– Доброе утро! – ласково поприветствовала она меня, проходя в дверь. – Ты сейчас не занят?
Я помотал головой, не сводя с нее глаз. Во рту пересохло, и ни один живительный источник бы не смог утолить мою жажду.
Она заметила подарок Виктора на столе и приподняла бровь в приятном недоумении – она обо всем догадалась.
– Я думаю, не страшно, что я повторюсь, раз уж он опередил меня в поздравлении, – Стелла подошла еще на шаг ближе, и в ее темных очах я видел отражение своей белой маски. – С днем рождения, Эрик.
Я нелепо улыбнулся, чуть склонив голову набок, начиная успокаиваться – это всего лишь невинный жест радушия и ее доброго ко мне отношения… но женщина будто решила напрочь лишить меня последней капли самообладания – она порывисто обняла меня за плечи, привлекая к себе, и воздух мгновенно вышел из легких в растерянном, но тихом вскрике.
– Пожалуйста, помни, что весь мир – для тебя. Твой голос – в каждом вздохе вселенной. Ты прекрасен… я благодарна тебе за то, что ты есть в моей жизни.
Эти слова были лучше любых ласк, слаще любых поцелуев. Я инстинктивно еще крепче прижался к ней, запуская пальцы в струящиеся по спине волосы пышной прически, вдыхая умопомрачительный аромат ее духов.
Мои губы были у ее щеки, и я бросился омут с головой – будь что будет, – и поцеловал ее нежную кожу скулы. Едва ощутимо… но мой рот уже пульсировал даже от такого короткого прикосновения.
Стелла улыбнулась мне в ухо, но даже не пошевелилась.
– Я принесла тебе документы… я не знала, как ты к этому отнесешься, но ты же взрослый, ты понимаешь, что без формальностей не обойтись. Теперь ты официально мой.
У меня будет ее фамилия!
– Спасибо… это самый лучший подарок, – пробормотал я, вновь касаясь ее щеки краем маски, но на большее не решаясь. – Я ждал этого.
– Правда?.. – по-детски переспросила она, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть мне в глаза.
Я тонул в ее очах, я уже плохо соображал. Облизав пересохшие губы, я смотрел на нее, не отрываясь, не понимая, почему она смотрит на меня так же восторженно, как и я на нее.
– У тебя очень красивые глаза, Эрик. Как расплавленное золото, как янтарь. И я люблю тебя. Проси у меня все, что хочешь.
Мои пальцы непроизвольно сжались на ее талии, а мысли лихорадочно метались в голове. И я ее люблю… люблю… так сильно, что она не должна узнать, насколько.
– Не только сегодня – всегда, – добавила Стелла.
Она ждала ответа.
– Спой для меня, – попросил я.
И она, спустившись чуть позже в гостиную к роялю, спела так, что я поверил – ее прекрасный голос не мог лгать.
========== 19 ==========
Сочельник в этом году был каким-то волшебным – белый, свежий снег, лежащий пушистым покрывалом на некогда густой растительности дивного сада, искрящиеся снежинки, падающие с неба в медленном и плавном полете… Мы с Виктором, как два идиота, бегали по территории у дома и ловили ртом снежинки, отчего от холода начинало першить горло, но удовольствие было ни с чем не сравнимое.
Елку нарядили еще в начале декабря, и теперь она стояла, сияя и переливаясь в гостиной, дополняя праздничный уют потрескивающего камина, дарящего тепло. Вот уже который месяц мне казалось, я попал в сказку; тем не менее, я в последние дни часто просыпался по ночам от возвратившихся кошмаров, единственного, что могло омрачить мое существование, и казалось, они не хотят, чтобы я забывал о прошлом.
Днем мои монстры исчезали, а страхи сами собой рассеивались; ночью же все повторялось, и я даже не мог порой пошевелиться или закричать, чтобы не выдать своего состояния.
Один раз Стелла, тревожась за меня, зашла ко мне в комнату, но я очень деликатно спровадил ее спустя пару минут – пребывая под впечатлением сна, я был нервный, злой и не очень адекватный. Она прекрасно понимала, что моя грубость не имеет никакого отношения ни к ней, ни к неуместному недовольству – просто я был испуган больше, чем мог перенести в тот момент.
Лео забежал на полчаса (по-видимому, у него были другие планы) и занес от мадам Энн-Мари бутылку вина для матери Виктора, перевязанную алым бантом. Артистка смеялась и говорила, чтобы мадам Рот приходила к ней в гости, но Лео, вероятно, предполагая такую реакцию, уже имел ответ: его мама обязательно придет, но не сегодня.
Впрочем, я был рад, что ни футболиста, ни кого-то еще в нашем доме в Рождество не будет. Я заранее опасался визита друга их семьи – сэра Ли, о котором так воодушевленно порой рассказывал Виктор, – но судьба была ко мне милостива.
– Мама, ты будешь с нами играть? – вопрошал мальчишка, когда артистка приближалась от крыльца к нам, валяющимся в снегу уже около четверти часа, а то и больше. – Ты же помнишь, я в прошлом году тебя обыграл!
Стелла улыбалась, но сосредоточенное выражение на ее красивом лице никуда не исчезло.
– Как и в позапрошлом, и двумя годами ранее, – пояснила она, а потом, приблизившись, склонилась над сыном, продолжавшим лежать в сугробе. – Я же просила тебя подолгу не валяться – вы же можете простудиться!
И правда, потные и оживившиеся, мы не замечали коварства погодных условий – нам было нисколько не холодно, но я понимал – это ощущение обманчиво.
– Ну ма-ам, – заныл Виктор, протягивая руки к женщине, но в то же время уворачиваясь от попыток поднять его с земли. – Пока мне не надоело, я не хочу уходить.
Я уже встал на ноги, отряхивая снег с пальто, а мой компаньон по веселью продолжал капризно сопротивляться. В один момент резко потянув Стеллу на себя, он свалил ее на снег поверх своего тела, отчего женщина вскрикнула и тут же захохотала, удерживаемая цепкими руками хитрого упрямца.
– Ну что, доволен? – смеялась она, упираясь ладонями в землю по обе стороны его тушки. – А теперь можешь подняться.
Улыбка на лице мальчишки на секунду сменилась странным выражением, и зрачки, как и это часто бывало в последнее время, расширились. Он смотрел на мать не отрываясь, и длинные ресницы чуть дрожали от происходившей внутри него борьбы чувств.
Но Стелла уже ловко вскочила, не замечая его состояния, оставляя его лежать в одиночестве на снегу, по моему примеру отряхиваясь. С разочарованным вздохом Виктор повиновался ей, и теперь тоже приводил свою одежду в порядок.
Он, как я понял, еще не отошел от необъяснимого открытия (я истолковал его эмоции именно так), и был готов покорно согласиться уже на все что угодно.
Вечером был праздничный ужин и, как это принято, обмен подарками. Мы с сыном артистки исполнили одно из совместных сочинений, рдея от последовавших слов похвалы и проявления восхищения со стороны Стеллы, а потом она попросила нас немного подождать, потому что ей надо было сходить наверх.
Переглянувшись – мы догадались, что за подарками, – я и Виктор терпеливо дожидались возвращения женщины.
Когда она вошла, мы оба не сдержали возгласа изумления. Она несла в руках маленького, плюшевого и мохнатого щенка, сонно шевелящегося в ее ласковых объятиях.
– Мама! – выдохнул Виктор, от растерянности не имея более никаких слов в арсенале, отчего щенок, реагируя на его голос, повернулся по направлению звука.
Стелла медленно подошла к нам, демонстрируя зверя во всей красе, и его бурая мордочка расплылась в собачьей улыбке приотрытой пасти. Это был щенок немецкой овчарки – с мощными персиковыми лапами и неровно стоящими ушами.
– Мама! – еще раз восторженно выпалил мальчик, хлопая серыми глазами, не понимая, куда ему смотреть – на женщину или на собаку.
– С Рождеством, милый, – улыбнулась она ему, а потом повернулась ко мне, продолжая улыбаться так, что тепло разливалось от внутренностей к кончикам пальцев. – С Рождеством, Эрик.
Вот это подарок! Я радовался, как дитя, ласково тормоша щенка по плюшевому загривку, когда он уже оказался в руках у Виктора, и мы вдвоем, как новоиспеченные родители, кудахтали над ним, позабыв обо всем. Щенок же в своей наивной привязанности к любому, кто находится рядом, уже лизал нам пальцы и носы, неуклюже пытаясь выбраться на волю, и мы усадили его на пол, усевшись по обе стороны от главного героя сегодняшнего вечера.
