Я положил ее на пропитанный кровью плащ – обнаженную, прекрасную как Луну, – не сдерживая страсти упиваясь объятиями переплетенных тел. Она царапала ногтями мою спину, дразнила дыханием, оттягивала назад за волосы мою голову, вводя в исступление от дикой игры.

Откинувшись на лопатки, Охотник смотрела на меня, нависшего в стойке на руках над ней – внимательно, в предвкушении, любовно… У меня было ощущение, что мы не виделись вечность, и вот, наконец, встретились, сойдя с ума от восторга долгожданной встречи.

Я поцеловал ее, убирая прядь волос с влажного от пота лба. Мы только что были готовы проглотить друг друга как голодные звери, утопая в жаре, слюне и похоти, а теперь замерли в приступе необычайной нежности и волнении.

Не было нужды спрашивать, что происходит – теперь я знал наверняка… Мы уже почти стали единым целым, вот-вот, еще немного…

– Ах, – сорвалось с губ Охотника, когда я вошел в нее, оставляя следы на бледной коже талии и бедер от чересчур крепких объятий.

Я был в потоке, в погоне, в дерзком полете… Я пьянел и трезвел в океане крови, выныривая и погружаясь вновь в пучину, глотая живительный воздух и выдыхая мольбы о пощаде.

Я ощутил себя могущественнее любого Великого, а затем распался на осколки, забыв всю мудрость, оставив внутри только теплое воспоминание о непомерном блаженстве и озарении.

– Ах, – отозвался я, растекаясь по телу моего Охотника, прижимая ее к полу всем весом.

Мы были неуязвимы, едины, наполнены до краев кровью друг друга. Она обвила конечностями мою спину, а я молча улыбался, уткнувшись носом ей в ухо, слушая отголоски прошлых и предстоящих битв, рычание чудовищ, которые отныне ни во Сне, ни в Кошмаре не посмеют причинить нам вред.

Наша Охота будет продолжаться, но кто, если не мы, заслужили разделить вечность в счастливом конце?