Элисса села у костра и молча ворошила угли. Чейз закончил игру со Стэном и теперь вертелся возле хозяйки, и лаял.

— Ты ещё не наигрался? — чуть улыбнулась Элисса. — Слышала, ты теперь приносишь добычу Морриган, а она ворчит, но тебе, кажется, нравится, — Элисса потрепала пса по холке, тот высунул от удовольствия язык и повалился на спину, подставляя для чесания живот. — Ах, ты хитрюга. Я видела, как Морриган тайком тебя подкармливает. Ты её покорил, — Чейз от удовольствия расслабился и слегка подёргал передней лапой. — А ещё Винн сказала, что ты сильно пахнешь и грозилась тебя помыть, а до тех пор просила тебя спать на другом конце лагеря… рядом с Алистером, — Чейз запыхтел, словно по-собачьи смеялся, потом вскочил на лапы и энергично замахал коротеньким хвостиком. — Что такое? — пёс уткнулся в её запястье, потом в свою шерсть на боку, а затем залез носом в сумку. — А, поняла.

Элисса покопалась в сумке, которую обычно носила на бедре и извлекла оттуда маленькую металлическую коробочку.

— На что это ты смотришь, Зевран? — лукаво заметила Лелиана устремлённый в сторону взгляд эльфа. — Любуешься нашим командиром?

— Милая, Лелиана, неужели я слышу нотки ревности в твоём прелестном голосе? — улыбнулся он.

— Ты явно ослышался. Я лишь уточнила, на что ты смотришь.

— Ах, какая жалость, а ведь я совсем не о том думал.

— И о чём же ты думал, так пристально разглядывая её… спину?

Лелиана ожидала, что эльф опять посмеётся. Она всё ещё была на него в обиде за то, что он поиздевался над её видением, посланным Создателем. Она не врала, она действительно верила в божественные знаки. Никто, кроме, пожалуй, Элиссы, ей не верил, да и Кусланд не ответила ничего, лишь приняла объяснение Лелианы как должное, не пытаясь ни спорить, ни соглашаться.

Однако Зевран, вопреки ожиданиям, вдруг перестал улыбаться и ответил серьёзно:

— У тебя никогда не складывалось впечатления, что наша Страж проверяет тебя?

— Проверяет? Не понимаю, о чём ты.

— Да так, подумалось, что, когда у тебя в руках нож, кинжал или ещё что в этом духе, она нарочно поворачивается к тебе спиной, словно проверяя, что ты сделаешь.

— Если это и проверка, то очень опрометчивая.

— А по мне очень хитрая. Она словно нарочно провоцирует убийцу… если б, конечно, тут таковой имелся. Сдаётся мне, не так она проста и доверчива, какой хочет показаться.

Лелиана опустила голову, словно задумалась, но потом отмела эту мысль. Монахине хотелось верить, что Элисса доверяет ей просто так, и в показанных уязвимостях не было ловушки.

— Не думаю, что всё так, как ты говоришь.

— Хм, ну как знаешь. Однако по опыту своему скажу, что излишне доверчивые люди долго не живут, а она, знаешь ли, ещё здравствует.

Эльф оставил Лелиану и подошёл к Элиссе со спины. Она почувствовала и напряглась, но в следующую секунду снова расслабилась и продолжила заниматься своим делом.

— Зачем ты красишь пса? — в замешательстве спросил Зевран.

— Это каддис, — просто отозвалась Элисса, словно это слово должно всё объяснить антиванцу, на родине которого отнюдь не благоговели перед собаками.

— А каддис — это?..

— Запах этой краски позволяет псу чуять союзников за двести ярдов в пылу сражения, а мы не чувствуем, — пояснила Элисса, попутно втирая молочного цвета краску себе в запястье.

— Но ведь хватило бы одного мазка ему на нос. Зачем ты наносишь краску на шерсть?

— Ему так нравится.

— Ах вон как.

— У тебя же есть татуировки, вот и Чейзу тоже хочется.

Зеврана это позабавило. Ферелденцы — странный народ. В других странах их неприкрыто называют собачниками, а они, похоже, этого вовсе не отрицают. Эльф ещё раз глянул на волкодава. Судя по выражению морды, Чейз пребывал в таком блаженстве, словно он был котом, а каддис — кошачьей мятой. Когда Элисса закончила, мабари уже был полосатым, как бурундук.

— Вот так, — улыбнулась его хозяйка. Кроме пса, она больше никому не улыбалась.

Чейз благодарно гавкнул и уткнулся носом в её пальцы, которыми она наносила краску, словно изо всех сил старался запомнить этот запах. Запах мог быть любым и зависел от добавочного ингредиента, цвет тоже не был постоянным. Некоторые ферелденцы, в основном Воины Пепла, красили своих псов в пепельно-серый или смолянисто-чёрный, и для каждого состава запах был уникален.

Элисса заметила, что Зевран по-прежнему смотрит на неё.

— Хочешь спросить что-то ещё?

— Ты ведь дочь тэйрна, правда? Второго по статусу человека после короля, — вдруг спросил эльф.

— Да, это так, — отозвалась Элисса.

— Так ты, стало быть, очень знатная леди! Почему же ты ходишь пешком по колено в грязи, сражаешься мечом до мозолей, а не разъезжаешь в карете и не выставляешь сражаться толпу своих рыцарей?

— Где ты здесь видишь карету и толпу рыцарей?

— Хм, твоя правда, но я имел в виду другое. Знатные леди обычно ходят с высоко поднятыми головами, взирают на всех сверху вниз и отдают приказы в угоду своих личных желаний. Ты… не такая.

Элисса сморгнула. Она не поняла хвалит ли её Зевран или стыдит, а потому предпочла промолчать на этот счёт.

— Интересно, все знатные леди Ферелдена похожи на тебя? — вслух задумался Зевран.

— Ты мог заметить, что в нашей стране солдаты — и мужчины, и женщины. Но нет, не все аристократки учатся владеть мечом, — Кусланд присела обратно к костру и снова начала ворошить угли.

— Что же подвигло тебя? Разве леди учатся не другим вещам? Ну там, соблазнению, ядам?

Элисса шутки не оценила, хотя для антиванцев это едва ли было шуткой. Вместо того чтобы посмеяться или насторожиться, Кусланд снова ответила серьёзно.

— Я сама так решила, и мне дали наставника, но женским занятиям меня также учили: музыке, танцам, пению, рукоделию.

Алистер в стороне слушал их разговор. Ему стало досадно, что он сам никогда не спрашивал Элиссу о подобном. Напротив, он старался избегать вопросов о её прошлом. Ему казалось, что Элисса не захочет рассказывать. Алистер помнил, как в Остагаре она усиленно избегала говорить о семье. Даже о том, что случилось с ней в Хайевере, он узнал от Дункана, а не от неё. А теперь этот эльф-убийца так легко её расспрашивает, и она так же легко ему отвечает. Слишком легко. Алистер нащупал в кармане чужой медальон. Он ведь думал, что ей всё ещё больно.

— Так ты, оказывается, мастерица на все руки! Я впечатлён, — хлопнул в ладоши Зевран.

— На самом деле, посредственная, — глухо отозвалась Элисса.

— Но я опять же спрашивал не об этом.

— О чём же?

— Для знатной леди ты слишком… неприхотлива. Слишком скромна и не брезгуешь, прости за выражение, валяться в грязи с собаками.

Чейз громко гавкнул, то ли подтверждая слова, то ли возмущаясь ими.

— Меня такой воспитали. Чем выше положение, тем скромнее нужно быть.

— Почему? С твоим статусом ты имеешь права требовать для обеда золочёных тарелок. Видал я в Антиве дам, которые так и делали.

— Здесь не Антива.

— В Ферелдене, стало быть, по-другому?

— В Ферелдене ты не имеешь права на все блага мира только потому, что родился в знатной семье. Меня учили, что истинный властитель — всегда народ. Именно он вспахивает поле и сеет пшеницу, чтобы испечь хлеб, который ты ешь. Именно он прядёт ткань и шьёт одежду, которую ты носишь. И народ это знает. Ты ничего не получаешь даром. За все блага, что он тебе даёт, ты управляешь землями, улаживаешь в суде его споры, защищаешь его от врагов. Если народ разочаруется в тебе, он восстанет и выберет себе другого правителя.

— Так местные дворяне пытаются быть скромными и хорошими, потому что боятся, что народ их свергнет?

— Дело не в страхе, Зевран. Мою семью и народ Хайевера всегда связывало взаимное уважение, поэтому мы там у власти уже несколько веков.

— И сейчас?

— Сейчас… дело в другом.

— Ох, ясно, тогда не буду докучать, но позволь ещё один вопрос: все дворяне в Ферелдене мыслят, как ты?