– Есть немного.

– А как же Бали и титюли?

– Всё в силе.

Руки Фрола спускаются ниже и проникают под резинку пижамы.

– Лапы убери! А то на пол отправишься.

– Прости!.. А без Бали я тебе не нужен?

– Горюшко, я что-то не пойму, – сажусь я ему на живот, – кто кого домогается?

– Угадай, – смеётся он, и, подхватив меня под бёдра, перемещает чуть ниже.

К щекам приливает кровь, и я скатываюсь с Фрола.

– Я привыкла за всё отвечать сама. – Поворачиваюсь к нему спиной и фыркаю, как ёжик, от обиды: – Ничего мне от тебя не нужно.

Фрол обнимает меня и целует в затылок:

– «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!»2 Булгакова начиталась или ратуешь за феминизм?

– А с чего ты взял, что сильнее меня? – с вызовом спрашиваю я.

– Значит последнее, – вздыхает Фрол.

Его тёплое дыхание запускает стаю мурашек по моему телу.

– Ни за что я не ратую, – ворчу себе под нос, – еду, как могу.

Тёплая ладонь ложится мне на живот.

– Покажи растяжки, – вдруг просит Фрол.

– Здрасьте, приехали!

– Покажи!

Фрол приподнимается на локте и смотрит на меня с такой любовью, что я безропотно поворачиваюсь и задираю пижаму. Фрол ложится между моих бёдер, и бархатными подушечками пальцев проходится по белёсым стриям на животе. Их немного, но я очень их стесняюсь. Поэтому после рождения дочки ношу только закрытые купальники.

– Маруськин тут жил, – язык Фрола скользит по коже вдоль резинки пижамных брюк.

Не могу сдержать стон. Это самая потрясающая ласка в жизни. Она дышит нежностью. Зарываюсь пальцами в тёмные вихры Фрола. Он трётся щетинистой щекой о мой живот и укладывается на него, обхватив меня ладонями под лопатками.

– Можно я так посплю? – мурчит Фрол, как кот. – Для меня это теперь самое уютное место на земле.

– Фрол!

– Да?

Я прикусываю язык. Оставим прошлое в прошлом. Хотя бы в эту волшебную ночь.

– Нет. Ничего. Спи.

Его ладони перемещаются мне на грудь.

– Здесь у тебя тоже всё супер, если ты хотела об этом спросить.

Рита

– То есть ты мне изменила! Я простил тебе предательство, взял на работу и целый год… Год! ухаживал за тобой, а ты одним махом всё опять перечеркнула!

Вместо «Здравствуй, солнце!» из трубки на меня обрушивается лавина упрёков. Схватила спросонья мобильник и пожинаю плоды. Фрол всё слышит, но делает вид, что увлечён новостями. Большой палец с аккуратно остриженным ногтем, мерно ударяя по экрану, двигает ленту. Просыпаться в постели с любимым мужчиной, наверное, классно. Опыт мой невелик. Зато я хороший теоретик. Но вместо утренних обнимашек и нежности на ушко мне прилетели упрёки Никиты. И самое противное – справедливые упрёки.

– Кто он вообще такой? Чем промышляет помимо футбола? – шипит Никита.

– Ник, я ещё… – спросонья голос мой хрипит.

Фрол не глядя протягивает мне кружку с тёплым чаем. Смотрю с благодарностью, делаю жадный глоток и падаю обратно на подушку.

– Что ты ещё? Из постели с ним не вылезла?

– Никита Горыныч! – голос возвращается ко мне. – Что за наезды с утра? Из постели я не вылезу ещё неделю, если не две. Но с кем я пролежу в ней – никого не касается!

– Рита, – Никита снижает обороты, – прости. Я… Я волнуюсь за тебя. Этот красавчик поиграет и снова бросит тебя. А ты идёшь у него на поводу.

– Ник, – я представляю, как он ходит сейчас по нашему кабинету, разрубая воздух рукой, – не заставляй меня оправдываться. Я тебе ничего не обещала. А Горин нормальней нас с тобой вместе взятых.

Уголки губ Фрола устремляются вверх.

– Да ладно?

Мне не нужно Никиту видеть. Я знаю босса наизусть. Вот он застывает столбом посреди кабинета и прищуривает карие, немного близорукие, глаза. В них прыгают бесенята. Его узкое лицо вытягивается ещё больше. Сейчас он предложит пари, как быстро Фрол оставит меня.

– Спорим, я нарою на твоего Горина компромат?

Неожиданно! Я смотрю на Фрола, он бросает пытливый взгляд на меня. А на том конце связи Никита ликует. Он попал в цель, ударив по моей недоверчивости.

– Будь с ним настороже, малыш, – выдыхает он в трубку. – И помни, что я всё ещё люблю тебя.

Прикусываю язык, чуть не ляпнув: «И я тебя». Мы с Никитой партнёры по работе, и всё уже шло к тому, чтобы стать партнёрами в жизни. Без страстей. Просто нам хорошо друг с другом. Никита явно ждёт этой оговорки. Тихо смеётся и шепчет в трубку:

– А ты меня. Поэтому предохраняйся, пожалуйста.

Он сбрасывает звонок прежде, чем я успеваю вспылить.

Последних слов соперника Фрол не слышит. Он допивает чай, ставит кружку на подоконник и берёт градусник.

– Привет, Марго! – говорит так, будто и не было сейчас никакого разговора.

Подносит градусник к моему лбу.

– Тридцать семь и шесть! Опять ползёт вверх, зараза! – вздыхает Фрол.

Подносит к своему:

– А мне хоть бы хны.

Садится напротив меня, упираясь кулаками в матрас.

– Я скучал по тебе. Уже час, как не сплю. Влез в интернет, а перед глазами, – Фрол тыльной стороной ладони касается моего лица, – вот эти щёчки, губы… Можешь мне не верить.

– Хочу тебе верить.

Слова Никиты не идут из головы, но расследовать Горюшкины дела и поступки нет сил.

– Слабость жуткая! – добавляю я.

– Выше нос, моя королева! – Фрол наклоняется ко мне. – Цепляйся.

Хватаюсь за мускулистую шею и оказываюсь в его крепких руках. Фрол относит меня в ванную и оставляет одну. Когда я возвращаюсь в комнату, постель застелена, а на плите варится кофе в турке, в микроволновке крутится ватрушка с творогом. Вспоминаю чарующие ароматы выпечки и арабики.

Фрол обрывает телефонный разговор и снимает турку с наросшей над ней тёмной пеной.

– Чуть не удрал паршивец! Давай чашку, Маргош.

Мы садимся за барную стойку, условно отгораживающую кухню от комнаты.

– Маруська продрыхнет часов до десяти. – Отпиваю безвкусный кофе, ватрушка в горло не лезет. – А звери твои во сколько встают?

– Кайлу сейчас растолкаю и поведу на улицу, а Микки зимой впадает в спячку, как медведь.

– А Моцарт? Он с кем остался? – Пора бы мне и правда получше познакомиться с Фролом. Понять, чем он дышит. – И вообще, что за передвижной цирк вокруг тебя?

– Кайла у меня два года живёт. А обезьяны… Длинная история. Однажды я поехал в Тайланд. Мы с пацанами исколесили страну вдоль и поперёк. Наткнулись на обезьяньи бои. И так мне стало жалко ни в чём не повинных тварей… Короче, домой я вернулся в большой компании, оставив круглую сумму хозяину питомника и ошмётки нервов таможенникам.

На мои глаза наворачиваются слёзы. Да этот парень просто святой!

– А где же они все у тебя разместились?

– Пришлось обустроить для них ранчо. Колян следит там за порядком. – Фрол щекочет меня по лодыжке пальцем ноги. – Маргош, пойдём ещё хоть полчаса поваляемся. Пока Маруська спит.

Выпиваю прописанные самой себе лекарства, ставлю укол в ногу и позволяю Фролу отнести себя в постель.

– Девочка моя, – шепчет на ухо Фрол, согревая меня своим теплом. – Вот так должно начинаться каждое утро.

Его мягкие губы целуют мои плечи. Что-то Горюшко слишком идеален. Ладно, время всё расставит на свои места.

– А ты его на матрас пускать не хотела!

Спихиваю с себя Фрола и открываю глаза. Заспанное личико дочери сияет от счастья.

– Привет, Маруськин! – он садится на колени и машет ей.

Дочка с ловкостью обезьяны спускается по лестнице и прыгает на Фрола. Он даёт себя повалить. Маруся усаживается ему на грудь и треплет за колючие щёки. Голова Фрола лежит на моём животе. украдкой вытираю слёзы. Нашу идиллию нарушает звонок домофона.

***

Фрол

– Это врач.

Ссаживаю с себя Марусю. От матраса до дверей рукой подать. Кайла бежит за мной. Нажимаю кнопку домофона. Тесновато у Маргоши. Заберу их с Маруськой сегодня к себе.