— Я изменю свойства ошейника. Ты сможешь перекидываться без дополнительных артефактов. Но только перекидываться, — подчеркнул он. — Никакого колдовства, никаких разговоров без разрешения.

Кивнула и подошла к миске. Мясо казалось вполне свежим, значит, я ещё нужна шайке, а Фейольд злобствует и на мне срывается, потому что ему придется сделать очень сложное зачарование. Избирательно блокировать магические способности может далеко не каждый, но Старуму это не объяснить.

— Если ты справишься, у тебя будут ещё задания, — пообещал Фейольд. — Тебя не должны видеть. Надеюсь, ты за последние дни это поняла.

Я снова кивнула и вытащила из миски первый кусок. Желудок подвело от предвкушения, казалось, я ничего вкусней этого мяса с жилами за всю жизнь не ела. Поспешно проглотив, пока маг не отнял, а он мог, взяла второй кусок. И замерла, не в силах ни прожевать, ни выплюнуть.

Стало ясно, почему Фейольд смотрел на меня с таким злорадством. Перец. Мясо было посыпано снизу острым перцем, а запах крови перебивал аромат специи. В лисьем обличье мне перец нельзя, магу известно, что из-за приправы у меня безумно будет болеть живот. И снова выбор: голод, разошедшийся ещё больше после первого куска мяса, или сытость, сдобренная болью.

Чувствуя, как начинает гореть язык, я выбрала сытость. Фейольд, понимавший, что превратил долгожданную еду в пытку, смеялся и подначивал.

Вечер и ночь прошли ужасно. Живот ныл постоянно, спазмы были болезненными настолько, что я скулила и стонала, забившись в самый дальний угол. Свернувшись калачиком, уговаривала себя, что все же сделала правильный выбор. Меня и раньше кормили плохо, мало и редко. Если не есть, не будет сил сбежать. Хотя бы попытаться сбежать!

Ночью, когда стало совсем темно, а где-то далеко часы пробили три раза, лязгнул замок. К этому моменту боль измотала меня настолько, что я уже почти ничего не соображала и даже не пошевелилась, услышав шаги.

Ниск встал рядом со мной на колено и прошептал:

— На, пожуй.

С этими словами сунул мне в пасть какой-то незнакомо пахнущий корень.

— Псам помогает, а ты ж такая же животина.

Он оглянулся на дверь, будто боялся, что его могут наказать за помощь мне.

— Ты хозяину хорошо послужи, он тогда лучше к тебе относиться будет, — поучал Ниск. — И это, помни, что то не Старум перца положить велел, то ж магова придумка. Не хозяин виноватый, что тебе сейчас больно.

Охранник поднялся, придержал ключи на поясе, чтобы не звякали.

— Жуй, скотинка, — добавил он и торопливо вышел.

Сладковатый, деревянистый корешок жевать было трудно, челюсти быстро устали, но Ниск, хоть я этого и боялась, не обманул. Действительно становилось легче.

Помощь охранника ошеломляла. Мне Ниск всегда казался лишенным сочувствия, сострадания. В другом случае он не смог бы при мне забить до смерти мальчишку, выдавшего стражам местоположение какого-то склада шайки. Думаю, нынешнее поведение Ниска объяснялось тем, что животных жалеют больше, чем людей. А для тюремщика я лиса, способная изредка разговаривать, но не человек.

Родовая магия сработала так, что в зверином облике я проводила все время, и только зачарованные монетки Фейольда, приложенные к ошейнику самим магом, возвращали мне человеческую ипостась. Но ненадолго, всего на минуту-две. Достаточное время для того, чтобы рассказать, где стоят охранники и с какой стороны лучше напасть.

К счастью, семейное волшебство оградило меня и от насилия. За минуту трудно что-то успеть, к тому же я чувствовала, что отношение ко мне, больше животному, чем человеку, брезгливое, даже гадливое. За это я не раз благодарила Его, слыша через стены, как обходятся с другими пленницами.

Боль уходила, дышать становилось легче, клонило в сон. Заснула с преотвратительной мыслью о том, что новые чары Фейольда, скорей всего, смогут надолго превращать меня в человека. Учитывая происходящее в соседних камерах, это плохо. Очень плохо.

Два следующих дня меня кормили и поили вовремя. Ниск даже пришел убраться в камере. Видимо, у Старума на меня серьезные планы. Он рассчитывал, что я справлюсь, что он моими руками уберет не только главаря Белого клыка, но и других мешающих людей.

Стоило признать, мысль Старума была неглупой, он умел видеть выгоду. Лиса небольшая, привлекает меньше внимания, чем человек. Быстрей бегает, лучше ориентируется в темноте, сможет вовремя спрятаться, потому что раньше услышит шаги врага. Чары на ошейнике не позволят сдаться противникам хозяина, даже не дадут возможности говорить. Магическое клеймо поможет определить, где пленница находится, и в случае побега отследить и вернуть.

Для Старума одни выгоды! Но я знала, что это не помешает ему швырнуть меня на арену к собакам, если я опять неудачно попробую сбежать.

Фейольд, явившийся на третий день, выглядел так, будто последние несколько суток не спал. Щегольскую одежду сменила рабочая. Без изысков, украшений, зато в пятнах от зелий и какого-то ароматного соуса. Довольно длинные черные волосы маг против обыкновения завязал в низкий хвост, на носу остались следы от очков, на подбородке пробивалась щетина. Понятно, почему он не отпускал бороду. Она была бы куцей, жиденькой и в его сорок даже с сединой.

— Поди сюда, — с грохотом поставив стул, маг указал на пол рядом с собой.

Послушно выполнила приказ. Пусть думает, что я смирилась, что я покорна. Фейольд со Старумом достаточно долго меня ломали, воспитывали покладистость кулаками, ногами, плеткой и голодом.

— Сядь, — велел он, наклонившись ко мне. В руке маг держал небольшой ключ. — Я сниму цепь. Убью, если попробуешь напасть.

О, я бы с удовольствием вцепилась тебе в лицо, поквиталась бы за все побои и издевательства! С удовольствием! Но изобразила невинный взгляд и укор, мол, как обо мне можно было подумать такую глупость? Ведь это и в самом деле была несусветная дурость. Какой смысл мне в лисьем облике нападать на Φейольда? Чтобы не иметь даже возможности самостоятельно открыть дверь в коридор? Меня действительно считают настолько недалекой?

Маг хмыкнул, щелкнул замок, цепь, выдирая шерсть на шее, упала на пол. Я осталась в ошейнике, который даже не представляла, как снимать. Отдельного замка у него не было, но больше я ничего об этой вещи не знала. У меня не было возможности ее даже ощупать, не то что рассмотреть.

— Сиди смирно. Будешь дергаться и мне мешать, изобью, — предупредил Фейольд.

Я замерла, даже не кивнула. Он вполне мог посчитать и такое движение нарушением своего приказа.

Фейольд колдовал долго, ошейник из-за его чар то раскалялся, то леденел. Временами дышать становилось так трудно, будто горло сдавливала удавка. Я молила Его не заканчивать мою жизнь так. Боясь вздохнуть слишком глубоко, неотрывно смотрела на мага.

Он был сосредоточен, напряжен, решителен. Тонкие губы плотно сжаты, брови почти сошлись в линию, квадратный подбородок казался отталкивающе тяжелым. Фейольд знал, что делал. Это чувствовалось, и его уверенность была моим единственным утешением. Немного успокаивала и мысль о том, что он тоже зависит от Старума и меньше всего хочет вызвать на себя гнев главаря, сорвав план моей безвременной кончиной. Но я догадывалась, что мою смерть в ходе опробования только что рассчитанного заклинания Старум простит своему магу. Фейольд сильный, опытный, умелый артефактор и боец. Οн ценней каганатской лисицы, такого главарю не захочется терять.

Ошейник странно захрустел, будто покрылся корочкой льда. Как жаль, что из-за блокирующих мою магию чар я не понимала, какие формулы использовал Фейольд! Что-то мне подсказывало, что просто распилить и так снять ошейник будет нельзя.

Маг откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул:

— Все. Должно работать. Перекинься.

Я выполнила приказ. По телу прошла приятная дрожь, даже на мгновение показалось, я вот-вот почувствую дар, магию. Напрасные надежды. Вместо привычной силы пустота. Как была, так и осталась.

— Встань, — велел Фейольд, с подозрительно хищной усмешкой разглядывающий меня.