* * *

Ρитуал в этот раз был странным, и я никак не могла понять, почему. Волшебство одновременно казалось и плавным, текучим, и каким-то обрывчатым, будто в какой-то миг сердце неожиданно пропускало удар. И как так вышло, что Триен увидел в ритуале на одну сцену больше, чем я? Магия была моя, сила использовалась моя, дар мэлдэгч лучше видит будущее, чем дар шаманов. Вряд ли Триен нарочно хотел что-то скрыть, да и не слышала я раньше, что в совместных ритуалах вообще можно спрятать от кого-то часть происходящего, но странность общего волшебства не давала мне покоя очень долго.

Усталость и внезапное превращение в лису не позволили провести последний вечер в семье Триена в человеческом облике. Хорошо, что успела поесть и не обременяла никого неожиданной необходимостью готовить мне отдельно. Свернувшись калачиком на постели за занавесями, вспоминала сегодняшний ритуал, пророческие образы и слушала, как Триен серьезно разговаривает с братом.

Видение открыло Триену даже имя ребенка — Бартоломью. Симорт не противился, даже признался, что имя сыну без помощи брата выбирать не стал. Триен говорил о некромантии. Дар, который богиня итсенцев подарила мальчику, был, судя по рассказанному, опасным и трудным. Ни о какой благодати, к которой привыкли мэдлэгч и шаманы, речь не шла. Бои с потусторонним, смерть, скрытая в зеркалах, были лишь малой частью тяжелой ноши. Людское отторжение и неверие, постоянные спутники некроманта, пугали меня больше каких-то неведомых неврод и заложенников.

— В моем видении у него была оцарапана рука, сильно оцарапана каким-то зверем. А потом он ночью коснулся поверхности зеркала у тебя в магазине и умер на месте. Мгновенно, — мрачно и жестко рассказывал Триен, а у меня волосы на загривке встали дыбом и от тона, и от представленной картины. — Не подпускай к зеркалам. Особенно следи ночами, связи с магическими потоками дети ощущают ночью лучше всего. Ему нужно будет найти учителя. Другого некроманта.

— А ты? Ты же поможешь? — в голосе Симорта, привыкшего рассчитывать на брата во всех магических вопросах, ясно слышалась надежда на четкое «да». Он внял предостережению и напугался гораздо больше моего.

— Я не знаю, когда проснется дар. Обычно это случается в десять лет. Меня может просто не быть рядом, когда это произойдет, — твердо ответил Триен. — Но ему в любом случае нужен наставник-некромант. Моя магия другой природы, и с нежитью я редко сталкиваюсь.

— Это да, это понятно, — Симорт растерялся, что неудивительно.

— Время есть, и время немалое, — спокойно подчеркнул Триен. — За эти годы, разумеется, получится найти наставника. Иначе и быть не может.

— Ты прав. Я так напугался, будто это уже завтра, — будущий отец пытался скрыть страх и неловкость, но никого не обманул напускной уверенностью.

— Симорт, все будет хорошо. Обязательно, — убеждал Триен. — Взгляни на это так. Мы знаем, что роды пройдут без сложностей, что и с Бартоломью, и с Каттиш все будет хорошо. Знаем, что в десять лет Бартоломью будет здоровым и очень похожим на тебя парнишкой. Нужно немного: за десять лет найти наставника. И все. Другие маги ведь справляются. Не вешай нос, Каттиш не должна видеть тебя расстроенным и волноваться, так?

Не знаю, как реагировал близнец, но мне после слов Триена стало легче. Как просто забыть за тревожной новостью обо всем хорошем! Триен прав, в видении было значительно больше добрых сведений, чем плохих, и оно даже подсказало способ предотвратить трагедию! Счастье, что Триен как раз из тех людей, которые умеют видеть хорошее всегда, в любой ситуации.

Утро началось рано, до рассвета. Нам собрали еды в дорогу, Триен крохами восстановившегося резерва зачаровал сумки, чтобы в них всегда было прохладно и ничто не портилось. Прощание с этой душевной семьей далось мне тяжело, и я надеялась, что, когда буду навещать Триена, не раз встречусь с его родственниками.

На глаза наворачивались слезы, горло передавливало, когда я видела, как тепло, трепетно Триен прощается с родными. Он обнимал каждого дольше, чем длились бы простые объятия, касался лбом головы и закрывал глаза, будто запоминал все. Образ, запахи, свои мысли в этот момент. Конечно, учитывая его желание учиться у моей бабушки, он расставался с семьей надолго, на несколько месяцев, и я это знала.

Но когда Триен, встав на колено перед Каттиш, бережно положил ладони ей на живот и так же попрощался с нерожденным, как со всеми, я вспомнила своего брата. То, как он уходил на войну и точно так же простился с ещё неродившимся сыном. Брат с войны не вернулся. И теперь, глядя на Триена и утирая слезы, я не могла избавиться от щемящего ощущения, что он прощается с родными навсегда.

Превращение в лису настигло меня во дворе, в нескольких шагах от мерина. Каурый пренебрежительно всхрапнул и отвернулся. К сожалению, мои преображения стали для него привычными. Мама Триена подобрала мою обувь и одежду, аккуратно сложила и спрятала в седельную сумку, нарочно оставленную пустой для такого случая.

Триен поднял меня и, шепотом спросив разрешения, вверил Симорту. Сам сел в седло, привязал к луке повод моего мерина и взял меня из рук брата. Первые часы до привала я ехала так близко к Триену, как лишь возможно. Он обнимал меня, гладил по плечам и молчал. Я старалась сидеть смирно, чтобы не соскользнуть, и наслаждалась теплом его рук, ароматом лекарственных трав и даже мерными убаюкивающими шагами коня.

— Как странно, что в ритуале, который создала твоя сила, ты видела далеко не все, — раздался рядом голос тети. — Не находишь?

От нее веяло полынью, на лице читалось неудовольствие и даже осуждение. Алые отсветы делали ее облик строгим, линию рта — непривычно жесткой.

— Этот ритуал вела не я, — я пожала плечами. — Уверена, дело в этом.

— Или в том, что от тебя что-то утаили. Это более вероятно, — отрезала она.

— Не думаю, ведь Триен рассказал мне все.

— Все ли? — воплощение недоверия покачало головой. — Как странно, что у тебя не возникает сомнений. Как странно, что ты не в силах оценить его трезво. Ты будто ослепла и не видишь ничего подозрительного в том, что шаман пообещал незнакомой девушке-мэдлэгч отвести ее к родственникам. Бросил все. Дом, хозяйство, семью. Не раздумывая. И даже без твоей просьбы!

— Он будет учиться у бабушки! — выпалила я.

— Ты резко поглупела за последние недели! Ты же сама видела, ему не нужна эта наука!

Я отшатнулась. Казалось, она вкладывала в слова магию, иначе почему они хлестали так больно?

— Вспомни тот разговор, девочка. Вспомни! Он сам решил сопровождать тебя. Сам вызвался. А цену сложил потом, когда ты настояла.

— Алима! — его голос пробился в видение. Тетя досадливо поморщилась, ее облик померк.

Я открыла глаза, часто моргала, пытаясь прогнать алые искры. Сообразила, что перекинулась в человека и лежу в тени под деревом.

— Кажется, тебе снился кошмар, — участливый Триен заглядывал в лицо, мягким движением убрал прядь с моего лба.

Я бросилась ему на шею и, уткнувшись лицом в грудь, плакала. Почему тетя предупреждает меня? Почему хочет, чтобы я не доверяла Триену? Это же Триен! Родной, замечательный, добрый и такой светлый Триен!

Он положил одну руку мне на голову, другой гладил по спине, повторял, что это был всего лишь сон, что все прошло, все плохое позади. Как же я хотела, чтобы это действительно было таĸ!

ГЛАВА 20

Граница Каганата приближалась с ĸаждым часом. От мыслей об этом пело сердце, я радовалась тому, что сĸоро, уже очень скоро буду слышать воĸруг родную речь, попробую привычную с детства еду, вдохну запахи специй и совсем другой воздух степи. Пусть родной город стоял на холмах в дне пути от настоящей степи, но именно она в мыслях была равна дому. Приволье, необъятный простор, пестрые ковры цветов весной, горы на горизонте. Я любила степь любой: заснеженной, напоенной дождем, стремительно разворачивающейся и будто обнимающей всадниĸа, пружинящей под лапами и даже разгоряченной, иссушенной зноем.