Когда они, как и всегда, собрались за деревянным столиком, было достаточно светло, но диск луны уже бледнел на небе, оставляя на облаках светлый, размашистый отпечаток. На цветущих в вечном мае деревьях, под которыми удобно расположились многочисленные клумбы Фионы, начинали заливаться своими песнями соловьи. Енох заметил, как Эмма прикрыла глаза и привалилась своим плечом к плечу сидящего рядом Портмана, словно слышит эту песню впервые, а не в тысячный раз. О’Коннор фыркнул. Такому оптимизму можно было позавидовать.
Из дома выходит довольная собой Оливия, и разливает чай по чашкам. Тем не менее, подойдя к Еноху, она немного колеблется, словно читает его мысли и знает, как сильно он мечтает о крепком черном чае с ложкой сахара. И никакой мяты. Но что-то Еноху подсказывает, что Оливия любит мятный чай так же, как он его терпеть не может, и очень хочет поделиться частичкой своей любви с ним, что так на неё похоже.
Первые минут тридцать все они сидят молча, маленькими глотками истребляя чай, ведь говорить им не о чем, разве что, обсуждать сны Горация, потому что только они постоянно меняются в этом бесконечном дне. Но чай в чашках заканчивается как раз к тому времени, когда зажигается одинокий светильник над их головами, который выхватывает из наступающей темноты лица четверых подростков (хотя, на звание подростка в полной мере здесь может претендовать только Джейк). Вот тогда и начинаются какие-то разговоры.
Эмма обхватывает свою чашку руками, сама толком не зная, для чего именно, чтобы согреться или чтобы получить какое-то моральное удовлетворение от этого действия. Оливия, сидящая рядом с Енохом, слегка ёжится в своей лёгкой кофте от наступающего холода, и Енох думает о том, что стоит отдать ей свой пиджак, но останавливает себя на этом героическом порыве. Не хватало ещё странных приливов нежности с его стороны в присутствии Портмана и мисс Блум. Поэтому, героическое действие «отдать пиджак» он оставляет до лучших времён. Если они когда-нибудь наступят, конечно.
Становится всё холоднее. Эмма прижимается к Джейку сильнее и прячет замерзший нос в его плече, словно дойти до дома и одеться тепле стоит для неё огромных усилий, на которые она не способна. Оливия же к Еноху даже не придвигается, только смотрит из-под опущенных ресниц, и иногда потирает руки. Создается ощущение, будто она и не хочет как-то показывать свою к нему привязанность, но ведь всё выдает взгляд. То, как она смотрит на кукловода, выдаёт мисс Элефанту с головой.
Тем не менее, мелкая морось начинает барабанить по крыше, что происходит каждый вечер, а чашка, которую Эмма до сих пор держит в руках, уже давно опустевшая, начинает остывать. Девушка смотрит на Джейка снизу вверх, словно мысленно спрашивает его, стоит ли идти домой. Енох лишь фыркает: может, Эмма этого и не замечает, но так она делает почти каждый вечер.
Задумавшись, Оливия начинает теребить край выцветающей скатерти, и не замечает, как по кивку Портмана и он и Блум уходят, оставляя её и О’Коннора наедине. Сумерки сгущаются, а птицы замолкают на какое-то время. Ребята вернутся, думает Оливия, не могут ведь они действительно уйти. Но, ни Джейкоб, ни Эмма не появляются, ни через пять минут, ни через десять.
Пиротехник переводит задумчивый взгляд на Еноха, но тот, даже почувствовав на себе взгляд зелёных глаз, не смотрит на неё. Словно нарочно, поворачивается в другую сторону и вглядывается в темноту, как будто может разглядеть там идеальные клумбы Фионы.
— Пить хочется, — словно для самого себя говорит кукольник, но потом обращается уже к Элефанте, — что-нибудь осталось?
— Только чай, — Оливия пожимает плечами, оглядывает то, что осталось на столе. Она прекрасно знает, что Енох не любит такой чай, поэтому тянет с ответом как может, — мятный.
Она уже хотела предложить ему заварить чай с лимоном или обычный черный, с одной ложкой сахара, как он любит, она готова была даже сбегать в дом, пусть он только попросит, но О’Коннор вдруг сам протягивает руку к заварнику, чем не мало удивляет её.
— Ладно, давай мятный.
Оливия видит, как он пьёт этот чай маленькими глотками, видит, как он старается не морщиться, и точно знает, он терпеть этот чай не может. Она старается подавить улыбку, и сама делает глоток чая, который оставляет привкус мяты на языке.
========== Ночь перед выпуском (Дом, в котором; Ведьма/Череп) ==========
«Я знаю весёлые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя»
Николай Гумилёв, «Жираф»
— Мамочка, расскажи мне сказку!
Маленькая девочка, шустрая и задорная, запрыгивает матери на колени и обхватывает её шею ручками. Женщина откладывает в сторону книгу и смотрит на дочь внимательно, а в ответ на неё глядят точно такие же глаза, только более веселые и жизнерадостные.
Женщина смотрит на дочку пристально, убирая с детского лица непослушные пряди волос. У девочки такие же невероятные большие глаза, и она смотрит на маму с таким восхищением, что сама женщина готова позавидовать искренности её взгляда. Пусть глаза у неё точно такие же, но так смотреть она никогда не умела.
— Какую же сказку ты хочешь услышать в этот раз?
Девочка задумывается. Затихает на несколько секунд, а потом цепляется за материнскую шею крепче и начинает щебетать:
— Я хочу волшебную историю, мамочка! — девочка крутится на месте, а потом смотрит на мать, — расскажи мне про Дом!
Женщина улыбается, надеясь, что ребёнок не заметил, как у неё перехватило дыхание. Рассказать про Дом? Что же такого можно рассказать про Дом, чтобы история непременно закончилась хорошо? Над этим стоило подумать…
— И какую историю о нём ты хочешь услышать? — женщина знала, что у девочки отличное воображение, оставалось только надеяться на то, что ребёнок забудется в собственных мечтах и не вспомнит, с какой просьбы всё началось. Девочка же начинает вертеть головой, словно задумывается над чем-то, хотя, давно придумала ответ на этот вопрос. Словно чувствовала, что мама спросит об этом, как только речь зайдёт о Доме. Впрочем, она всегда переспрашивала, поэтому девочка успела к этому привыкнуть.
Женщина думала, что, в целом, очень хорошо, что дочка растёт похожей на неё, но не настолько дикой и нелюдимой. Хорошо, что она общительная и любит заводить друзей. И, Боже, как же хорошо, что она унаследовала её глаза. Кем бы ни был сейчас тот человек, который являлся девочке отцом, женщина рада, что в ребёнке от него нет ничего. Потому что, если бы женщина не видела в дочери чего-то своего, она отчаянно принималась бы искать в ней черты другого человека, который не имел к ней никакого отношения.
— Расскажи мне о бесстрашном Белом Вожде. Расскажи о том, как он влюбился в добрую колдунью и спас её от злого Пятнистого Короля — Детское лицо расплывается в довольной улыбке, а невероятные глаза сияют. Женщина только усмехается и прижимает дочь крепче, удобнее устраивая её на своих коленях.
— Ты же много раз слышала эту историю. Вот, сама уже можешь её кому угодно рассказать.
— Но я очень люблю её, мамочка! Расскажи!
Разве она может ей отказать? Разве может согнать с колен и снова заняться домашними обязанностями или вернуться к прочтению книги? Женщина тихо смеется, вот только прекрасные глаза словно становятся намного печальнее, и целует дочь в макушку. Конечно, она расскажет ей эту сказку.
— Когда-то давно существовало одно королевство, и делили его между собой два правителя –Пятнистый Король и Белый Вождь. Пятнистый Король был суров и злобен, держал своих подданных при себе и всегда возвращался за тем, что принадлежало ему. Именно Пятнистый Король развязал войну между Западной и Восточной частями страны. Белый Вождь был не таким. Он был отважным и справедливым правителем, и все подданные его любили.
— Но разве не мог Белый Вождь отвоевать вторую половину королевства у Пятнистого Короля, мамочка?
