– Так а дальше что?

Меня начинало трясти от холода и нетерпения, и я, словно клещами, вытаскивал из Костяна эту историю. Но он, в свою очередь, как будто специально говорил всё медленнее.

– А дальше они решили поиграть с нами в догонялки, и почему-то начали с меня. Я одного ведром огрел, и они словно с цепи сорвались. Набросились всей толпой… Я думал, попинают, да отстанут, но нет. Наши попытались им помешать, но в их возрасте силы уже не те.

Костян снова задумчиво затянулся, но ощутив на себе мой пристальный взгляд, сделал ещё один вдох и потушил сигарету.

– Ну, а когда им надоело, один из них принёс откуда-то охотничий нож и решил напоследок проверить, как глубоко он войдёт в одного из нас…– Костян с шумом втянул воздух, сглотнул, и, прохрипев, прибавил:

– А остальное ты сам видел.

Костян опустил взгляд на замёрзшие капли крови и попросил у меня ещё одну сигарету. На самом деле я всегда был уверен в том, что ему хватило бы дури справиться с этой ситуацией, но он, словно прочитав мои мысли, ухмыльнулся через силу.

– Повезло вообще, что они свалили так быстро, иначе…

Он взял у меня ещё одну сигарету и снова затянулся.

– Я был уверен в том, что смогу их уложить, но это оказалось гораздо сложнее, чем я думал.

Пока он рассказывал мне всё это, мы обошли вокруг конуры раз десять. Мои пальцы онемели, куртка, казалось, успела примёрзнуть прямо к телу, а Костян даже ни разу на меня не взглянул. И, когда мой взгляд в очередной раз упал на нашу входную плёнку, меня посетила ужасная мысль, от которой все волосы на моём теле встали дыбом.

– А если бы они нарвались на Катьку с Ванькой?! – я прикрикнул на Костяна, и он, всё ещё пялясь в землю, остановился.

– А что я должен был делать? – произнёс он с вызовом.

Я ничего ему не ответил. Я ведь и понятия не имел о том, что такое может произойти с нами. Костян хмыкнул.

– Они видели? – спросил я, стуча зубами.

– Кто?

– Катька с Ванькой.

– Немного…

Я вздохнул. Наш разговор зашёл в тупик. Я не знал, стоило ли мне ещё что-либо у него спрашивать, а Костян всем своим видом показывал, что ему надоело отвечать на мои вопросы.

– Ладно, пойдём обратно, – я сделал несколько шагов и одёрнул плёнку.

Я заметил, как Костян сгребал снег своими кроссовками, чтобы хоть немного припорошить следы крови. Он заполз в конуру через пару минут после меня, и сразу же улёгся на одеяло рядом со мной, чтобы не будить остальных. Немного мы помолчали, а потом, оглянувшись по сторонам, он чуть приподнялся и сказал мне вкрадчиво и тихо:

– Валить надо отсюда, не думал об этом?

– Думал, – ответил я честно. – Но вряд ли сейчас это будет сделать так просто…

– Согласен, только, например, через месяц или через неделю это, может, будет и просто, но уже не нужно. Кто знает, сколько ещё отморозков будет периодически здесь ошиваться, и что ещё сможет прийти им в голову. И мне не очень хочется, чтобы следующим стал кто-то из нас.

Костян говорил тихо, но весьма резко, всё ещё морщась от боли. Он на самом деле очень переживал за Ваньку с Катькой, да и мне после всего случившегося было немного не по себе. Только куда нам идти, вот в чём вопрос.

– Если бы можно было вернуться… – едва слышно пробормотал Костян, и эти его слова подействовали на меня не хуже звонкой, сделанной от всей души оплеухи.

– Нам некуда возвращаться, – напомнил ему я. – Или ты думаешь, что можно так запросто вернуться туда, куда нас отправили наши предки? А еще лучше сразу туда, откуда они нас вышвырнули, и сказать: «Мам, пап, я буду жить с вами» ?!

– Нет, я не это…

– А что тогда?!

Мне кажется, я начал практически задыхаться от какой-то необъяснимой злости. Костян не сказал ничего плохого, но почему-то его слова задели во мне что-то живое, оставшееся далеко в прошлом, и я перестал на какой-то миг контролировать себя. В тот момент, когда я набрал в грудь достаточно воздуха, чтобы сказать ему что-то ещё, он бесцеремонно прижал свою большую лапу к моему лицу.

– Не ори, – просто сказал он, и, подождав, пока я сделаю пару глубоких вдохов, убрал руку. – Я не собираюсь назад, но было бы неплохо жить там, где будет не так легко нас угробить.

– Это где, например?

– В городе, в какой-нибудь дешёвой комнате. Найдём какую-нибудь работу и всё будет путём…

– Давай поговорим об этом со всеми, – предложил я после очередного глубокого вдоха, хотя понимал, что эти разговоры ни к чему не приведут. Костян практически всегда предлагал всем свои идеи и планы действий. Вернее, он ставил всех перед фактом и не принимал никаких возражений, и именно поэтому в тот момент я решил с ним не спорить. Я прекрасно знал, что без денег и документов нам ничего не светит, но доказывать это Костяну я не стал.

К счастью, Костян сам понял, что разговор этот был абсолютно бесполезен, и поэтому он просто лёг обратно на одеяло и накрылся тряпками. Но те слова, которые в нём кипели, не давали ему спокойно заснуть, да и у меня после нашей беседы желания поспать осталось ещё меньше. Я резко поднялся, поплотнее застегнул на себе куртку и вытащил сумку, потерявшуюся под тряпками. Когда Костян демонстративно перевернулся на другой бок, я в очередной раз одёрнул плёнку и направился к метро, чтобы немного остыть и привести свои мысли в порядок.

Примерно через полчаса я подошёл к большим дверям и увидел рядом с ними ребёнка. Лет ему было на вид как Ваньке, хотя может и чуть побольше. На нём были уже привычные моему взгляду обноски, но разукрашенные синяками открытые участки тела всё же заставили что-то внутри меня сжаться в комок. Парнишка протягивал какие-то листовки, и, когда я подошёл к нему вплотную, он дал мне одну из сотен бумажек, которые держал в голых, немного потрескавшихся от мороза руках.

– Спасибо, – он посмотрел на меня абсолютно счастливыми детскими глазами, когда я взял листовку, и тут же отвернулся от меня, чтобы не упустить из виду других людей, которым можно будет отдать бумажки.

Я улыбнулся через силу и, толкнув тяжёлую дверь, сошёл по скользким ступеням в подземку. Я бросил монетку в прорезь, и эскалатор повёз меня к старым синим вагонам. Моя рука всё ещё сжимала в кармане листовку, и, может, дело было в том, что я давно ничего не читал, но отчего-то мне захотелось развернуть эту бумажку. Я поднёс её поближе к глазам, и вдруг мне стало настолько противно, что я мигом скомкал листовку обратно и выбросил прямо на мраморный пол, как только сошёл с эскалатора. На листовке на сероватом фоне большими синими буквами красовалась надпись: «Подари Мне Жизнь», а внутри был текст о вреде абортов. Дополняла эту листовку фотография молодой улыбающейся девушки, прижимающей к груди голову новорождённого ребёнка и воодушевляющий лозунг в самом конце: «Твоя семья – Твоё счастье!». Я прочувствовал какую-то насмешку, когда представил, как ребёнок, раздающий такие листовки, отдаст все заработанные деньги своей мамаше, чтобы та купила себе бутылку водки. Да, правильно, сохраняйте своим детям жизни, и, скорее всего, они будут вам благодарны.

Я зашёл в вагон, подошедший к станции, и сел на подобие диванчика из искусственной кожи. «Осторожно, двери закрываются!» ‒ прогремело у меня над ухом, и поезд тронулся.

Мы смогли пережить этот год. Мы пережили голод, холода и сломанные кости. Мы отметили Катькино пятнадцатилетие, а потом наступило первое января. Тот день, который с нетерпением ждёт вся страна, день, когда весь город погружается в бесконечный сон, когда улицы забывают о том, как выглядят люди. Для кого-то это время расслабиться и посмотреть телевизор. А для нас – поблагодарить небо за то, что мы ещё живы и загадать желание дожить до следующего Нового Года.

Январь плавно сменился февралём, а потом и мартом. Над городом снова стало появляться солнце, и под его лучами таял снег, превращаясь в глубокие лужи. За это время много чего успело произойти.