Корреспондент стащил с себя синий бронежилет с надписью «ТВ», снял такого же оттенка рубашку, затем разорвав футболку, начал материей зажимать рану. Кровь из паренька текла обильно в скором времени перекрасив ткань в багровый. На правом плече корреспондента бойцы разглядели татуировку с кулаком сжимающим ветку неизвестного им растения. Над символом угловатыми буквами надпись на непонятном северном языке. «Приподнимите его, да, вот так.» — произнес корреспондент. Гул снаружи усилился, и у окна раздался очередной разрыв, осколки, врезавшись в стену над их головами, разорвали бетон в белую пыль. «Сейчас сюда эти уроды припруться, надо бежать, долго он не протянет, тут нужна серьезная помощь, пройдем насквозь через квартал до Айдит блок, там уже наши. Выдвигаемся мать Вашу!!!». Не успев надеть даже рубашки, Озан, взял на руки раненного, и возглавил шествие через разбитое здание к выходу на смежную улицу. Двое бойцов остались прикрывать позади. Пробравшись через руины, втроём вошли в большое помещение, некогда бывшее баром, желтые стулья в большинстве своем разломанные, усеивали пол, а деревянные столики были опрокинуты навзничь. Стекла, разделяющие помещение и улицу крупинками поблескивали на пыльном полу из белой плитки, за окнами стоял шум и гвалт идущего боя.
Как гром среди ясного неба, в помещение с главного входа влетел солдат, укрываясь от разрывов и шквала свинца. Хорошо экипированный, вместо куртки — футболка, поверх которой надет бронежилет с эмблемой — черная роза обвитая змеями, на голове бейсболка, а на глазах тактические, темные очки, лицо загорелое и заматерелое, со светлой бородой без усов, в руках он держал автомат с калиматорным прицелом. По модели оружия сразу стало понятно, что незнакомец явно не на их стороне.
«Стой, друг, не стреляй! Свои, Раеоон!» — выкрикнул Озан.
Солдат явно растерялся, не только от вида по пояс голого Озана, с раненным на руках, но и отчего-то другого, как будто последнее слово было главной причиной ступора, а возможно его смутил оператор в корреспондентской форме с направленной прямо на него камерой. Не успел «гость» открыть рот, как в помещение изнутри вбежали два солдата прикрывавших тылы. Первый, не мешкая, дал очередь из автоматического дробовика по противнику, куски материи разлетелись в труху на груди чернорозочника, отправив его спиной вперед за дверь пивной. Второй заорал, «Граната, лежать!» — и метнул потертую лимонку вслед за неприятелем, раздался взрыв, словно струя пара вылетевшая из гейзера. «Гостя» разорвало на куски. Съемочная группа и бойцы собрались вместе.
― Вовремя мы… — заметил боец.
― Очень даже, я думал он нас пристрелит, рожа у мерзавца зверская… была, — посетовал оператор.
― Сраные наемники…
― Будь мы такими же черномазыми как вы, тут бы и остались, — усмехнулся корреспондент, — ладно, сейчас цепью выбегаем отсюда и вдоль дома продвигаемся к переулку, оттуда до Айдита рукой подать, — перехватив раненного поудобнее, Озан подошел к дверному проёму.
― Угу, метров пятьдесят не больше, добежим, мы двигаемся впереди, а вы нас сзади прикроете, — оператор обвел всех взглядом.
***
Однажды молодая пара вложила в эту комнату всю свою любовь и тепло, она предназначалась для их будущего маленького сыночка, крохи. Муж заботливо гладил любимую по животу и оба мечтали о прекрасной семейной жизни, ожидавшей в светлом будущем. Пара планировала обклеить стены обоями с мультяшными рыбками, поставить манеж, накупить кучу игрушек, установить детскую кроватку и маленький ночной светильничек, на окне повесить синие шторы, чтобы те всегда напоминали чаду ясное небо. И им все удалось, однако, сейчас в помещении царил ностоящий хаос и беспорядок, все было раскидано, манеж сломан, игрушки валялись на полу, обои отодрались от стены обнажая серый бетон, а карниз со шторами рухнул на пол. Перед окном расположилась пара — мужчина и женщина, но отнюдь не семейная. В оконный проем девушка смотрела через оптический прицел снайперской винтовки со скользящим затвором, установленной на стул, на разбитом детском столике. Вороненый приклад оружия украшали десятки глубоких насечек в виде вертикальных палочек. Мужчина в руках держал бинокль-дальномер, с помощью которого оценивал обстановку. Оба солдата в защитных куртках с капюшонами почти сливались с обстановкой разрушенной комнаты. Серые лоскуты на касках лениво шевелились от задуваемого в помещение ветерка.
Через окуляры просматривалась вся улица насквозь, и продвижение на ней почти остановилось. Аранийцы зацепились за развалины в дальней её части. По правой стороне квартала продвигалась союзная группа бойцов, прикрываясь автомобилями и развалинами. В следующую секунду их накрыл пулемет из пролета дома по левой стороне, пехотинцы бросились врассыпную, один из них, в бейсболке кинулся в здание бара справа.
― Гнездо в секторе, одиннадцать часов, — сказал наблюдатель.
― Вижу! — секундная пауза, раздался тупой треск, девушка передернула затвор и дымящаяся бронзовая гильза отскочив, потерялась в ворсистом ковре мультяшного мотива, — готов! — коротко продекламировал снайпер.
Вдруг, из прохода под барной вывеской, вылетел и повалился на асфальт боец, который туда только что вбежал. Он корчился от боли. Последовал взрыв, породивший на месте где лежал солдат столбик красного тумана, оставив после себя лишь ошметки одежды с плотью.
― Аски, нет!!! Подонки! Создатель, нет!!! — Черты лица снайпера исказились яростью, руки затряслись, словно в треморе. Стремительно обтерев вспотевшие ладони о штанину, девушка сделала три глубоких вдоха и вновь прильнула к оптике.
― Готовься, Лола, даю хрен на отсечение, сейчас побежит! — сдавлено предупредил второй номер.
― Пусть только появится! — Ядовито прошипела Лола через струящиеся по щекам слезы, бесцеремонно смахнув их рукавом и уже полностью придя в себя, вновь прильнула к прицелу. Снайпер был сосредоточением концентрации, кровь стучала в висках, а палец намертво засел на детали ударно-спускового механизма, сетка прицела резво переместилась на вход в пивную, сердце, требующее сатисфакции замедлило работу, перейдя на монотонный и размеренный стук.
Как и предполагал наблюдатель, из дома, где нашел свою смерть Аскай, вылетел крупный мужчина по пояс голый в камуфляжных штанах и каске. Он нес в руках солдата, видимо раненного. Лола не раздумывая, моментально нажала на спуск. Пуля вонзилась бойцу в икроножную мышцу. Подкосившись, полуголый мужчина повалился на землю, выронив раненного, который даже не шевелился. Извиваясь от боли, жертва попыталась отползти обратно ко входу. Из прохода вылетел аранийский солдат намеривавшийся спасти товарища, но Лола этого и ждала, еще треск, передернутый затвор и вновь гильза теряется в ворсе ковра, а спаситель принимает горизонтальную позу, держась за горло и разбрызгивая кровь. Снайперу хотелось больше, и следующая пуля последовала в ягодицу солдата с голым торсом, затем еще одна в руку. От боли он перевернулся, кричал. Открыв затвор, Лола загнала в винтовку обойму из пяти патрон с черными головками.
― А теперь мои любимые розочки[1], подонки! — с убийственной ненавистью прошипел снайпер.
Лола знала своё дело и еще прекрасно знала, что каждая влетевшая пуля в убийцу её друга, перебивала тому кости. А теперь экспансивные подружки сделают из его тела настоящую кашу. Через минуту, очередная доза свинца, с треском, отправилась полуголому в пах.
― Целая шайка, сейчас еще один вылезет, надо его на это промотивировать, — произнес снайпер, сосредоточился, задержал дыхание. Новый треск выстрела и у жертвы исчезло ухо, — вот так, выходите ещё!
Несчастный трепыхался в карминовой луже. Как и предполагал снайпер, на помощь ему вылетел второй боец из здания. Схватив мужчину, попытался быстро оттащить, но пуля девушки вонзилась горе-спасателю в шлем. Словно мешок, тот рухнул на асфальт рядом, дернулся пару раз и замер.
― Мне кажется, это еще не все, — произнес наблюдатель.
― Разумеется, — прошипел снайпер. Задержка дыхания, и вновь тупой треск, — жертва получила очередное отверстие, на этот раз в живот. Весь в крови, солдат с голым торсом, прострелянной рукой пытался махать в сторону бара, предупреждая следующего самоубийцу-спасателя не повторять обреченных на провал попыток, с каждой секундой, движения его становились все более вялыми, свернувшись калачиком, окончательно замер.
