В третий раз преграда не устояла и проявилась Плохишевская парочка с шишкой на предводительском лбе.

  -- Где варенье?!

  -- В рюкзаке, - кивнув в неизведанную сторону, сказал ловчий Петров. Парочка тут же вытрясла содержимое его куля на пол, но лакомства не обнаружила.

  -- Я не сказал, что в моем, - хихикнул веселый интеллектуал, но вид у мальцов становился явно угрожающим.

  -- А вы на Коммунар меня затащите? - опрометчиво вопросил большой любитель приключений, и сразу же мысленно раскаялся в собственной опрометчивости. Ответив "да!", иностранцы переглянулись зловеще согласованно.

   На Первом Столбе лучше всего в четверг и особенно после легкого дождичка. Небесная водица собьет с зацепов пыль и следы чужих прикосновений, вернет им первозданную силу трения и удобства. Воздух заполнит желанная свежесть и легкость движения. Галоши стоят, как влитые, пальчики не потеют от лишней суеты, и лезется на ура.

   Загорали на большом, плоском камне в Садике, развалившись на тряпье и подсунув под голову выпотрошенные рюкзаки. Плохиши уже достаточно поупирались на хитрушках. Поручик, в простоте своей, на камни грудью не кидался и советов боле не давал. Кайфовал по-простецки, кожей впитывая приятное сибирское солнышко.

   Пришел месяц август - самая восхитительная пора года. По небу плывут белые летние облака, еще не набрякшие затяжными северными дождями. Солнце вразрез них уже не давит к земле палевом, а лишь ласкает приятным, добрым теплом. Синева неба истонченно, прозрачно ярка, она питается дальней, продолженной высотою.

   В спелой зелени тайги проявляются иные, близкие к осени краски. Зубристой каймою начинают желтеть березовые листья. Краснота тронет кончики листвы рябины, тихо седеет блеклая осина, вянут кустарники и трава. И только коричневые стены Столбов остаются неизменными. Такими и уйдут в зиму.

   Совсем скоро, закружит пряная канитель листопада. Соберутся в стаи южные птицы, осоловеет на ягоде и грибах косолапый, толстощекий мишка. Игольчатой моросью опадет к земле лиственница. И только красные, яркие плоды ягодки-рябины достоят в спелости до морозов и метелей, как напоминание об ушедшем лете.

   Тайга станет хмурой, набрякнет холодной, дождевой водой. Прикроет утренним инеем болотный мох, смолкнут ручьи и птицы, и только тогда придет снег. Он здесь не робкий гость, ему скоро не таять. Припорошит дали и веси, как хозяин и будет расти сугробами до самого лета.

   Поручик аж поежился от такой перспективы. Впрочем, не все уж так туго. Гуляния грозят разнообразные, народные. От имени празднования Великой Октябрьской, до Нового Года и во и знаминование дня независимости племени Тумбу-Юмбу от величайшего СССР. Погода к крепким напиткам способствует. Крепкие напитки - к взаимному пониманию и миру во всем мире. Опять же...

  -- Петров! А на Коммунар взлезем?! - Плохиш пучил на Поручика глазки и пускал слюни из-под кривых зубов. Отыграться хочет, скотина.

  -- А не пойти ли вам...

  -- Куда пойти? - снизу в Садик поднялся суховатый и уже немолодой мужчина в очечках, под рюкзачком. Телом он был сух и подтянут. Какая-то природная саблезубая грация сквозила в каждом его движении. Длинные, хваткие к зацепам руки брали за них привычно, почти автоматически. Он и не смотрел себе под ноги, а шагал по скале просто, как старый марафонец по мостовой.

  -- Теплых, - констатировал Поручик. - Ты что в будний день на Столбах заблудился, теперь тропу ищешь?

  -- Ладно шутишь Поручик. Зацепы мне салом не обмажь. А то наел пузо, как тучу к дождику. Самое время вороной покаркать.

   Петров нехотя улыбнулся.

  -- Плохиши?

   Предводитель кивнул за прочих.

  -- Одобрительно, одобрительно, - не давал спуску в разговоре Теплых. - А вот я вам сегодня задачку задам, прямо не отходя от кассы, в Садике, - говорливый субъект сбросил рюкзачок на пол и уселся рядом. Петручио обозревал живую легенду в широко открытые зенки.

  -- У нас спортсменов развелось. Куда ни плюнь, в чемпиона попадешь. Все что-то лазают, лазают и щеки дуют. Я для них со всем старанием несколько ходиков ото мха очистил, а ни один до сих пор не прошли.

   С тех самых, стародавних пор, когда Теплых пролез Дуськину Щелку, вошел он в столбовскую легенду. Уж сколько лет прошло с тех пор, а молодежи спуску не давал. Каждый сезон чистил Теплых пару новых ходочков для прыткой юности, и раскусывали их спортсмены не в один год, с кряком и, бывало, хряпом.

   В прямой видимости у друзей было одно к тому напоминание. Скромное такое, Теплыховскими Петельками их прозывают. С мощного торца Второго Столба, на семидесятиметровой высоте проглядывалась первая. Зацепов там как есть нет, одни намеки. Вниз, по восьмидесятиградусному откосу широкой плиты, спуск вправо, траверс влево, а потом подъем. Мужики пробовали с верхней страховкой - через шаг не идется. Теплых вылазил оную без веревки, не понять на чем. А есть еще и вторая.

  -- Да не туда смотришь, - перехватил их взгляды Теплых. - Там вам еще рано барахтаться. Там знать надо. А я пока не скажу. - И улыбнулся, сверкая стекляшками очков.

  -- Вы меня и так зело-борзо напугали. Намедни Мясо вылазили?

  -- Вылазили, - виновато протянул Петручио.

  -- А почему мясом называется, в курсе?

  -- Не в курсе.

  -- А на фига на Новый Авиатор взгромоздились? Там зацепа хрустит - вот-вот вывалится. Кто просил?

  -- Мы не знали.

  -- Но хрустит?

  -- Хрустит.

  -- А на ней я всем телом повисаю. А вдруг ты не так ее хрустнул? А я после тебя.