– Простите… – пробормотала неуверенно. – Это случилось от неожиданности. Я не предполагала, что вот так его найду. Господи, он жив…

Я часто дышала и всё никак не могла остановить свой взгляд хоть на чём-нибудь. Мой мозг судорожно думал.

– О чём это вы? – спросил Илья Алексеевич. – С вами всё нормально?

Подняла на него взгляд и неуверенно кивнула.

– Да. Со мной всё отлично.

Встала с дивана и уверенно проговорила:

– Илья Алексеевич, человек, которого вы называете своим сыном – не ваш сын. И зовут его не Иван. Это Устинов Максим Юрьевич. Мой муж, пропавший в горах год назад. Моего мужа и его группу очень долго искали… Его считают погибшим, но…

Протянула к нему руку, чтобы выразить сочувствие, что Макс не его сын, но Илья Алексеевич вдруг отпрянул от меня, как от заразной, и посмотрел безумным и испуганным взглядом.

– Да как вы смеете?.. – прошипел он сдавленным голосом.

Я вздохнула и сказала уверенно:

– Мне жаль. Правда. Я хочу поговорить с ним.

– Нет! – воскликнул он. – Я немедленно увезу вас назад!

Ну уж нет.

Я обошла Илью Алексеевича и направилась в комнату своего мужа.

Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, руки подрагивали, в животе всё крутилось от сильнейшего волнения.

Он жив! Жив! ЖИВ!!!

Вся моя сущность ликовала.

Не передать словами, что я сейчас ощущала! Эйфорию, боль, тоску, страх, радость, счастье! Мне хотелось кричать, кинуться Максу на шею и разрыдаться на его сильном и надёжном плече. Выплакать всё, что у меня накопилось за весь год ожидания, надежды, одиночества и практически угасшей веры.

Илья Алексеевич бежал следом, хватал меня за рукава рубашки и пытался остановить.

– Илья, что происходит? – вышла из комнаты Макса супруга Ильи Алексеевича.

Я не позволила ему ответить и быстро ворвалась в комнату.

– Макс! – выдохнула я и молниеносно подлетела к нему и опустилась на колени.

Сжала его большие ладони в своих руках и прикоснулась к ним губами.

– Макс… – прошептала снова, и слёзы потекли из моих глаз. Не смогла сдержать эмоций. – Ты жив… Родной мой, ты жив.

Но вдруг, он выдернул свои руки из моих, и произнёс:

– Чччч… ччтто ввыдд…делллаете? Ммм… моё иммм… имя Иии… Иван.

В моей голове сначала возник медицинский термин «логоневризм». Проще говоря, это невротическое заикание – расстройство нервной системы, что отражается на ритме речи человека.

Основная причина этого недуга – психотравмирующая ситуация. Но помимо заикания, Макс также потерял память и сильно повредил позвоночник.

Проблем много и их надо решать не здесь.

– Тебя зовут Макс. Ты – мой муж, – прошептала я, глядя в такие родные глаза. – Ты год назад ушёл в горы со своей группой и не вернулся. Всех вас посчитали погибшими. И скорее всего, кто-то из группы действительно погиб, но вот ты, Максим, жив.

Я снова потянулась к его рукам, но он сжал их в кулаки.

– У меня есть доказательства, – не отступала я. – Фотографии…

Я спохватилась и повернулась к супружеской паре. Они застыли в дверях, и смотрели на меня со священным ужасом на лице.

– Моя сумка осталась на пассажирском сиденье. Пожалуйста, прошу вас, принесите её, – попросила я.

– Илья… – испуганно прошептала Анна Сергеевна, прижав пухлые руки к необъятной груди. – Ты кого привёл в наш дом?

– Вероника Игоревна, – недобрым тоном заговорил Илья Алексеевич, но я остановила его.

– Прошу вас по хорошему, принесите мне мою сумку. Я докажу всем вам, что этот человек – не Иван. Не ваш сын. Это Максим Юрьевич Устинов. Мой муж, который пропал в горах год назад. – И добавила уже мягче. – Пожалуйста…

– Или что? – спросила Анна Сергеевна.

Я вскинула подбородок и поднялась с колен. Расправила плечи и ответила на её вопрос:

– Или я заявлю в соответствующие органы. Я скажу им, что вы удерживаете человека, моего мужа, выдавая его за другого. Скажу, что вы не сообщили о нём, когда шли активные поиски. И я не поверю в ваши байки, что вы не знали об этом. Вы всё знали. Я вижу это в выражениях ваших лиц. В ваших глазах.

Покачала головой и указала на Макса.

– Вы даже должную медицинскую помощь ему не предоставили! А ведь у него травма позвоночника и серьёзная амнезия! Ему немедленно нужно профессиональное лечение! Я не верю, что вы показывали Макса докторам! Атрофированные и неспособные мышцы нужно нагружать, иначе с каждым днём возможность поправиться у него уменьшается! Медлить с лечением нельзя! Вы поступили и поступаете, как преступники.

Во мне поднялась буря негодования, подняло голову горе, которое я носила в себе весь ужасный год. Начала я говорить спокойно и тихо, но в итоге распалилась и высказала всё, что я сейчас ощутила к этим людям!

– Мы показывали нашего мальчика докторам, – невозмутимо сказала Анна Сергеевна. – Его лечили. И не нужно обвинять нас в преступлении. Иван – наш сын.

– Аня, принеси сумку, – попросил вдруг её Илья Алексеевич. И таким тоном, что женщина не стала что-то говорить против.

Она ушла.

Я повернулась к мужу и снова села перед ним на корточки.

– Я заберу тебя домой. Покажу самым лучшим докторам. Тебя вылечат, поставят на ноги и память… Она вернётся… Есть методики и…

– Я хххх…хочччу, чччтттобы ттты ушшшла… – заикаясь, недобрым тоном сказал Макс. – Тттымммне не ннннравишься.

Я вдруг почувствовала себя обманутой.

– Не говори так, пожалуйста. Сейчас я тебе покажу и докажу, что я твоя жена. Ника. Ты меня называл Никой и говорил, что я во всём тебе удачу и победу. Ты говорил, что я твоя личная любимая победа…

По моим щекам снова потекли слёзы.

Было больно смотреть на каменное лицо любимого мужчины и не видеть в его глазах тех тёплых чувств, что он ко мне питал.

Это был он, сомнений не было.

– У тебя шрам от аппендицита, – сказала я вдруг и улыбнулась. – И родинка на пояснице в виде полумесяца. Я ведь права, да? Я знаю, что права.

За спиной послышался вздох удивления.

– Илья, откуда она знает? – в ужасе прошептала хозяйка дома.

– Потому что я его жена, – ответила резко.

Забрала свою сумку из рук женщины, что стояла вместе с мужем истуканом. Они не знали, что делать и что говорить. Я понимала, что они знают, что это не их сын. Мне жаль, что они потеряли своего ребёнка, но это не значит, что они могут удерживать у себя чужого человека и выдавать его за своего без вести пропавшего сына. Тем более, что он пропал пятнадцать лет назад.

Я вытащила из сумки телефон, разблокировала его и нашла в галерее фотографии с Максом.

– Смотри, дорогой мой. Смотри, – отдала ему телефон. – Это наши совместные фотографии. Их много. Видишь? И мы счастливы с тобой…

Я говорила негромко и сдерживала себя, чтобы не кинуться ему на шею и не закричать, что я так скучала! Так болела без него и умирала с тоски и горя!

Макс посмотрел все фотографии. Потом вернул мне телефон и проговорил:

– Я ннн… не пп… помню ттебя…

– Ничего страшного, – улыбнулась я сквозь слёзы. – Я помогу тебе вспомнить всё. Я…

– Ннет, – сказал он хоть и, заикаясь, но тон его был резким. – Ессссли этто так, ттт… то забудь ммм… меня… Нн… не хоччу. Ухходди. Мммама, ппапа, увв… уведиттте её.

– Ты не в себе… – прошептала, поражённая его словами. – Эти люди что-то с тобой сделали? Причинили боль? Или запугали?

Я махнула в их сторону рукой.

Анна Сергеевна и Илья Алексеевич возмущённо забурчали себе что-то под нос. Но я не слушала их. Я смотрела на Макса.

Он посмотрел мне в лицо испепеляющим взглядом и добавил:

– Ннне смей оссс… оссккорббблять мммоих рроддителей. Уббирайся.

Я застыла с телефоном в руках. И не двигалась с места.

Стояла, будто меня заморозили, с трудом осознавая, что сейчас сказал мой нашедшийся муж. Я крепко сжимала свой телефон, не обращая внимания, что его корпус уже трещит.

В моё сердце словно вонзили занозу – огромную, колкую и вонзили её очень глубоко.