Где был тот Дин, который гулял с ним по двору, слушая пересказ Сэлинджера? Который обнимал его и баюкал, когда Сэм едва не плакал от воспоминаний о матери? Который намеревался устроить ему освобождение при первой же возможности? Тот Дин остался где-то за кадром и корчился в муках вины, но ничего не мог изменить. Что-то в нем надломилось в ту ночь, когда он причинил боль Джо Харвелл, своей неизменной многолетней подруге, и теперь надлом ширился и поглощал его все больше и больше. Как будто душа застыла перед наступление черноты, и не было больше сил сопротивляться. Дин не узнавал себя.

Он устал. Так устал от того, что Джон фактически лишал его дома и семейного очага, от непонятного влечения к другому мужчине, рвущего душу, от ответственности и необходимости быть постоянно правильным, держать руку на пульсе и давить в себе эмоции, постоянно давить, потому что он не имеет на них права. Он больше не справлялся, и именно Сэму Кэмпбеллу не повезло стать тем, кто оказался крайним в войне Дина Винчестера с самим собой.

Он подошел к Сэму близко-близко. Он не боялся, что заключенный выдернет у него из кобуры табельный пистолет, пристрелит нахрен и попытается сбежать. Наверное, если бы это случилось, Дин был бы даже рад. Но он знал, что это не случится.

Рука легла Сэму между ног и сжала яички.

- Давай, Сэмми… будь хорошей девочкой. Мне это нужно.

Низ живота начал наливаться тяжестью возбуждения. Полуприкрыв глаза, Дин ожидал, что Сэм ответит на его недвусмысленный намек, как делал это всегда, но Сэм вдруг сжал его запястье, как будто тисками, и прошипел:

- Знаешь, что? Пошел ты…

Он не посмел сопротивляться, но по его тону, по злому блеску в глазах Дин понял, что сегодня у них не будет ничего. Сэм очень не вовремя решил отстаивать независимость.

Первой реакцией было удивление. И что это на него нашло? Ведь все было так хорошо. Дин думал, что они отлично поняли друг друга. Потом в душе начала закипать злость. Шлюха решила проявить строптивость и показать, кто тут главный, но нарвалась не на того человека.

- Ты все еще в моей тюрьме. И будешь делать то, что я тебе велю. Без вариантов.

Дин продолжал сжимать пальцы, наблюдая, как Сэм сначала бледнеет, а потом зеленеет от боли. На его ресницах показались слезы. Он дышал хрипло, со свистом, и было здорово видно, как ему больно. Где-то в глубине души Дин понимал, что все не так, что должен его отпустить, потому что сейчас это больше походило на изнасилование, но не мог себя заставить уйти просто так. Ему хотелось, чтобы Сэм точно понял, какие у него перспективы, и что с ним шутки плохи.

Чтобы точно понял, что, кроме Дина, его никто не спасет.

Но кто спасет Дина от него самого?

*

Тьма была выпущена, преграда сорвана, и Дин с каждым днем зверел все больше. Он перестал выводить Сэма на прогулки. В глубине души Сэм был даже этому рад, потому что теперь их встречи больше походили на пытки, чем на дружеское общение, каким они были совсем недавно. Кроме того, зима набирала обороты, а тюремная куртка, которую ему выдали перед заключением, была недостаточно теплой, и каждый раз на улице Сэм отчаянно мерз. Поэтому, когда прекратились прогулки, он вздохнул с облегчением и вместо них принялся делать упражнения.

Его жизнь в камере состояла из двух состояний. Либо он сидел в гордом одиночестве и мучительно пытался себя чем-нибудь занять. Либо пытался пережить очередной визит Дина. Один раз к нему приходил Бобби – узнать, что да как. И один раз пришла Миссури – поблагодарить за деньги и заверить, что после отсидки она постарается ему помочь. Сэм не знал, что на самом деле Миссури приходила потом еще, но ее не пустили. Сначала она никак не могла застать шерифа, а без его разрешения никто и не подумал устраивать свидание. Потом Дин слетел с катушек и стал методично превращать оставшиеся дни заключения в ад.

Того Дина Винчестера, который после более близкого общения даже начал Сэму в чем-то нравиться, больше не было. На сцене снова был зловредный шериф. Что-то в его жизни случилось очень плохое, с чем он не смог справиться, Сэм убеждался в этом все больше и больше. Он достаточно узнал людей, чтобы убедиться в правдивости поговорки про соломинку и верблюда. Так вот, на Дина упала та самая последняя соломинка и сломала ему хребет. Во всем этом Сэма удивляло только одно – почему никто больше этого не замечает? Он пытался разговорить копов, приносивших ему еду, но в ответ получал только лицо, как у игрока в покер, и краткое:

- Тебя это не касается.

Только один, совсем молоденький стажер, проговорился, что вроде как отец шерифа, предыдущий шериф Винчестер пьет по-черному и устроил сыну такую веселую жизнь, что на стенки лезло все управление. Стажер тут же испугался того, что сболтнул лишнего, и пообещал Сэму, что уроет в бетон, если Сэм кому-нибудь проболтается.

В целом все сходилось. Дин по-прежнему являлся каждую ночь, но сейчас заметно нервничал. Сэм решил, что навряд ли он каждый раз ездит из дома, значит, ночует на работе. Из слухов, подцепленных еще во время топтания по двору, Сэм знал, что у Дина вроде как есть девушка, но их отношения были какими-то странными – они то встречались, то разбегались. Сэм тогда еще подумал, что если бы у него была девушка, он бы в лепешку расшибся, чтобы ей было хорошо и не хотелось никуда уходить. В ту ночь, когда Дин пришел с фингалом под глазом, Сэм унюхал на его коже слабый след женских духов. А ведь именно тогда все и началось. Дин как будто сошел с ума. В глубине души Сэм понимал, что Дин срывает на нем злость, и ему было не все равно. Но и у его терпения был предел.

Винчестер перестал улыбаться. Иногда его губы раздвигались, обнажая ровные белые зубы, но это больше было похоже на оскал хищника, а не на улыбку. Он стал весь острый и резкий, как будто нервы были постоянно напряжены, и Дину стоило больших усилий сдерживаться и не сорваться. Черты лица стали суше и четче, голос приобрел командные металлические нотки. Но Дин почти перестал разговаривать с ним после той ночи, когда Сэм его послал. Снова.

Дин больше не приносил ему книги или еду из «Чертополоха», не передавал приветов от Бобби и Миссури, и не расспрашивал о жизни, которую Сэм вел до появления в Энджелхоуле. Сэму казалось, что он начисто утратил к нему интерес как к личности. Кэмпбелл перестал быть для него другом. Хотя вряд ли то, что до сих пор было между ними, можно было назвать дружбой. Для Винчестера он стал средством справиться с черной пеленой в душе и не натворить ничего более страшного.

Дин появлялся теперь в любой непредсказуемый момент. Скрежетала дверь, и Сэм внутренне сжимался, потому что знал – Винчестер пришел его мучить.

Дин входил в камеру и командовал:

- Встать! Лицом к решетке.

Сэм покорно поднимался и становился. Дин высоко вздергивал его руки и приковывал наручниками к поперечной перекладине. Дальше бывало по-разному. Дин мог уйти и вернуться через несколько часов, когда руки и плечи Сэма полностью теряли чувствительность. Мог сидеть на койке, пить пиво и наблюдать. Сэм спрашивал:

- Зачем ты это делаешь?

Но никогда не получал ответа. Он думал, что Дин делает это, просто потому что может, но подобный вариант никак не мог уложиться у него в голове.

Хуже всего было ночью. Сэм почти не спал, потому что каждую минуту ждал, вот придет Винчестер, и все начнется сначала. Он просыпался от каждого шороха, а звонкий стук подковок был для него, как похоронный набат. Дин сдергивал с него одеяло и снова ставил к решетке, не заботясь о том, чтобы заключенный хотя бы оделся.

Сэм стоял босиком на холодном полу. От вздернутых рук край футболки приподнялся, обнажая ягодицы.

- Мне сказали, у тебя сегодня были гости.

Не вопрос, а утверждение. На самом деле никто не приходил, но Сэм понимал, что сопротивляться бесполезно. Дин не услышит голоса разума.

- Я должен провести обыск.

Сэм вздрогнул. Он уже успел выучить, что в понимании Винчестера значило провести обыск.