Никто не знает, как начинаются массовые драки в барах. Кто-то кого-то толкнул. Кто-то в горячке спора махнул рукой и выплеснул пиво на соседа. Кто-то не так посмотрел или случайно наступил на ногу. Если в баре играют, то споры о картах или шарах могут только подлить масла в огонь. Сэм вышел всего на несколько минут, и все было спокойной. Вернулся он уже в пекло массовой драки.
Прямо с порога он получил удар в нос. Губы и грудь тут же залило кровью. Он попытался отступить, но не вышло. Дверь за ним с треском захлопнули ногой, а его самого оттолкнули в сторону барной стойки, где он снова попал под удар. Помещение было слишком тесным, а народа в него набилось, как сельдей в бочку. Сэм попытался протиснуться к выходу, но его все время отталкивали обратно. От нескольких ударов он смог увернуться, но потом его взяла злость, и он начал прокладывать себе дорогу кулаками. Он все время помнил, что ему нельзя здесь находиться, нельзя снова попадаться Винчестеру, чтобы окончательно не попасть на крючок. Он старался выбраться из этой заварухи, как мог.
Сквозь грохот и крики он слышал вой полицейский сирен. В окнах плясали сине-красные отблески маячков. Он понимал, что ничего не получается, ему не успеть и негде спрятаться. И оставалось только надеяться, что все обойдется. Уповать на милость бога и… на Дина, наверное. Ведь что-то было между ними, тогда, в подсобке «Чертополоха», и это что-то давало призрачную надежду на то, что Дин забудет о своем обещании следить за ним и устроить ему крупные неприятности. Забудет или не захочет. Он услышал выстрелы, увидел искаженное яростью лицо шерифа, и на этом все закончилось.
Кое-кто, конечно, успел сбежать. Кого-то отправили прямиком в больницу. Остальных погрузили в машины и повезли в участок. Винчестер распорядился, чтобы всех, кто попался, посадили на ночь в Каталажку. Сэму в какой-то степени повезло, потому что его отправили в одиночную камеру. Краем уха он слышал, что это было сделано из предосторожности. Но все равно он отчетливо понимал, насколько мало у него шансов выйти из свалившейся передряги без потерь. Ночь он провел без сна.
Утром шериф явился в управление и приступил к разборкам. Кое-кто из дебоширов успел протрезветь. Кое-кто мучился жестким похмельем. Но каждого Дин вызывал к себе, проводил допрос и потом промывал мозг. Поодиночке. Сэм не знал, чем заканчивались душеспасительные беседы, но никто в камеру больше не возвращался. Его вызвали последним.
Винчестер был зол, метал молнии из глаз и выглядел слегка потрепанным. Сэм стоял перед его столом и ждал, пока на него обратят внимание. Наконец, Дин закончил отдавать распоряжения в селектор, отсоединился и приступил.
- Рассказывай, что вчера вышло?
Сэм подробно, стараясь не упустить ни одной детали, рассказал, как Энди пришел в «Чертополох», как вечером сам Сэм пришел в «Пинту», как играл, как потом пошел отлить, а когда вернулся в зал, то сразу оказался в горниле побоища. Он не знал, с чего все началось, и кто был зачинщиком. Рассказал, как пытался выбраться, но не сумел, а потом его зацепили, и пришлось отбиваться. Дин слушал внимательно, ни разу не перебил.
- Видишь ли, Сэм, - медленно сказал он, когда Сэм закончил, - Свидетели утверждают, что драку начал ты. Говорят, что хотел забрать деньги. Что скажешь?
Он ответил, не задумываясь:
- Они лгут.
- Что, все сразу?
- Да.
Дин снова впал в задумчивость. Он размышлял, и Сэм словно слышал его мысли. Этих людей шериф знал всю жизнь, а Сэм был ему никем, пришлым чужаком, который не пожелал подчиниться и исчезнуть, когда ему давали такой шанс. Пьяные драки случались регулярно, но никогда столь масштабно и жестоко. И теперь Дину предстоял нелегкий выбор – кому верить. Он не знал, как поступить.
- Я ведь тебя предупреждал, Сэмми. Не нарывайся. Следи за собой.
Он все еще размышлял, но по неосторожности итог своих мыслей озвучил вслух. Но Сэм понял его слова так, что Дин готов повесить все на него. Он как пришел, так и уйдет, а с людьми Энджелхоула ему жить и жить.
- Я тебя предупреждал…
Ярость бросилась ему в голову, затопила разум горячей волной. Ему было чертовски обидно от того, что его готовы сделать крайним. Благое дело, которое он задумал сделать для Миссури, обернулось против него же. Это была вопиющая несправедливость, с которой Сэм не хотел мириться. И он сорвался.
- Знаешь что, шериф? Иди ты на хуй.
Лицо Винчестера окаменело. Кажется, он даже мысль не успел додумать, до того не ожидал чего-то подобного. Сэм усмехнулся, а потом не выдержал и рассмеялся в полный голос. Кажется, это была истерика.
Дин склонился к селектору и коротко позвал:
- Дженкинс.
Полицейский, ждавший снаружи, тут же нарисовался в кабинете.
- В камеру его.
Пока на него надевали наручники, пока вели в камеру и закрывали, Сэм продолжал смеяться. Из глаз текли слезы, мышцы лица болели, ноги подгибались, но он не мог остановиться.
Перед ланчем он предстал перед судьей и был обвинен в учинении беспорядков и оскорблении офицера полиции при исполнении служебных обязанностей. Поскольку денег для выплаты назначенного штрафа у него не было, судья Тернер вынес решение, о котором просил его добрый приятель шериф: шесть недель ареста. Настоящим преступником Сэм все же не был, поэтому сидеть ему назначили все в той же Каталажке.
Под крылышком у Винчестера.
========== 05 ==========
Дин был на взводе и никак не мог отойти. Сказывалась бессонная ночь, тяжелый день, когда он разбирался с последствиями бессонной ночи, и Сэм. Глупая мальчишеская выходка Сэма, которую он выкинул во время их беседы, никак не шла у него из головы. Дин-то размышлял о том, как бы половчее его отмазать, но Сэм взбеленился, и в результате получилось то, что получилось. Дин мгновенно впал в ярость и вместо приличной отмазки устроил ему отсидку. Судья Тернер был старинным приятелем Джона, и к самому Дину относился, как к родному сыну, поэтому охотно пошел ему навстречу. Тем более, что был он человеком консервативных взглядов и считал, что посторонним в Энджелхоуле не место. После ланча в «Чертополохе» и разговора с Люси Дин очнулся и тут же начал жалеть о том, что все так повернулось. Его, между прочим, стараниями. Люси рассказывала, как ей нравится Сэм, какой он хороший работник, и жаловалась, что придется нанимать кто-то другого, но… Сделанное было уже не повернуть вспять. Дина подгрызала совесть, но он уговаривал себя, что через неделю-две, если Сэм будет себя хорошо вести, он что-нибудь придумает, чтобы можно было его выпустить.
Он вернулся в управление и сразу же пошел в Каталажку. К этому моменту Сэма должны были уже оформить, но снова все пошло не так. Сэма в камере не наблюдалось, а на закономерный вопрос Дину ответили, что заключенного моют.
Отдельного душа для этих целей не было, и Сэму велели помыться в душе для полицейских. В раздевалке офицер Дженкинс сидел на скамейке между двумя кучками одежды. В одной Дин узнал вещи Сэма – в глаза бросилась рубашка с бурым пятном запекшейся крови. Вторая возвышалась аккуратной стопочкой – темно-зеленая куртка, оранжевая роба, белая футболка и сверху тапочки на резиновой подошве. Из-за двери доносился шум воды. Дин присел на соседнюю скамейку и спросил Дженкинса:
- Как он?
- Держится. Зыркает, как будто убить хочет, но молчит. По всему видать, что в первый раз.
По краю сознания чиркнула какая-то мысль, что-то насчет первого раза, но Дин не успел поймать ее за хвост. Вместо этого он ответил:
- Ничего, умнее будет.
Дженкинс усмехнулся. Он в этом сильно сомневался.
Открылась дверь, в раздевалку вышел Сэм, и у Дина едва глаза на лоб не полезли. По недомыслию ли, или умышленно Сэму не дали полотенце, а одежду взять с собой не разрешили, поэтому был он, в чем мать родила, и при этом ему надо было пересечь всю раздевалку, чтобы добраться до скамейки и прикрыться. С темных волос стекала вода. Тело покрылось гусиной кожей, едва из тепла душа он попал в прохладный воздух раздевалки. Он сделал несколько движений руками, нервных и каких-то бестолковых, и Дин понял, что он пытается одновременно обхватить себя за плечи, чтобы согреться, и прикрыть пах. Невольно опустил взгляд ниже и заметил, что в паху у него не беспорядочные заросли, а аккуратная короткая щеточка. Что же, вполне резонно – шлюха должна быть ухоженной. Сэм поймал его взгляд и тут же залился краской. Надо же, какой стеснительный… Кто бы мог подумать.
