– Посмотришь за процессом из-за стекла, напишешь протокол. Создашь видимость официальности – рассмеялся Колтман, что решился на рискованную операцию по допросу таинственного эмигранта, шериф остался в темном помещении с огромным бронированным стеклом.

– Время три часа ночи, если он уже отрезвел, то наверняка не помнит обстоятельств собственного задержания – справедливо полагал герой, пройдя через вторую дверь и оказавшись в холодном маленьком помещении, где из мебели были только два стула и мощный стальной стол, он выглядел так, словно его еще недавно использовала инквизиция.

Пирс сразу же встретился взглядом с задержанным, что демонстративно вольготно устроился на стуле. Его волосы были чистыми, а внешний вид в целом выглядел аккуратным, уж точно аккуратнее, чем при их последней встрече в баре придорожной гостиницы «Айлис». Колтман молча прошел вдоль мутного стекла и устроился на стуле напротив Романова.

– Помощник окружного шерифа Пирс Колтман. Вы имеете право хранить – начал с формальной фразы Пирс, но был неожиданно перебит Романовым, хотя полицейский рассчитывал на полную или хотя бы частичную дезориентацию эмигранта.

– Я требую обратиться в консульство моей страны, – выговорил слова как заклинание он – я ведь имею на это право, согласно пятой поправке в конституцию – добавил с усмешкой Григорий, помощник шерифа тяжело вздохнул.

– Я бы размазал тебя по стенке – пронеслось в мыслях уставшего полицейского, он неспешно закурил сигарету, словно все это не происходило глубокой ночью.

– Занесите это в протокол! – прокричал Бенненгему Пирс, клубы дыма поднимались к плоской лампе на потолке и тянулись к вентиляционной решетке.

– Позвольте и мне одну – попросил задержанный эмигрант.

– С чего бы мне делить сигарету с человеком, расстрелявшим машину с двумя невинными людьми? Подождем ответ от консульства, если вам еще не аннулировали гражданство – соврал помощник шерифа, понимая, что идет на невероятный риск.

– Что вы несете? Какая машина? – задал встречный вопрос Григорий, улыбка на его лице сменилась на гримасу полную возмущения и недопонимания.

– Так напились накануне, что ничего не помните. Этот допрос проходит уже в третий раз, до этого вы были сговорчивее – снова соврал Пирс, сделав вид, что готов оставить Романова в одиночестве.

– Мои показания не имеют силы, ведь я был невменяемым – возразил с опаской задержанный, Пирс спокойно облокотился на стол, умышленно сократив расстояние до Романова на одну десятую метра.

– Откуда мне знать, что вы были в состоянии аффекта? Пусть с этим разбираются в суде, если вы так хорошо осведомлены, то наверняка на вас уже что-то есть – закончил Колтман и попытался уйти, но в последний момент был остановлен Романовым.

– Что я уже сказал? Я имею право ознакомиться со своими показаниями? Я подам на ваш офис в суд! – возмущался Григорий Романов, пока полицейский не одернул его руки от своей рубашки.

– Поговорим в суде, а пока мы отпустим вас: лично мэр города – Джордж Андерсон о вас так беспокоился. Наверное, ему будет, о чем с вами поговорить – сказал Колтман перед тем, как уйти из комнаты, больше похожей на чулан, шериф с неодобрительным видом дожидался его за стеной.

– Что это было? – спросил Андре, не отводя глаз от Романова через стекло, помощник шерифа прекрасно знал, что внутри ничего не слышно.

– Он связан с этим делом, как и Андерсон – сказал уверенно Пирс, уперев спину о холодный кафель наблюдательного помещения, протокольный лист, в котором было всего три строки разговора, был скомкан.

– Это цирк не имеет ничего общего с законами штата – протестовал Бенненгем, который не привык делать серьёзных отступлений от своих принципов, главным из которых оставалась законность.

– Он ничего не докажет, а у нас с вами есть основания полагать, что Романов и Андерсон имеют отношение к двойному убийству на трассе. А к этому делу у нас нет никаких серьезных улик или версий, все нити этой паутины расследования обрываются. Еще и внутренне расследование – объяснил устало Пирс, Бенненгем уселся на стуле, пока Романов просто ходил по комнате из стороны в сторону.

– Бред – произнес с трудом шериф – знаешь, может ты и прав, но будем думать. Отправляйся домой, вид у тебя неважный – заключил Бенненгем и вытащил телефон, чтобы позвонить дежурному.

Через четверть часа герой вышел из здания офиса и уселся в машину, парковка вокруг оказалась почти пуста, горели ярким светом окна пары небоскребов, Пирс уже не помнил, какие из рядов были фальшивыми. Помощник шерифа зажег еще один источник света – очередную сигарету, и внезапно заметил, что у него пропало всякое желание ехать домой, все во мгновенье стало таким бессмысленным и ненастоящим, как свет в небоскребах, включаемый строго по расписанию. Мысли в голове путались, но после этого Пирс осознал, что сейчас они пропали вовсе, словно он умер, остался навечно в своем гробу на парковке под фонарями. Тогда все преобразилось и стало понятным, простым, приобрело четкую форму.

– Оливия оказалась права, я так и остался в прошлом, часть меня все еще на той войне… – проговорил помощник шерифа.

***

Передовой отряд морской пехоты пробился через позиции иракской армии вдоль стратегически важного шоссе, целая колонна военной техники оказалась брошена отступившими в полнейшем хаосе войсками неприятеля, должно быть, что они зашли слишком далеко и перерезали линии снабжения.

– Сколько нам еще торчать в этой дыре? – спросил вдруг напарник Колтмана, имя которого он забыл, когда всем отделением они уселись у колес вражеского бронеавтомобиля.

– Пока не свергнем Хусейна, или не закончиться мой контракт – усмехнулся тучный сержант по имени Патрик, он был немногим старше девятнадцати, все рассмеялись и почти одновременно потянулись к единственной фляге со спиртом, смешанным с газировкой, смесь была отвратительной на вкус, но дарила какое-то ощущение уюта вдали от дома. Патрик не протестовал, ведь позади был тяжелый бой, где только благодаря чуду и поддержке с воздуха удалось обойтись без потерь. Эта стальная фляга переходила из рук в руки, и каждый делал только один глоток, ни у кого даже мысли не появилось выпить больше, ведь в такой обстановке обделить товарища есть настоящее преступление, даже если он нем никто и не узнает, фортуна отвернется от тебя. Пирс был четвертым в этой благородной поруке, его тяжеленный рюкзак вместе с автоматом сейчас лежал на раскаленном асфальте неподалеку: места в тени брошенного грузовика было совсем мало, поэтому в нарушении инструкции пришлось расстаться с некоторыми вещами. На языке Колтмана осталось неприятное ощущение легкого покалывания, автоматчик Нейтон словно прочитал мысли героя и протянул ему последнюю плитку шоколада, слов благодарности было не нужно: все и так все понимали.

– Лейтенант Бэримор сообщил, что мы сильно отдалились от основных сил коалиции, поэтому будем спокойно дожидаться их здесь. Противника в районе уже нет, наша авиация позаботиться о них, первая танковая будет через пять часов – рассказал устало сержант, его толстая каска лежала в руках, оголив забритую машинкой голову, от чего этот здоровый афроамериканец делался смешным.

– Нам еще за это дадут награду. Уверен! Я достоин медали за отвагу и не меньше! Я расстрелял два магазина в воздух, может поэтому, иракцы испугались и обратились в бегство! – рассмеялся Нейтон, смотря на второе отделение, которое под палящим солнцем помогало третьему завести их хамви с толкача, получалось слабо.

– Лично из рук Буша младшего на лужайке перед белым домом – добавил Пирс, все рассмеялись, давно они не могли так спокойно посидеть в тени и расслабиться.

Высокого над головами сослуживцев Колтмана пролетела пара истребителей, потом еще одна, их курс лежал на горящий Багдад. Колтман понимал, что благодаря лишь только безоговорочному превосходству в воздухе их взвод находиться в безопасности, враг рассеян и уже бежал с поля боя.

– Я за него голосовал – воскликнул притворно воодушевленно сержант, когда к нему сзади подошел стройный молодой лейтенант, солдаты предприняли попытку подняться, но были остановлены жестом офицера.