Белый дым в миске поглотил подношение, заклубился, обретая формы. Вот отчетливо стал виден Фейольд, он разговаривал с мужчиной, крепким и мускулистым. Напев Триена и мерные удары колотушки позволили различить слова. Старум и маг обсуждали нападение на дом Интри. Маг сказал:

— У орла был шанс примкнуть к нам, к Вольным орлам, но он сам навлек на себя беду. Нечего было дерзить. «Орлы не сбиваются в стаи и не промышляют разбоем», — вот его слова.

— Теперь он мертв, — хмыкнул Старум. — Ты можешь перебить родовую магию лисы? Мне не нравится ограниченная полезность пленницы.

— Постараюсь, — хищно ухмыльнулся Фейольд. — Пытки помогут. Перекинется, куда денется?

Дымные фигурки распались, улеглись на дно безжизненными хлопьям. Триен потянулся за другой бутылкой.

— Та самая мэдлэгч, которую они ищут? — медленно, будто каждое слово стоило ему неимоверных усилий, спросил сержант.

— Думаю, она от них сбежала. Они ищут каганатку, способную превращаться в лису. Таких на свете немного, должно быть, это она, — согласился шаман и плеснул в миску новое зелье.

И вновь поднялись сотканные из дыма фигуры, и снова заклятия Триена дали им голоса. Но разговоры были все о том же. О разбое, о нападении на купеческий обоз, о новых рабах, которых Старум выгодно продал и отдал магу его долю.

Третья бутыль оживила разговор о командоре стражи Кипиньяра. Доносчики Старума рассказали ему, что готовится удар по шайке, но подробности держатся в строжайшем секрете. Известно было лишь то, что командор настроен очень серьезно, сам все планировал, а человек он жесткий и решительный. Раз удумал, то не отступится. Фейольда главарь попрекнул тем, что тот так и не сумел подчинить магию мэдлэгч.

— Если лиса проскользнет в дом, ее не заметят. Пробраться в комнату, перекинуться и прирезать спящего сможет и она. Ты мне год голову морочишь! Год, но до сих пор ничего не сделал! — ударил по столу Старум. — Хочешь, чтобы нас вырезала стража, как мы Волков? Ты бахвалился, что заставишь ее перекидываться. Ну так?

— Не кричи, сделаю, — отрезал Фейольд.

— Так иди и делай! Время уходит! Мы теряем шанс обезглавить стражу!

— Вот же твари! — процедил сержант, подавшись вперед и напряженно вглядываясь в дымные фигуры. — Им удалось?

— Сейчас узнаем, — заверил Триен и плеснул новое зелье в миску.

Запахло болотом, тиной и, что было неожиданностью, полынью. Значит, в дыму отразится чья-то смерть.

Фейольд понял, что лиса сбежала. Некоторое время ее преследовал, но его сопровождающие в какой-то момент отказались идти дальше, не обсудив все с главарем. И Фейольду, предчувствовавшему трудный разговор со Старумом, пришлось вернуться в Кипиньяр.

Там их ждали совершенно ужасные для шайки новости. Не зря Старум опасался командора Кипиньяра. Он сделал так, что в одну ночь в трех больших городах, которые Вольные орлы считали своими, стража атаковала все известные им дома и берлоги разбойников. Шайка, по сути, перестала существовать. Остались недобитки, мелкие сошки, карманники, наперсточники и прочая шваль. Старума убили. Его женщину, сестру Фейольда, тоже.

Дымная фигура мага прижимала к груди руку лежащей на повозке с трупами мертвой женщины. Видя это, Триен понял, что по извращенной, обусловленной горем логике в смерти сестры Фейольд винил Алиму. Она ведь не справилась, не убила командора, когда был шанс. А самого Фейольда отвлекла, он не был рядом с сестрой во время нападения стражи и не смог ее защитить.

— Клянусь, что убью тварь! Отомщу за тебя! — словно подтверждая выводы Триена, заговорила дымная фигура. — Она сдохнет в муках! Я на куски ее разрежу!

— Кажется, мы увидели достаточно, чтобы не сомневаться в том, кто выдает себя за стражника, — заметил шаман, когда дым хлопьями осел в миску. — Теперь осталось узнать, кому принадлежал и как попал в руки преступника значок кипиньярского сержанта.

— Да, это важно, — речь стражника была замедлена трансом, но злость, здоровая ярость ощущались в ней отчетливо.

Значок скользнул в миску, и вновь сильно запахло полынью. Триен, не ожидавший другого, бесстрастно наблюдал, как один из помощников Фейольда убивал человека в форме с гербом Кипиньяра и забирал значок. Шаман знал, что это произошло около трех месяцев назад, но для старосты и сержанта все было только-только свершившимся. Оттого с Фейольдом они больше не церемонились.

Тот поначалу пробовал обвинить шамана в создании ложных видений, но сержант назвал имя убитой сестры, и взбешенный маг оставил все попытки сойти за стражника. Триен наслушался угроз и обещаний скорой и мучительной смерти, староста вспылил и саданул Феольда кулаком по лицу. Сержант пригрозил наподдать, если маг не заткнется.

— Я уверен, вы разберетесь с этими людьми, сержант Ильс. Спасибо, что так быстро приехали из Наскоса, — поблагодарил Триен, прощаясь.

Зелье восполнения магической силы не пошло ему на пользу, он чувствовал тошноту и головокружение. Нужно было поесть и лечь, выспаться. А на столе ещё ждало подошедшее тесто и требовало внимания.

ГЛАВА 15

Когда Триен ушел, я осторожно подкралась к окну, надеялась услышать разговоры или уловить хоть что-нибудь из происходящего во дворе. Триену я верила, знала, он не допустит, чтобы мне навредили. Никогда прежде не задумывалась, насколько приятно кому-то доверять.

Из-за внезапного превращения в человека подкосились локти, я чудом не ударилась лицом о пол и несколько долгих, полных безмолвия минут лежала, приходила в себя. Потом осторожно пробралась на кухню, прижимаясь к полу, чтобы меня ни при каких обстоятельствах не увидели из окон, тщательно вымыла руки и занялась тестом. Оно, как и боялся Триен, уже основательно перестояло, а ритуал шамана точно не мог длиться каких-нибудь пять минут. Будущий хлеб нужно было спасать.

Смешно и как-то неожиданно — я, оказывается, соскучилась по этим ощущениям. Мука на пальцах, на столе, тесто, ласкающее ладони, чуть прилипающее к коже. Я очень давно, со школы, не готовила, не пекла, а как истосковалась по зельям! Нужно будет упросить Триена дать мне хоть рядом посидеть, если он будет что-то варить! Только бы у него получилось снять ошейник…

Я вымесила тесто, выпустила лишний воздух, разделила, как и Триен, на две буханки. Только прикрыла полотенцем, как на улице послышался громкий разговор, но сообразить, о чем шла речь, я не успела — перекинулась и позорно шлепнулась на пол. Лапы дрожали так, что даже попытка подняться провалилась. Перед глазами потемнело, я без сил распласталась на полу. Ну хоть тесто спасла.

Слышала, как Триен вошел в дом, как звякнули золотые украшения на рогах. Он окликнул меня, поскулила в ответ.

— Ох, этот ошейник… — хмуро бросил Триен и извиняющимся тоном добавил: — Мне нужно хоть разок восстановиться естественным путем, иначе и плетения не разберу, и сам свалюсь.

Οн бережно поднял меня, отнес на постель. Я прижималась к нему, положила голову ему на плечо и с удовольствием вдыхала ароматы разных трав, отметив, что запах полыни ярче других. Не хотелось, чтобы Триен уходил. Как было бы замечательно, если бы он и дальше обнимал меня, гладил по голове, перебирал мех на плечах.

— Прости, пожалуйста, — он вздохнул и убрал с моей щеки прядь: — говори, тварь.

— Я перекидывалась и успела вымесить тесто, — пробормотала я, сообразив, что даже не заметила превращения в человека.

— Поэтому лапы были в муке, — улыбнулся Триен.

Кивнула.

— Оно перестояло.

— Спасибо, ритуал затянулся. Я потом тебе расскажу все, что видел. А пока важно лишь то, что мага и его подельников запрут надолго. Отдыхай, спи…

Последние слова донеслись откуда-то издалека, глаза закрылись сами собой.

Я разминала в пальцах полынь, полной грудью вдыхала запах. Где-то далеко, на границе слышимости, кто-то перебирал струны гуцинь. Это даже не было мелодией, так, трепетные, тягучие звуки, на которые отзывалось сердце. Я шла в сумраке, вокруг алыми искрами вспыхивали светлячки и роса на кустиках полыни.