– Понимаете, – робко начала девушка, – Я родилась в Ленинграде, но уже давно живу в Улан-Удэ. Так давно, что, когда в прошлом году ездила в Петербург на каникулы, поняла: вернуться туда и там учиться – уже просто нереально. Хотя очень хочется.

– Почему нереально? – с уже знакомым ей выражением удивления на лице повел бровью Эдуард. – Это ж всего лишь Питер, не Луна.

Фая принялась сбивчиво объяснять, что у нее совсем простая семья, родителей нет, бабушка с дедушкой помочь не смогут: даже если их зарплат достаточно, чтобы прожить в Улан-Удэ, то на ее учебу в Петербурге точно не будет хватать. Получить бюджетное место в университете не получится – все коррумпировано, так что рассчитывать ей там не на кого, и потому все это очень далеко, сложно и недоступно.

Ее собеседник внимательно выслушал и, помолчав, заговорил:

– Фаина, я сожалею, что в отличие от большинства детей тебе досталась участь ребенка, которому приходится расти и пробиваться в этом мире без мамы и папы. Мне никогда не узнать, насколько это нелегко – мне выучиться помогли родители. Зато я знаю людей, добившихся очень многого в похожей на твою или в других нелегких ситуациях. В том, о чем мечтаешь ты, ничего невозможного нет. В Питер, в Москву переезжают тысячи людей из провинции, и в большинстве случаев это совсем обычные люди.

Эдуард усмехнулся: «Да и среди тех, кто там родились и гордо называют себя коренными жителями, далеко не всех Боженька в темечко поцеловал».

Он снова замолчал, ненадолго вернулся к своим фигурам на песке и, продолжая размышления, добавил:

– Всем хватает места под хмурым небом над головой. Конечно, проще тем приезжим, у кого есть хорошее финансовое плечо, но, поверь мне, и те, кто поначалу имеют на плече одну только дорожную сумку с трусами, тоже не пропадают. И ты не пропадешь, хотя сразу сладкой жизни я тебя не обещаю.

Фая изредка покачивала головой, как бы соглашаясь с ним, но вслух сказала:

– Понимаете, я хочу не просто «не пропасть» в Санкт-Петербурге. Я хочу там жить хорошо. Во всяком случае не хуже, чем могу позволить себе здесь. Здесь я могу поступить в лучший университет и стать уважаемым человеком… И там мне тоже хочется учиться в хорошем вузе, а не закончить какую-нибудь шарашкину контору и потом всю жизнь мыть полы в столовой!

Эдуард по-товарищески положил руки ей на плечи и неспешно, придавая убедительности каждому слову, произнес:

– Фая, я, конечно, не мудрый старик, чтобы что-то утверждать, но девушка, прочитавшая к шестнадцати годам половину Драйзера, всю жизнь мыть полы в столовой не будет. Будь уверена!

Эти его слова еще несколько дней сладким эхом звучали в ее голове. Фая вспоминала их, провожая Эльвиру в аэропорт, и когда улетающий с подругой самолет скрылся из виду, поняла, что, даже если у нее и остались некоторые сомнения, главное решение она уже приняла и от него не отступится. Для храбрости решила сначала поделиться им с Катей, Аюной и только потом обсуждать в семье.

Девушки отреагировали по-разному. Аюна, недолго думая, подбодрила ее напутственным «Ну молодец, удачи тебе!», при этом лицо ее ничего, кроме легкого недоумения, не выражало. Катя же буквально засветилась от счастья и радостно заверещала:

– Просто супер! Я так рада! Значит, вместе поедем! Я тоже хочу на филологический в госуниверситет поступать. Даже программу вступительных экзаменов уже нашла! И вопросники за предыдущие годы тоже.

Фая очень обрадовалась, хотя и почти не удивилась, даже наоборот – подтвердились ее обнадеживающие догадки. Библиотека Венедиктовых за последние месяцы не переставала пополняться новыми книгами об архитектуре и музеях Петербурга, и ей хотелось верить, что это неспроста. Все-таки пытать счастья в прекрасном, но большом и почти незнакомом городе не одной, а вместе с Катей, не так страшно. И бабушке с дедушкой наверняка будет спокойнее.

– Почему же ты мне об этом ничего не говорила? – спросила она, расплывшись в довольной улыбке.

– Не знаю, – простодушно пожала плечами подруга. – Сглаза боялась, наверное. Мы с мамой сразу же после прошлогодней поездки к твоей бабушке решили поступать в Питер, но с тобой разговор все никак не заходил. Я видела, что ты тоже сама не своя оттуда вернулась и подумываешь снова там жить, но ждала, когда решишься и первая со мной заговоришь.

– Тоже сглазить боялась, – призналась Фая. – Поэтому и не говорила ничего, пока железно не настроилась. Как программа? Реально, по-твоему, вступительные сдать?

– Кто ж его знает? Думаю, подготовиться как следует вполне реально, если поднатужиться. Блата бы только никакого не было…

– Тебе нужно в этом году на олимпиаде всероссийской поднатужиться! В прошлом ты ведь совсем чуть-чуть до призеров не дотянула, а в этом году подтянешь, всех там сделаешь и сможешь выбрать любой вуз страны!

Катя смутилась:

– Тоже вариант. Надеюсь. Я готовлюсь.

– Готовься, готовься! Обязательно прорвемся!

Фая воодушевленно трясла ее за плечи. Сомнения и переживания, мучившие последние несколько дней, как рукой сняло. Она так радовалась, что теперь не одна, и совсем забыла про безучастно молчавшую Аюну. Потом спохватилась: «Ой! Аюнчик, так и ты давай с нами. Вот увидишь, это потрясающий город!»

– Нее, девки, – скептично протянула та. – Мне это не надо.

– Тебе сто пудов там понравится! Не может не понравиться!

– Я не хочу, – категорично мотнув головой, уверенно ответила Аюна и, истолковав восторженное несогласие, застывшее на лицах Фаи и Кати, как заготовку ими речей с целью ее переубедить, в сердцах воскликнула: «Ну какой Питер, вы чего? Кто нас там ждет?»

– Никто никого нигде не ждет, – резонно заметила Катя. – Самим нужно приходить.

– Нужно приходить туда, где тебе рады и на место за дверью не укажут!

– То есть ты просто боишься, что не поступишь, поэтому не хочешь туда ехать? – уточнила Фая.

– Я не хочу туда ехать, потому что мне нечего там делать, – парировала Аюна. – Мне и здесь хорошо.

– Ты просто не была там и не знаешь, что там еще лучше! Намного.

– Не была. Не знаю. Зато знаю, что здесь я поступлю куда хочу, а там скорее всего нет. А год терять мне не хочется: все забуду, что в школе проходили и вообще на фиг никуда возьмут.

Катя и Фая принялись с энтузиазмом ее переубеждать, приводя примеры немногочисленных знакомых, которые учились в Новосибирске, Петербурге и Москве, но получили в ответ только недовольное ворчание:

– Зачем мне ехать куда-то за тридевять земель, если я могу выучиться в Улан-Удэ и потом с таким же успехом здесь работу найти?

– Так никто не говорит про работать здесь, – возразила Фая. – Мы планируем после учебы остаться в Питере, и я правда не понимаю, почему ты не хочешь там жить!

– Девочки, вы рожу мою бурятскую не видите, что ли?! – раздраженно огрызнулась Аюна. – Наша соседка искала работу в Челябинске. Там, между прочим, вуз окончила. Она из иркутских бурят, так что имя, фамилия у нее русские. Знаете, сколько раз ее приглашали на собеседования? Раз двадцать! А знаете, сколько раз она, придя на эти собеседования, сразу же, по реакции на лицо, понимала, что работу не получит?! Да те же раз двадцать! Хоть, говорит, фотку в резюме вклеивай, чтобы время не тратить на работодателей, которые не хотят азиатов нанимать, будь ты хоть сто раз узкоглазый гений!

Девочки притихли. Обсуждать национальный вопрос, называя вещи своими именами и при этом соблюдая положенные границы деликатности, они еще не научились.

Их подруга громко выдохнула, показывая, что выпустила пар, больше не злиться, и заключила:

– В общем, не хочу жить в этом вашем Питере и стыдиться того, что я бурятка. Хочу жить на своей земле, где меня признают за свою и не смотрят, как на чудище китайское.

Катя, по-прежнему рассчитывая ее переубедить, осторожно произнесла:

– Я не спорю, что в Челябинске твоей знакомой действительно было сложно, но, уверена, в Москве и Петербурге люди более открытые по вопросам национальности. Там ведь кто только не живет! Отовсюду приезжают. Тебе не надо будет ничего стыдиться. Тот же Эдуард, видела, там отлично преуспел и всем доволен.