— Боже царя небесна сила, — взвыла баб Аня, подметая в прихожей осколки своей вазы, которую ей кто-то там из ее первых любовий подарил. Я в такие подробности не вдавался, но что-то да запомнил. — окаянные. Говорила ж Клавке этой — «усмири свою кошку поганную!». Так нет же, вон шо творит!
Мы лишь молча помогали приводить дом в божеский вид, хотя царапины на полу и стенах устранить не так просто. Я взял на себя гостиную, а Макс любезно вызвался снимать изорванные и покусанные занавески и отдирать пятна грязи на полу. Где они только нашли ее? Сухо ж на дворе!
— Бабуль, я занавески твои в машинку бросил, — кивнул Максим, возвращаясь в комнату с ведром и тряпкой. — Синица, ты как там? Помочь?
— Спасибо, Максимочка. Ой, посижу я. Отдохну, — баб Аня села на диван, сняла косынку с головы и прилегла. Закрыв глаза, она что-то тихо бормотала себе под нос. Я пытался разобрать, но ничего не получалось.
— Все норм, Макс. Справляюсь!
Я вытирал шкафчики и полочки, расставлял вещи, которые убрал сам или поднимал что-то с пола. Так например, я увидел разбитую фоторамку молодой девушки и парня. Они тут мои ровесники. Парень улыбался глазами, но губы сложены в серьезную линию, ни намека на улыбку. А вот девушка улыбалась очень красиво, если приглядеться, то можно даже букетик цветов увидать. Маленьких, полевых. У меня дома таких фотографий старых не было, во время переезда мать все выбросила в мусорку, что-то дед сжег, когда они ремонт делали. Так что для меня это все в диковинку было — лицезреть столь историческое фото.
— А это я и муж мой, — услышал я тихий голос баб Ани и вздрогнул от неожиданности. Повернувшись к бабушке, я увидел ее взгляд. Заинтересованный и обращенный к фотографии в моей руке. — Иван. Иван Васильевич Рудской, пусть земля ему будет пухом.
Я снова повернулся к фотографии. При владении такой информацией я сразу увидел некие схожие черты между Максом и парнем на фотографии. Глаза. Хоть фото и черно-белое, но глаза у них прям одинаковые, да и формы лица тоже. Вот губы другие, губы и скулы Максу от матери достались. Это я точно знаю. Там и без ДНК теста все видно будет.
— Красивая пара.
— И не говори. Ванька-то дураком был. Шо ни день, то приключение находил. То на танцах-шманцах в драку ввяжется, то с баяном по деревне айда гулять. Это щас у нас тут много всего, богато. А тогда шо, на почти ничегошеньки и не було. Так, две улицы и три десятка домов. Выбора особо не было, а мать жуть как не хотела меня за Ваньку-то отпускать, говорила, что погубит меня. Я ж отличнецей была, всегда первой, гордость деревни можно ж сказать. А я шо, а я ни шо, сбежала и мы с Ванькой в город. Погуляли, а потом вернулись и сказали, шо уже усе, женатые мы. Отец в гневе, мать за голову хваталась, я стояла сама не своя, а Ванька улыбался. «Люблю не могу» говорил и я ж верила. Сама ж так любила, — слегка улыбаясь, баб Аня рассказывала мне историю, которую я вовсе не просил. Но мне нравилось ее слушать.
Забавно было смотреть на это фото, знать, что девушка прожила счастливую жизнь и вот она сидит позади меня и рассказывает она о том, как сбежала с парнем из дома и вышла за него замуж. Печально, что этот рассказ я от парня не узнаю. Макс говорил, что его дедушка рано умер. Максу восемь было и вспоминать он об этом не любил.
— В итоге отец с горем пополам согласился на нашу свадьбу, мы и расписались. Мы ж не дурные с Ванькой, никакой росписи в городе не было, мы так, попугать. А потом Павел родился, отец Максимчика. Ксюша с Антошей через пять лет и Родион. Родя умер, когда ему три было. Болел много, а медицина была слабоватой. Хороший мальчик был, умненький, головушка светленькая, глазки голубенькие, Ванины, — бормотала баб Аня, и я по голосу слышал, как она тихо плакала. Но я ничего не говорил, боялся сделать что-то не то, как-то оскорбить ее. Ведь она мне душу открыла свою, рассказывала вот. — А потом ребятишки выросли, уехали кто куда. Ксюша в город первой уехала, сын сейчас у нее. Марк. Красавец, вот приезжал весной с невестой, очень девочка хорошая, — пролепетала она. — Потом мальчики уехали. Антошка то до сих пор не женат, хотя живет с женщиной, но я сразу поняла, что он у меня не остепенится никогда. Не его это. А Павел порадовал внуками, правда ко мне только Максимчик заглядывает. По остальным скучаю.
— Вы очень хорошая бабушка, — прошептал я, еще раз вытирая фотографию и ставя ее на полочку.
Рядом со стареньким сборником стихов Бродского и папкой с детскими рисунками. Надо будет как-нибудь посмотреть их.
— Спасибо, Сереженька, спасибо.
Ближе к вечеру мы снова пошли на речку. Погода стояла прекрасная, после небольшого дождя в обед, жара спала и было довольно прохладно. Так прохладно, что пришлось натянуть на себя серую толстовку, которую я взял с собой в Прохоровку. Всю дорогу до дома Марины мы с Максом шли молча, каждый думал о своем — точнее я думал, а он что-то читал в телефоне. Не так давно Рудской подсел на книги по психологии, решил записать себя в ряды мозгоправов и, между прочим, у него это более-менее выходило. Нет, он не давал пока еще крутые советы, он просто мог выслушать и что-то подсказать. Что-то по существу вопроса.
— Зря ты ту фотографию взял, Синица, — произнес Макс, когда мы свернули на улицу, на которой и жила Марина. — Бабушка два часа потом альбом перебирала, отцу звонила, жаловалась, что давно не приезжал. Она скучает, а у него вечно времени нет.
— Ну я ж не знал, что она заговорит вообще обо всем этом, — пожал я плечами.
— Это я так. На будущее!
Ничего ему не ответил, я продолжил идти, думая над тем, как себя чувствует баб Аня. Наверняка одиноко. Муж умер давно, а других мужчин она на порог не приводила. Мне Макс как-то говорил, что сватался к его старушке какой-то мужичок, так та ему быстро отворот-поворот дала. Да и я сам вижу, что несмотря на то, что муж ее умер, баб Аня любит его. Вот бы и мне так, влюбиться и чтоб на всю жизнь. До гроба, как говорится. Тьфу ты, чего это я. До гроба мне еще далеко.
При свете дня я смог рассмотреть дом Кравцовых со всех сторон. За высоким забором скрывался двухэтажный коттедж с балконом и дверью на втором этаже. Я не мог даже представить, что прячется внутри, но подозревал, что что-то невероятное. Наверняка дорогущий ремонт и мебель не из дешевых. Когда Марина открыла калитку и вышла с Катей с территории дома, то я смог разглядеть кусты роз в саду и детские качели между двумя яблонями. Красные спелые яблоки сразу бросились мне в глаза.
— Мы готовы, — кивнули они, подходя к нам.
Сегодня мы были без велосипедов, просто решили прогуляться, раз вечер такой хороший. Мы пошли на речку. Дорога заняла у нас относительно немного времени, при условии, что мы плелись как черепахи в жаркую погоду. Катя и Макс шли впереди, что-то живо обсуждая. Мы с Мариной немного отстали, я держал ее за руку, но мы ничего не говорили. Абсолютное молчание, что меня немного пугало. Она была задумчива и напряжена, наверняка думала о чем-то своем и, скорее всего, не решалась поделиться. Хотел вызваться, чтобы она рассказала мне. Я бы помог ей. Она ведь мне нравится, точно нравится. Не припомню, чтобы что-то подобное я ощущал когда-то еще, будто до Марины и я девушек других не встречал. А весь встречал и прилично, но теперь все они были обычными, а вот она особенная!
— Что-то случилось? — тихо спросил я, слегка сжав ее ладонь в своей.
— Да, то есть… то есть я не знаю.
Я молчал, решая дать ей время подумать и обдумать свой ответ. Мы знакомы совсем немного и я не претендую на парня ее мечты, но ведь она может мне доверять. Ведь может? Или я давал повод сомневаться в этом? Разве со стороны я похож на легкомысленного и заносчивого парня с ветром и перекати-полем в голове вместо мозгов? Не замечал за собой такого.
— Я уезжаю завтра, — пробормотала Марина, выдержав долгую паузу. От этого молчания у меня внутри все сжималось и разжималось с бешеной скоростью. — у меня экзамен и пересдача.
Я облегченно выдохнул. Все не так страшно, как я уже нафантазировал себе. Уж подумал, что она сбегает, что у нее есть кто-то другой в городе и вот она уезжает к нему, а меня бросает тут. Влюбленный дурак! Это ж надо было надумать такого, что волосы у самого дыбом встают. С такой фантазией и романы можно начать писать — они встретились, он влюбился, а потом она уехала. Ля-ля-тополя, финал, слезы и много-много плаксивых песенок. Девчонки такое любят.
