Не сказать, чтобы увидев все это, Изабель была слишком удивлена. Но уровень безумия, которое светилось в красных от недосыпа глазах Дени ее настораживал. Она молча подошла к столу, чтобы убрать грязные чашки.

– Оставь, я помою их чуть позже, – продолжая что-то наигрывать на фортепианной клавиатуре, подключенной к ноутбуку, Даниэла.

– Было бы лучше, если бы ты поспала.

– Я не хочу спать.

– А я не хочу завтра утром найти твой труп.

– Я слышу! Я наконец-то слышу, как должна звучать эта музыка! – снимая наушники, безумным голосом прошептала Дени. – Я должна закончить, пока она не исчезла из моей головы.

Изабель устало села на кровать. За десять лет, что они были знакомы с Дени, она так и не научилась ее понимать. Но знала, что исправить что-либо просто невозможно.

– Мне Марго звонила, – произнесла Изабель, надеясь, что эти слова хоть как-то подействуют на Дени. – Она переживает. Ты не отвечаешь на ее сообщения.

– Я не могу сейчас об этом думать.

– Она хорошая девушка, – невзначай обронила Изабель.

Дени намеренно оставила эту фразу без ответа. Она все прекрасно понимала. И меньше всего ей хотелось причинять боль Марго. Но не сейчас, только не сейчас. Вполне возможно, что завтра, а если нет, то уж точно на этой неделе, они встретятся и поговорят. Но не сейчас. Сегодня только музыка. С этой мыслью Дени опять надела наушники и погрузилась в звуки, витавшие, как ей казалось, прямо здесь, в воздухе. Их только нужно было успеть словить.

Хейли пыталась насладиться хорошей погодой в одном из, как писали в туристических буклетах, самых красивых парков города. Она умиротворенно сидела на лавочке, прикрыв глаза и наслаждаясь лучами солнца. Девушка всеми силами пыталась почувствовать, что солнце здесь другое, не такое, как в Калифорнии. Что воздух здесь особенный. Что город полон романтики…

– Айуда мэ пор фавор*, 1– мужской голос нарушил ее безуспешные попытки.

Она открыла глаза. Напротив нее стоял пожилой мужчина, наверное лет 60-ти. Сложно было угадать точный возраст по его лицу. Он протягивал морщинистую руку к Хейли, прося денег. Актриса автоматически полезла в свой карман, достала оттуда первую попавшуюся купюру и безучастно протянула ее старику.

– Благослови вас Бог, – на чистом английском ответил Бродяга.

Хейли удивленно взглянула на него. Сейчас его глаза показались ей такими глубокими и мудрыми, будто перед ней стоял сам Бог, или, как минимум, ангел. Ей вдруг очень захотелось поговорить с ним.

– У вас такой классический английский акцент, – ухватилась за эту соломинку Хейли.

– Я преподавал английскую литературу в колледже.

– И что же случилось потом?

– Вы ведь хотите услышать ответы на совсем другие вопросы.

Хейли замолчала на мгновение. Как же он был прав. Бездомный старик разгадал ее загадку всего за несколько минут. У нее проскочила мысль, а вдруг он и правда сможет ответить на то, на что ни она, ни вся куча ее безумно дорогих психологов, так до сих пор ответить и не смогли.

– В чем смысл жизни? – она решила попытать счастья.

Старик присел на край лавочки, выдерживая паузу.

– Как часто люди задаются этим вопросом. Но я могу дать вам только самый банальный ответ, – и чуть помолчав, словно готовясь выдать самую страшную тайну на свете, вдруг коротко сказал, – В любви.

Хейли иронично улыбнулась. Очередное разочарование.

– И что же такое любовь?

Старик опять выдержал паузу, он странным образом, с какой-то особой любовью, которая так и струилась из его глаз, окинул взглядом парк.

– Я думаю, суть любви до конца еще никто не понял. Вот почему люди говорят о ней снова и снова. Знаете, все эти книги о любви, фильмы, песни. Большей частью они все о физическом влечении. Даже у Шекспира я не нашел ответа на этот вопрос. Ромео и Джульетта ведь даже не знали, любят ли они одни и те же фильмы и книги.

Хейли изменилась в лице. Похоже, что Бродяга чем-то зацепил ее.

– И почему я не встретила вас раньше? Это могло бы изменить мою карьеру, – и после короткой паузы добавила, – а может и всю мою жизнь.

– Знаете, со временем любовь меняется. Только когда я потерял свою жену, то понял истинный смысл фразы «одно целое».

Хейли почувствовала себя неловко. Она никогда не знала, что говорить на похоронах и свадьбах. Это всегда ставило ее в тупик.

– Я не смог больше жить в нашей квартире, – как будто услышав ее мысли и освобождая от необходимости что-то говорить, продолжил старик. – Каждый раз, когда я смотрел фильм, то больше не мог спросить ее мнения. Когда ел, то не мог поделиться с ней своим блюдом. Когда садился читать ее любимые книги вслух, она больше не слышала меня…

– Мне очень жаль, – все же выдавила из себя Хейли.

– А мне нет, – неожиданно бодро ответил Бродяга.

Актриса удивленно посмотрела не него.

– Я был счастлив. Я любил.

Хейли грустно улыбнулась. Она была рада этому странному разговору. Просто ей вдруг так невыносимо стало жаль себя. Этот бездомный, просящий милостыню, знал и чувствовал больше, чем она – известная актриса, объездившая практически весь мир и имевшая почти все доступные человеку блага.

– А как насчет вас? – ударил по самому больному старик.

– Не думаю, что я любила.

– Ну, у вас все еще впереди, – тепло сказал он.

– Шутите?

– Совсем нет.

Они еще какое-то время сидели на лавочке. Известная актриса, которую, слава богу, никто пока не узнал, и Бродяга. Оба одинокие и оба потерявшие. Он – любовь все своей жизни, она – всякий смысл этой жизни.

Бар, как всегда, был заполнен людьми. Хейли сидела за стойкой, спиной ко всему происходящему, погруженная глазами в Бургундское плескавшееся в бокале. Был почти час ночи. Выступление музыкантов подходило к концу, а ее просьба оставалась не выполненной. Хейли была уверенна, что эта странная девушка просто забыла, да и ничего страшного, это просто песня. Ей лишь хотелось знать, заплачет ли она в очередной раз, услышав этот мотив. И в этот момент мотив полился каким-то странным совсем незнакомым ритмом. Хейли от неожиданности вздрогнула.

Изабель запела «Осенние листья» с едва уловимым, до сих пор неведомым ей самой, чувством. Она просто пыталась следовать за импровизационной партией Дени, даже не зная к чему это приведет их исполнение. Но Изабель нравилось. Они иногда так делали, особенно в конце выступления. Просто брали мотив и импровизировали, выплескивали все, что не успели излить за вечер.

– Вау, ты была в ударе, детка, – не сдержался Мигель, как только они закончили.

– Спасибо, – ответила Изабель и, повернувшись к Дени, продолжала, – И спасибо тебе, что подкинула идею насчет этой песни.

Дени как будто и не слышала их разговора. Она взволнованно перекладывала нотные листы из папки в папку.

– Так что? Десять минут, чтобы переодеться и встречаемся у входа? – продолжил Мигель.

– Да, ребята ждут нас уже почти час, – ответила Изабель.

– Ну, тогда давайте без лишней возни, – решительно огласил гитарист.

Дени, хранившая уже привычное для Мигеля и Изабель молчание, вдруг замерла, пристально смотря куда-то позади подруги. Изабель неуверенно повернулась. Прямо за ее спиной стояла Хейли. Ее глаза были безумно грустными, хотя слезы так и не появились.

– Спасибо за такое особенное исполнение, – протягивая купюру в 100 евро с легкой дрожью в голосе, сказала Хейли, – Вы согрели мое остывшее сердце этим вечером.

– Мы рады, что вам понравилось, – беря деньги ответила Изабель, ошеломленная столь щедрыми чаевыми.

Непонятное напряжение повисло в воздухе. Хейли хотелось сказать еще много слов. О музыке, об этой песне, о своей жизни. Но кому это теперь было интересно.

В следующее мгновение Дени сорвалась с места и подскочила к Изабель. Она буквально вырвала деньги из рук оторопевшей подруги и протянула их назад Хейли.