— Кто знает, что Ульдред сделал с остальными магами и храмовниками, которые не успели уйти, — стиснула зубы Эннлайс.

— Если объединимся с ними, то сможем прорваться, — сказал Каллен.

Так они и крались по коридорам. Некоторые группы одержимых и восставших призраков они не трогали, чтобы не тратить время, и запечатывали проходы всем, чем могли, хотя бы пока. Им было не по себе оставлять за спиной врагов, но храмовники решили: их задача — Ульдред. Дороги назад не было, только вперёд.

Когда они добрались до предпоследнего этажа, то все были измотаны и не только физически. По пути они находили тела своих товарищей. Один из них внезапно поднялся и напал на них — демоны могли вселяться не только в магов. Эннлайс отрубила ему голову.

Ещё немного.

— Ульдред, должно быть, в комнате Истязаний.

— Ты слышишь эти крики? Мне не по себе. Там как будто кого-то живьём режут, — поёжился Бевал.

— Кроме нас, больше некому его победить, — севшим голосом сказал Каллен.

Он столько раз за сегодня применял способности храмовника, что истощил весь запас лириума, и теперь от усталости даже щит и меч держал с трудом. Каллен был измотан, как и все, но едва они сделали шаг в сторону последней лестницы, как его тело сковала мощная сила. Каллен отчаянно боролся с ней всей оставшейся волей. Он успел увидеть, как руки и шея Бевала выворачиваются под неестественными углами, из носа течёт кровь, а глаза остекленели. Он слышал душераздирающий крик Эннлайс, видел, как она схватилась за голову и вопила это прекратить. Видел, как Фэррис попытался рассеять чудовищную магию, но у него не вышло, кровь из его собственных ран начала вскипать и пузыриться, а потом он рухнул на пол, как подкошенный, и после страшных судорог затих. Больше Каллен не видел ничего. В его разум будто вторглось нечто чужеродное и вызвало в голове жуткий взрыв, бороться с которым Каллен был уже не в силах.

***

Темнота и тишина. Даже свист ветра перестал быть слышен. Мрачные коридоры башни, которые ранее представлялись кишащими демонами, тёмными духами и одержимыми, были безмолвны, как склеп. Мерцающие огоньки на магических посохах выглядели, как две бледные луны в темноте, а шаги нескольких человек, заглушаемые плотными коврами, казались слишком громкими для этой тишины.

Элисса боялась, что враг услышит или увидит их прежде, чем они будут готовы. Изначальный план провалился. Она рассчитывала проскользнуть мимо одержимых и быстро найти тех, кто им нужен, а теперь они крались по тёмным коридорам и открывали каждую дверь, чтобы найти всех одержимых и демонов и перебить их. Только так они обеспечат безопасность тех, кто остался позади, и найдут выживших.

— Если кто-то вообще мог уцелеть, — прокомментировала Морриган, и Элисса внутренне с ней согласилась.

В походе против Мора они не продвинулись за столько времени ни на шаг. Некоторые из спутников с упрёком напоминали об этом Элиссе каждый день, словно она могла забыть. Не забывала ни на миг. Не позволяла себе расслабиться. Всё, что они пытались сделать с самого Остагара, всё чаще казалось ей безысходным, словно сам Создатель решил отдать свой мир на уничтожение Мору.

Как только Кусланд приняла эту мысль, ей стало намного легче. Когда нечего терять, идти на смерть проще, но терять было что. Все люди, которым она пообещала помощь, которые ждут спасения, она не могла их предать. Может, у неё и не осталось надежды, но чаяния других связаны с её целью, и она не имеет права пасть до срока.

«Не молись о том, чтобы это сделал кто-то другой. Это твой долг, и он не даст тебе покоя»

Элисса почувствовала, как груз ответственности снова сдавил плечи, а рука крепче сжала меч.

Сначала они осторожно открывали каждую дверь, притаившись по обеим от неё сторонам. Несколько раз в комнатах оказывались слабые демоны. Некоторые выглядели как капли лавы, другие напоминали безобразные сгустки с единственным светящимся глазом, но никто из них не владел какой-либо опасной магией. Мечи и стрелы вкупе с сильными заклинаниями позволяли отряду не бояться демонов-одиночек.

Элисса даже поверила, что она переоценила уровень опасности, сравнивая её с тем, что натворил один единственный демон в Редклифе, и скомандовала отряду разбиться на две группы. Теперь они открывали по две двери и сражались двумя группами, чтобы ускорить продвижение. С каждым часом опасность для Редклифа росла, а подкрепление храмовников и Право Уничтожения всё ближе.

Винн рассказала, что после битвы при Остагаре, она некоторое время залечивала раны, а вот чародей Ульдред сразу отправился в Круг. По возвращении Винн обнаружила, что Ульдред почти убедил магов поддержать в борьбе за престол Логэйна, их удерживало только здравомыслие Ирвинга и нескольких старших чародеев и страх перед храмовниками.

Винн тут же поведала всем о преступлениях Логэйна, и позиция большинства магов пошатнулась. Становиться на сторону убийцы, по вине которого погибло столько людей, и разделить его преступления, они не желали. Отчасти это было вызвано побуждениями совести, отчасти тем, что магов и так считали опасными. Если они вмешаются в политику на стороне разрушения, храмовники и Церковь не преминут этим воспользоваться. Однако Ульдред говорил убедительно. Был назначен совет… на котором всё и началось.

— Сначала я услышала из зала собраний крики и шум, потом увидела, как за чародеем гнался тёмный призрак. Все бежали, в коридоры врывались демоны. Тогда-то я и увидела впервые, как маг превращается в одержимого, — говорила Винн. — Сначала его тело свело судорогой, потом оно начало надуваться и взбухло отвратительным горбом на спине. Кожу будто поразила болезнь, кисти рук превратились в когти, ужасные наросты закрыли часть его лица, — чародейка провела ладонью по светящемуся навершию посоха, словно смахнула невидимую пыль. — В нём уже нельзя было признать человека — лишь бледную тень его прежнего.

— Коннор выглядел нормально, — задумалась Элисса.

— Вероятно, дело в том, что он добровольно отдал себя демону. Когда демон вселяется насильно, тело мага изменяется до неузнаваемости. Демон поглощает его разум и уничтожает, и самый верный способ оборвать его страдания — смерть. Коннора же пока спасти можно.

Элисса облегчённо кивнула, хотя и подивилась, с каким спокойствием Винн говорит об убийстве своих бывших коллег. Вероятно, все они уже и впрямь мертвы, остались только демоны, паразитирующие на их телах.

— Я не знаю, что именно произошло в зале собраний, — продолжила пожилая чародейка. — Когда я направилась туда, из дверей выскочил Ирвинг. Он велел мне найти самых младших учеников и укрыть их в безопасном месте, а сам побежал обратно наверх. Больше я его не видела.

— Получается, если мы не найдём Первого Чародея, Грегор не выпустит нас, а уничтожит вместе с башней?

— Грегору придётся открыть дверь и войти, чтобы сделать своё дело. Правда, боюсь, войдёт он уже с Правом Уничтожения, и то, что мы выжили, не будет иметь никакого значения.

— Я не позволю ему перебить всех. Есть же невиновные маги.

— И что ты сделаешь? — улыбнулась чародейка. — Встанешь между храмовниками и магами? Тогда они и тебя убьют, и не думай, что в этом случае тебя защитит звание Серого Стража. Когда дело касается магии, Церковь категорична.

Элиссе в очередной раз напомнили, что у неё более нет никакой власти. Раньше она была дочерью тэйрна и по праву рождения могла вершить судьбы. Проявлять твёрдость, где необходимо, и, где возможно, милосердие. Всё это до сих пор осталось с ней, но прав на это уже не было.

— Церковь не всегда поступает справедливо. В ней служат обычные люди, и они могут ошибаться.

— Интересно слышать такое от не мага, — заметила Винн и устремила взгляд вперёд. — Однако то, что происходит сейчас в башне, напротив доказывает, насколько мы, маги, можем быть опасны даже для самих себя. Потому храмовники выполняют трудную, но необходимую работу. Сомнения и размышления для них могут обойтись смертями других людей. Увы, благие намерения способны решить далеко не всё.