— Несмотря на скандал? — уточнила я, даже не пытаясь скрывать, как порадовали меня эти слова.

— Скажу честно, попечители сейчас заняты другим. Отбор невест затронул и их семьи. Господин Иттир тоже невольно помогает магистру Форожу заявлениями, что на выздоровление и восстановление понадобится не меньше месяца, — не отрывая глаз от котелка, объяснял лорд Адсид. — За это время отбор закончится, с вероятностью семь к восьми Таттореи и Йордалы породнятся. Правда, эти семейства в любом случае будут не заинтересованы в том, чтобы вчерашняя история вновь всколыхнула волны сплетен. Это вредит родам, уменьшает политический вес, ослабляет позиции. Поэтому вероятность того, что мне удастся сохранить магистру Форожу место, довольно велика.

Его тон к концу пояснения стал по-деловому сухим, но я не могла избавиться от ощущения, что лорд Адсид все же рад, что время сыграет на его стороне.

— Магистр Φорож будет благодарен вам за заступничество, — осторожно вставила я.

Οн неопределенно повел плечами:

— Я действую в интересах университета. Нельзя потерять такого опытного и талантливого преподавателя.

Поймав мой удивленный взгляд, лорд Адсид усмехнулся:

— Да, мне тоже будет жаль расставаться с ним. Я попробовал представить университет без магистра Форожа. Печальный и неполноценный результат.

— Он говорил, что учил вас.

Я искренне надеялась, что удастся увести разговор в другое русло. Не хотелось, чтобы общение с лордом Адсидом превращалось в беспросветное обсуждение сложных тем и политики.

Собеседник откликнулся живо и, казалось, обрадовался возможности оставить тяготящий его разговор.

— Совершенно верно. Это было интересно, познавательно. Особенно много дали, конечно, дополнительные занятия, — ректор вновь помешал состав, подливая перламутровую жидкость. — Знаете, что меня тогда больше всего поражало?

Даже понимая, что вопрос риторический, я отрицательно покачала головой.

— У магистра Форожа всего лишь магическая шестерка, — в красивом голосе лорда Адсида слышалось уважение. — Но он уже тогда мог создавать зелья, требующие таких затрат силы, что не каждая восьмерка справилась бы с нагрузкой.

— Как же ему это удавалось? — недоуменно нахмурилась я.

— Особенные резервосберегающие техники, — пожал плечами магистр. — Не столь совершенные, как придуманные моим родом, но все же действенные. Οтчасти благодаря им магистр Форож мог так долго заинтересовывать студентов, значительно превосходивших его по силе дара. Признаться, его пример, пример настолько увлеченной своим делом магической шестерки, подстегивал совершенствоваться значительно больше любых соревнований.

Лорд Адсид взял вторую пробирку, медленно вылил ее содержимое в котелок.

— Жаль, что к четвертому курсу стало ясно, что никакие техники, никакая любовь к алхимии не заменят магистру Форожу более сильный дар. Его способностей не хватало, дополнительные занятия постепенно утратили смысл, и экспериментами я занимался с отцом. Именно ему удалось разбудить мой почти угасший интерес к алхимии.

— У магической девятки много возможностей, — согласилась я.

— Поначалу я ценил именно это, — ответил лорд Адсид. — Занятия стали яркими, с упором на изучение родовых рецептов. Способы дополнительного зачарования ингредиентов и сосудов дали фантазии крылья, показали новые возможности…

Он очень светло улыбнулся воспоминанию. На меня не смотрел, что, несомненно, было к лучшему — я в который раз залюбовалась собеседником.

— Я очень хорошо помню свои ощущения после первых занятий с отцом, — рассказывал лорд Адсид. — Было такое чувство, будто до того я плескался на берегу ручейка и думал, что им все ограничивается. А потом мне подарили океан.

Он недолго помолчал и продолжил:

— С другими дисциплинами так не было, потому что отец многое показывал мне дома. Еще до моего поступления в университет. Алхимию он не очень-то любил, поэтому ждал, пока я изучу основы здесь. И все же именно эти занятия мы оба особенно ценили. Они нас сблизили больше, чем заклинания или боевая магия, которой мы уделяли много внимания. Хорошо, что понимание истинного значения этих занятий пришло почти сразу…

Лорд Адсид как-то потускнел, а я почувствовала отголосок его печали. Тихой и светлой. С такой вспоминают любимых умерших. Знакомая грусть, с такой я думала о дедушке Нальясе.

— Это особенное чувство, — не отрывая взгляда от зелья, Шэнли Адсид поделился наблюдением, — когда ценится не только прошлое, но и настоящее, и будущее. Каким бы коротким оно ни было.

Он замолчал, сделал вид, что занят пыльцой. А я подумала, что в студенческие годы лорда Адсида его отец был уже пожилым эльфом. Ведь он участвовал еще в теронской войне, потрясшей континент за столетие до разрушения империи.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — мой голос прозвучал тихо, а посмотреть на собеседника я не осмелилась. — Οсознать важность и истинное значение прошедшего просто. Трудно ценить то, что имеешь, до того, как это потеряешь. Потому что кажется, это будет всегда.

Он коротко согласился и следующие несколько минут были посвящены только основе для краски.

— Когда я пришел, вы пели, — лорд Адсид потянулся за половником. — Что-то очень знакомое, но я не могу вспомнить, что это за песня.

— Баллада о Ваттисе. Когда-то она была очень известна в империи.

Перемена темы меня радовала, и я не считала правильным это скрывать.

— Да, точно, — на губах собеседника появилась улыбка. — Тут ее редко поют. Хотя не менее редко мне встречаются поющие за работой, — признал он. — Допускаю даже, что это отличительная особенность уроженцев Терона. Моя мама пела, когда готовила какое-то нудное зелье или что-то особенное на кухне. Что-то, к чему не допускала прислугу. У ее сестры, моей тети, тоже такая привычка.

— Поэтому вы знаете балладу о Ваттисе, — догадалась я, отметив, что о матери Шэнли Адсид говорил в прошедшем времени, а о тете в настоящем.

Он кивнул.

— А «Песнь о скорлупке и море» вы знаете? — склонив голову набок, поинтересовался лорд.

Сам того не подозревая, он назвал одну из моих любимейших. Вместо ответа я просто ее спела.

Он слушал, прикрыв глаза, и явно получал удовольствие, а потом поблагодарил. Удивительно, каким теплым и уютным может быть простое «спасибо».

Эту гармонию, прекрасное умиротворение не хотелось нарушать. Не хотелось вспоминать о тревогах, говорить об отборе или лордах-экспериментаторах…

ГЛАВА 28

Часы пробили ровный час, волшебство нарушилось. Лорд Адсид с подчеркнутым интересом заглянул в мой котелок.

— Ο, вы тоже почти закончили.

Утверждение, призванное заполнить ставшую вдруг неловкой паузу, прозвучало громко и подчеркнуто жизнерадостно. Магистр потянулся за флаконом и стеклянной воронкой. Он что-то говорил о заказе, но я не слушала.

Повторяя его движения, задумалась о том, что буду жалеть об окончании отбора. Ведь, вне зависимости от результата, я потеряю Шэнли Адсида, право общаться с ним так часто. Он снова станет Верховным судьей, сиятельным ректором, и я, как и прочие, буду видеть лишь эту официальную маску отстраненного и идеально красивого главы древнего рода.

— Какие теронские песни вы ещё знаете? — спросила, смущаясь того, насколько невпопад прозвучал вопрос.

Он окинул меня долгим, чуть удивленным взглядом.

— Детские, — признался он, наконец. — Мама ещё рассказывала мне много сказок. Отцу они тоже нравились. Когда я был маленьким, они с мамой всегда приходили вместе, чтобы пожелать мне доброй ночи. Οна рассказывала истории или что-то пела. Он садился у стола и записывал. Не думаю, что у него когда-то была идея опубликовать книгу, хотя тетя и предлагала. Она отлично рисует и даже сделала к некоторым историям иллюстрации.

— Он не хотел публиковать, потому что это… семейное? — предположила я, начерпывая зелье в последний флакон.

Лорд Адсид кивнул.