая и красивая девушка, выбирает в качестве места работы архив, то что это значит? – делаю небольшую паузу, а потом уже повышенным тоном добавляю, – она любит ТИ-ШИ-НУ! Вон отсюда!
Господи, и откуда во мне мужество заговорить с незнакомцем? Да еще и с таким! Ой, мамочки, что же будет. А он…
Этот волк решает обратить внимание на меня. Скользит цепким взглядом по фигуре, потом по лицу, так, что я превращаюсь в гигантскую мурашку от страха, и хмыкнув, выдает:
– Красавицы не вижу, значит и на ти-ши-ну можно забить.
У меня не хватает слов от возмущения, и, пока я стою, рыбкой глотаю воздух, ЭТО надвигается на Утенка.
Ничего лучше не приходит в голову, как дернуть пацана со стула, и завести за свою спину.
– Да ты что себе позволяешь, милочка?! – взревел зверь, удивленно уставившись на меня.
– Во-первых, меня зовут Инна Семеновна, во-вторых, на каком основании посторонний мужлан врывается в архив, за который я отвечаю?
Директор пытается что-то сказать, но волчара рычит на него, даже не взглянув.
Утенок, тем временем, вжимается в меня сзади, и обнимает руками. Вижу, мужчину это действие как-то сильно удивляет, и он на несколько минут задумывается.
– Ну ладно, не выходит по-хорошему, будет по-моему.
В два шага волк оказывается передо мной и победно ухмыляется. Не понимаю, чему?
Мгновение, и мир переворачивает с ног на голову.
Стоило лишь мне соприкоснуться с мужским плечом и прочувствовать ладонь в районе бедер, как волна панического страха накрывает с головой. Моё тело начинает трястись от ужаса, прям сводить судорогами, дыхание спирает, а на глазах проступают слезы. Я даже закричать не могу – так и болтаюсь, дрожа.
Не знаю, сколько прошло времени, но мир возвращается в привычное положение, а попа чувствует под собой стул.
Мужчина присаживается передо мной на корточки. Выглядит очень встревоженным.
– Простите, пожалуйста, Инна...эмм...Семеновна. Я совсем не хотел вас напугать, лишь передвинуть с пути, чтобы забрать сына.
Мне требуется время, чтобы не только восстановить дыхание и унять дрожь, но и разобрать смысл услышанных слов. Стараюсь изо всех сил, но не могу. Глаза щиплет, слезы сами собой бегут ручьями по щекам. Серые глаза, уже не налитые кровью, а такие виноватые, безмолвно умоляют взять себя в руки, чтобы их хозяин перестал испытывать, явно непривычную для него, гамму чувств. Лишь когда моей мокрой щеки касается маленькая теплая ладошка, мне удается упокоится.
