Петручио выглядел виноватым. Плохиш смотрел на новоявленного учителя исподлобья с непониманием - шутит ли или вообще...
-- Ну ладно, слушайте про Мясо. Цыган тогда на нарах еще был, а у абреков всем заправлял сам Абрек с Угрюмым...
Утро стояло жаркое, под Первым у Слоника народ кишмя кишел. Я от остановки бегом поднялся, тут меня абреки и перехватили. Воскресенье, их гоп-компания в полном параде бисером на фесках играет, кушаками девок, как арканами гребет. Шум, гам, а они купаются в лучах славы.
Я тогда ход левее пятен почистил, прямо по стене. Он крутоватый получился. Калошики свежие нужны, аккуратность, концентрация и чтобы в духе. Меня Абрек про него и вопрошает.
Хотел было отшутиться, а он хмурый, назойливый такой. Мягко так стелет, но с нажимом. Я ему - ты с похмелья чай, вон какой сирый. А он - не твое дело. Мы поспорили, а ты показывай. А то треплет народ, поперек нашей гордости.
Лазал он здорово - природа. И никому в тех вопросах на Столбах не спускал. Ну, подлезли под начало. Там полка удобная. Сгрудились на ней кое-как. А жара, ухи заворачиваются. Хорошо, дождик намедни прошел, пыльцу пооббил. Я вперед Угрюмого пропустил. Подсказываю, куда ноги ставить, за что руками прихватиться. Кое-где и рукой под зад придерживал. А Абрек с тылу. Говорит, я сам. Дело такое. И пошли, упомянутым образом.
Уже во второй части хода мы за перегиб с Угрюмым выбрались, я с напряжения спал. Не приятно, когда такая туша над тобой гнездится и ножонками сучит. Вниз за перегиб глянул, а Абрек в клинче стоит. Руками в шелупонь вцепился и щеки дует.
Я бы к нему, да как? Угрюмый: - Абрек, ты что? А он: - День такой, видать не судьба. Свечку за меня поставьте.
Так вниз и ушел. Молча, без всхлипов. Только гул, как от снаряда, да стук снизу об землю. Мы спустились, а Абрека уже нет. Одно мясо. Через то ход Мясом и прозвали. Поосторожнее с ним, пацаны.
Теплых надолго замолчал, посерьезнел и как будто ушел в воспоминания. Затем вновь неожиданно улыбнулся, встал с камня, поднял руки к небу и потянул телом, хрустя всеми суставами.
-- Ну что, поехали?
-- Куда? - непонимающе ответил Петручио.
-- А вот сюда.
Прямо над плитой, на которой разложились приятели нависала трехметровая стенка. Венчалась маленькая продольным, закругленным карнизом с видимым отсутствием зацепок на верху. Между плитой и основанием стенки промежуток глубиной полметра, присыпанный землей. Если падать с карниза - аккурат мимо плиты, и перелом голени обеспечен.
-- Я этот выход всем спортсменам уже показал, - доверительно сообщил друзьям штатный первопроходец. - В том году почистил. Они вроде клюнули и кинулись, а не еть. Я тогда до охотчих довел - тому, кто пройдет, ящик шампанского. Дома в кладовой уже год стоит, пылится.
Плохиш с чмоком облизнул сухие, потресканные губы. Влага была бы к месту. Теплых не на шутку грохотал суставами, растягивая мышцы перед хорошим, предельным усилием. Засим он, будто кречет повертел головой с боку на бок, поправил очки, запустил пальцы в мешочек с пыльцой канифольки. Потом крякнул для разгона и прилепился к стеночке. Висеть на ней был полный неудобняк.
Прихватив за мизерную зацепу правой, он перешел левой рукой в еле выделенный подхват. Задрал ногу на пологость повыше, аккуратно нагрузил ее и встал, сразу же положив ладонь правой руки на пологость над карнизом. Зацепов наверху не было, и Теплых использовал силу трения руки о покатую полку.
Он свисал вниз спиной столь опасно, что друзья подлетели под него, организовав нехитрую гимнастическую страховку. Падать в таком положении означало сломать позвоночник. Уже один вид этого активно не нравился гражданину Петручио.
Тем временем Теплых сосредоточился и произвел гигантское, почти отчаянное усилие, правой рукою перейдя в противоупор. Быстрым броском его левая рука оказалась рядом, он отжался на равновесии, подтянул ноги и оказался на верху.
-- Так-то, мальчики. Если выйдете, шампанское за мной. Целый ящик! - Теплых собрал нехитрую амуницию, махнул им рукою и ускакал вверх. Затравка была подвешена перед самым носом у гончей. Плохиш продолжал облизываться.
Через час упорных обвалов с карниза на груду сотоварищей решили вернуться к данному вопросу как-нибудь завтра или позавчера. Для удовлетворения сладко-мстительных потребностей зачали вести Поручика на Коммунар. Тот сопротивлялся долго и безутешно, но получил полный афронт.
Заправляли Поручика в Крокодила (большую горизонтальную щель на подходе) совместными усилиями, используя силу рук, ног и приемы полиспаста без блоков и веревки. Вверх выбрался мученик с рожей бледной и порванными в нескольких местах трико, вниз идти страдатель ни в какую не хотел.
Дело было понедельником, веревки и самой вшивой спасательной команды в округе не наблюдалось. Петров помянул про батюшку и колбасу из нежно любимого "Золотого Теленка" и вынужденно двинулся на заклание агнца. Тут-то и началось.
Занозился он в щель метра за три до прямой надобности. А так как надобность была большой, двигался он вперед задницей, а проще раком. Плохиши прикрывали его от шального ветра сбоку и тылу. Поручик потел и вмуровывался в щель, словно штопор в трехлитровую консервную банку.
Правая часть его обширного тела норовила вывалиться и скользнуть вниз, но остальное активно падения не желало. Там справа его ожидали пятьдесят метров свободного полета, а такой свободы Петров не желал даже горячо любимым русским литературным классикам.
Апогеем реликтового движения была потеря роговых наростов-очков, гадким способом заклинившихся в чреве проклятой горизонталки. Петручио тут же извлек бедные принадлежности, нацепил на себя и корчил отвратительные рожи. Поручик сопел, но обреченно двигался вперед тылом. На недостижимой полке хрипел от смеха Плохиш.
Прощались с телом Поручика у Слоника. Оно всхлипывало и казало на Коммунар дрожащим пальчиком. Плохиши булькали чего-то в ответ. Тело удалилось к остановке самостоятельно, а друзья остались совсем одни.
