В окно моей комнаты бил дождь. Забравшись под одеяло, я прислушивалась к завываниям ветра и думала о драконах Аролинга. Рассказ лорда Адсида о королеве Мадаис и старшем принце настораживал меня не меньше, чем его слова о драконидах. По слухам, воины-ящеры приходились истинным драконам родственниками, поэтому я никогда не считала их отдельным народом. Если они умели обращаться в людей, если заводили семьи, то их дети хвастались бы родством с правителями. Но таких историй я не слышала ни от кого.

Что и говорить, соседи очень хорошо берегли свои многочисленные тайны. Чем больше я узнавала об Аролинге, тем больше сомневалась в том, что хочу победить в отборе.

Стать принцессой, конечно, почетно. Я подозревала, что вряд ли смогу оказывать на политику Аролинга существенное влияние, но лорд Адсид прав, утверждая, что такой взлет может серьезно помочь моей семье и другим бывшим рабам. Владыка Талаас вряд ли отличается в этом отношении от иных известных истории правителей. Все они возвышали семью избранницы наследника, одаривали титулами, земельными наделами…

Но ни восторга, ни предвкушения эти рассуждения не вызывали. Воспоминание об иллюзии дворца Владыки Талааса откликалось тревогой, о лорде Фиреде и его странной политике вообще думать не хотелось. В сердце обосновалось саднящее и неприятное беспокойство. Я объясняла его усталостью и многократным вычерпыванием резерва, но ни притупить, ни изгнать не могла.

Не помогали даже мысли о том, что, по здравому рассуждению, аристократы Аролинга ничем не отличались от знати Кедвоса или Тессдаля. У всех дворянских семейств были свои секреты. Убийство соперников, мошенничество, предательство. Многое потом становилось явным, а о неизвестных истории преступлениях и думать не хотелось.

Дождь стучал по стеклам, время от времени тоскливо завывал ветер, а мне сквозь полусон казалось, это стонет воздух в крыльях несущегося к земле бронзового ящера… На его чешуе блестело солнце, из ноздрей вырывался дымок — зрелище одновременно красивое и пугающее.

Зачарованный кристалл разбудил меня, не дал разглядеть, из-за чего так светился красным медальон в руке знакомого только по снам человека. Я вздрогнула, села на кровати, тряхнула головой, отгоняя видение. Все же стоит обсудить с лордом Адсидом эти сны. Слишком они странные и живые, слишком правдоподобные и четкие, чтобы отмахиваться от них.

Утро выдалось суетливым, скомканным. Я увлеклась письмами от знатных студентов и опоздала на завтрак. Занять любимый столик не успела. Падеус, с которым мы встретились у входа, пожаловался, что не выполнил домашнее задание по травоведению, но, к счастью, ему есть у кого списать. По его словам, сорока минут до начала лекции должно было хватить. Бросив сумку у стены, друг проскользнул между студентами, подтягивающимися к столам с кашами, творогом и сырной нарезкой. Бесцеремонно отодвигая в сторону ещё полусонных сокурсников, торопливо набрасывал на свой поднос еду.

Я встала в конец очереди, оглядывала зал в поисках места и размышляла о том, как правильно отвечать на письма лорда Такенда и лорда Цорея. Оба приглашали на свидание, оба вложили в конверт украшенный тиснением билет на новый спектакль, оба весьма тактично объясняли, что будут рады помочь приобрести подходящий для театра наряд. В довершение череды совпадений оба юноши приглашали меня на одно время в день премьеры, а места, указанные в билетах, были в соседних ложах.

Как правильно отказать лорду Такенду, я не знала и ломала голову, придумывая подходящие случаю формулировки. Хотелось предельно четко, но исключительно вежливо дать понять, что я не соглашусь на свидание с ним никогда, что можно даже больше не пытаться приглашать.

От раздумий отвлекли сокурсницы. Девушки с подносами втиснулись рядом со мной без очереди, отодвинув возмутившихся этим произволом парней. Людские девушки щебетали извинения, сглаживали ситуацию комплиментами мужественным рыцарям, одна из них пообещала красиво оформить кому-то титульный лист доклада. На какие, оказывается, жертвы внезапно готовы идти однокурсницы, чтобы оказаться рядом со мной!

Обмен приветствиями, неожиданно дружелюбный. Совершенно ошеломляющая попытка поухаживать за мной, чтобы мне не пришлось тянуться за розеточкой с вареньем «попробуй, оно очень подходит к сыру». Конечно, эти девушки и раньше заговаривали со мной, иногда садились рядом на лекциях. Обычно всплески их доброжелательности сопровождались просьбой дать списать домашнее задание или объяснить какую-то тему перед контрольной работой. Но такого, чтобы мне заняли место в переполненной столовой, чтобы интересовались предпочитаемым сортом чая, чтобы хвалили новую блузку, раньше не случалось никогда.

На пару минут я почувствовала себя одной из высокородной леди, которые считали ниже своего достоинства стоять в очереди. Дворянки давали указания тем, кто, надеясь и в будущем остаться при знатной девушке, добровольно становился их служанками.

Потом пришла пробирающая холодом до самых костей противная мысль о зельях и порошках, которые так легко в суете добавить в еду. Ум помнил об университетской защите от ядов, но за руками сокурсниц я следила настороженно и не выпускала из виду свои тарелки.

Сбегать от заботливых девушек было некуда. Пришлось, изображая безмятежность и радость от общения, сесть с ними за один стол. Объяснение их поведению нашлось всего четверть часа спустя.

Вредить мне девушки не собирались. Они просто прозрели позже Тамоны.

Видимо, задумались о том, что принцессе, кем бы она ни оказалась, нужна свита. Сообразили также, что я стала очень выгодной и полезной знакомой, раз кедвоские лорды ко мне присматривались. Интерес дворян к сильным волшебницам с хорошей родословной частенько заканчивается свадьбой. Поэтому сразу пять девушек пытались всячески показать мне свое сердечное расположение.

У них получалось неплохо. Будь «Наивность» моим вторым именем, я бы даже верила в их искренность. Не подозревала, что среди студенток так много неплохих актрис. И все же больше других удивляла Мейса. Девушка, гордившаяся тем, что стала личной камеристкой леди Сивины, жаловалась на капризную княжну и всячески подчеркивала, что будущая жена принца должна делать четкие различия между прислугой и придворной дамой. Она говорила об этом с горечью, с обидой, с чувством. Волей-неволей возникала мысль, что Мейса хотела бы сменить покровительницу. Разумный ход, особенно, если учитывать посещение княжной семейного алхимика за несколько часов до отравления Дрены.

Девушки, усевшиеся рядом со мной, вовсю сплетничали о дворянках, аролингцах, отборе и ставках на невест.

— Ты только не расстраивайся, пожалуйста, — заглядывая в глаза, попыталась утешить меня светловолосая Мейса. — На то, что ты выиграешь отбор, ставят многие. Но ты пока лишь на третьем месте по ставкам. Я уверена, скоро все изменится!

Я улыбнулась, заверила, что не придаю этому никакого значения. Только тогда заметила, что давно молчу. Слушаю, время от времени киваю, но своего мнения не высказываю.

Девушки обсуждали ставки, упомянули леди Цамей. Услышав это имя, я посмотрела на облюбованный знатными юношами стол.

Лорд Цорей, задумчивый и необщительный, сосредоточился на завтраке и как-то полубоком повернулся к пустующему месту лорда Такенда. Не представляла, как два бывших друга будут налаживать отношения, но знала, что им в любом случае придется это сделать. Будущие главы союзных семейств, которые могли породниться через леди Цамей, обязаны сохранять мир, что бы на самом деле ни происходило между ними.

Так делали их отцы, так много лет делали их деды.

Мелькнула мысль, что высокородные юноши в какой-то степени были рабами, вечными слугами своих семейств. На первый взгляд, они имели все, им позволялось все! Именно они принимали решения, определяющие политику родов, политику государства.

Но стоило лишь немного приглядеться, как становилось ясно, что их жизнь загнана в узкие рамки обязанностей и долга перед семьей. Вряд ли лорд Такенд или лорд Цорей могли что-то решать за себя лично, не считаясь с мнением отцов, общества, короля, придворных… Даже их ухаживания за мной определенно были одобрены родителями.