В Прохоровке я пробыл до самого конца лета, даже успел показаться на тракторе (правда попал в аварию — въехал на неубранное поле и получил нагоняй от тракториста, полноватого мужичка в джинсовом комбинезоне и с пшеничными усами как у мушкетера). Почти каждый вечер мы с Максом ходили на речку. Правда с нами часто были и его девушка, сестра Лисина, что меня бесило и неимоверно раздражало, но я молчал, опять же вспоминая слова баб Ани. Все же она мудрая старушка и располагает к себе, со своей бы бабулей я в жизни бы так искренне не поговорил. Наши разговоры обычно заканчивались на обсуждении погоды и каких-то бытовых вопросов.

В честь нашего отъезда их Прохоровки баб Аня приготовила праздничный ужин, от которого, мне казалось, сломается стол. Были лишь мы втроем, так что я понимал — мы либо умрем, но съедим все, либо умрем раньше, чем баб Аня разрежет пирог с яблоками. В итоге выпал третий вариант, на следующий день мы завтракали остатками ужина, а половину пирога баб Аня отдала нам в дорогу и мы съели его в электричке, запивая все холодным чаем с липой, который также сделала нам бабуля.

Я даже начинал скучать по ней, по ее ранним подъемам, по мудрым советам и добрым глазам. По ее маленькому, но очень уютному домику, даже по этим индюкам, которые того и гляди, едва не сцапали меня однажды. Это лето явно отличалось от всех тех, что были раньше, но мне это чертовски нравилось. Я вспоминал с теплом о месяцах, проведенных в Прохоровке, стараясь не вспоминать лишь об одном, о Карине.

========== Эпилог ==========

Солнце ярко светило, что было ожидаемо для самого короткого учебного месяца. Сессия была в самом разгаре, но Синицын и несколько ребят не получили долгожданные автоматы и сейчас сдавали самый последних для них экзамен. Он же и был самым сложным в семестре, так что ребята потратили большую часть недели на подготовку. Ближе к вечеру из аудитории вышел Синицын, он был красный как рак, но довольный, как питон, съевший мышку на обед.

— Сдал! — крикнул он в пустом коридоре, где на небольшом диванчике его ждал Максим, но больше никого не было — кто-то уже успел уйти домой после получения результатов экзамена, а кто-то еще томился за дверью и мучился. Тем Синица не завидовал.

— Ну наконец-то! — протянула Рудской, поднимаясь на ноги. В руках он держал телефон и скрученную тетрадку и ручкой, сам-то он экзамен сдал больше часа назад, это все Синица тормозил.

Они оба вышли из душных стен университета, прошлись по небольшому студенческому городку, который был уже пуст. В городе кипела жизнь, вскоре начинались летние каникулы и по улице то и дело проезжали автомобили, из колонок которых доносились скорые жаркие хиты. Рудской был в хорошем расположении духа и даже успевал подтанцовывать, двигаясь за узкому тротуару. Они шли пешком, ведь машина Макса была в ремонте и на сей раз и из-за Синицына.

— Сейчас домой, уборка, перекусон и сон, завтра ж рано уезжаем, — протянул Макс, поправляя на плече рюкзак. — не передумал ехать?

— И не надейся. Я твоей бабушке обещал вместе с тобой эти яблоки оборвать, — засмеялся Синицын, двигаясь рядом с другом. — да и Маринка должна приехать.

С Мариной Синицын встретился снова совершенно случайно на дне рождении, как оказалось, общего знакомого и с тех пор начали снова встречаться. Это было в ноябре месяце и с тех самых пор она вдвоем вместе, хоть порой и ругались как кошка с собакой. С Кариной он пересекался один раз, когда та была в обществе Матвея, а сам Синицын с Мариной. Сережа то и дело вспоминал слова «лучше бы мы не встречались», сказанные в порыве гнева, но они все равно не вылезали из его головы. Он хотел извиниться перед девушкой, но понимал, что так сделает только хуже и поэтому молчал, пытался поддерживать разговор и легкой улыбкой отвечал на недовольные взгляды Лисина в его сторону.

— Прохоровка, жди нас! — прокричал Макс, чем привлек внимание прохожих. Одни на него странно посмотрели, другие улыбнулись, как какому-то дурочку, но ему было все равно.

Синицын засмеялся, он был рад снова вернуться в деревню и провести там очередное прекрасное лето, но волновался о том, что прежние чувства к сестре его девушки вернутся и ему снова будет плохо, как и раньше, в первые осенние месяцы, до встречи с Мариной. Он думал об этом, но ничего не говорил Максиму, ведь, как говорила баб Аня «отпусти, еще не время». Он отпускал и жил дальше, вспоминал о ней и снова отпускал, понимая, что это замкнутая петля рано или поздно разорвется.