– Выходит, Винд вернулся? – Хранитель поспешил вниз, бросив шубу Вайги появившемуся слуге. Распахнув двери и шагнув за порог, загородил локтем лицо – сильный ветер бил мелкими снежинками, которые резали как стекло. Волосы взметнулись и стеганули по плечам, будто пойманная за крыло птица.

– Так вот в чем дело! – Вайга пряталась за широкой спиной Хранителя. Ей приходилось кричать, чтобы перебить вой ветра. – Я-то думаю, откуда вьюга? Еще час назад ничего не предвещало! А, оказывается, Винд нерастраченную силу сбрасывает! Надолго уходил-то?

– На полмесяца, – Свеярид развернулся и, подпихнув ведьму, переступил порог. Дверь с ревом захлопнулась. Огромный светильник, висящий по центру круглого холла, ответил перезвоном хрустальных подвесок.

– А! Ну, значит, пару дней еще пометет! А куда посылал-то? – Вайга семенила, подстраиваясь под широкий шаг Хранителя. Тот вошел в просторную кухню с добела выскобленным столом, снял с очага, предварительно обмотав руку полотенцем, большой котел.

– А ты сама посмотри, – бухнув его на стол, забрался на скамью, показывая тем, что ведьма должна сесть напротив.

– Так и знала, что ворожить заставишь, – она извлекла из кармана мешочек с сосновыми иголками и кусочками янтарной смолы, из другого еловую шишку. Бросив все в кипяток, понаблюдала, как распаренная шишка раскрывается, как меняются запахи на кухне: только что витал аромат жаренного с розмарином мяса, что сейчас «отдыхало» на огромном блюде, накрытое чистой тряпицей, и вдруг остро запахло лесом, морозной свежестью. Старуха проковыляла к окну, с трудом сняла огромный крюк и с еще большим напряжением распахнула створки – ветер тужился захлопнуть их назад. Собрав с подоконника снег, ведьма слепила плотный снежок и поспешила к котлу, оставив окно на волю вьюги – та застучала крюком, требуя ее впустить в дом, где прыгало в очаге ненавистное пламя. Снежок, сопровождаемый быстрым шепотом, в которым слова сливались в единый звук, не оставляя места паузе, в котле не растаял, а тонкой ледяной корочкой заволок всю поверхность только что исходящей паром воды.

Ведьма, вооружившись деревянной ложкой, разбила корочку и, помешивая, заставила лед встать дыбом. Вскоре в его очертаниях появились узнаваемые здания.

– Ух ты ж! Королевский дворец! – восхитилась ведьма.

– Верти, верти дальше!

Ложка разбила прозрачный дворец, и на его месте выросло другое здание: о два крыла полукругом, с веерной лестницей, с кованной оградой, опоясывающей застывшие корявыми льдинками деревья и пруд с лебедями.

– Никак твоя зазноба перебралась в королевский пансион? Проторенными дорожками ходишь? – Вайга пытливо посмотрела на Хранителя.

Тот оторвал довольный взгляд от ледяного строения, где остроконечные шпили уже начали подтаивать. Горящее в очаге пламя хоть и трепетало под напором пробующего пролезть в трубу ветра, со своим предназначением справлялось. На кухне среди высоких шкафов, где поблескивала чистотой посуда, а в горшках росли анис да розмарин, было тепло и уютно. Хранитель любил здесь засиживаться, думать о будущем и о былом, отхлебывая из чашки чай, размешанный для большей пахучести с каплей меда.

– Так всем проще: и мне, и ей. Я возвращаю ей все то, чего она была по вине братьев лишена: теплый дом, девичьи радости, подруг, – Хранитель поводил пальцем по лужице, растекшейся по столу. Ведьма почувствовала, что Ярид хочет что-то сказать, но не решается. Помолчала, давая ему возможность оборвать затянувшуюся паузу. – Вайга, знаешь, а я видел ее. Вот так же близко как тебя.

– Да ну! Все-таки не утерпел! Не напугал девчонку?

– Она и не догадывалась, что я был рядом. Кинула в меня огрызком яблока, – против воли его губы растянулись в улыбке. – Смышленая, подвижная.

– Красивая?

– Красивая. Но ты же знаешь, я за этим не гонюсь. Алисией зовут, – произнес и прислушался к звуку имени. Повторил еще раз. – Алисия.

– Так вот куда Винд мотался!

– Сейчас выпустит «пар» и придет для отчета.

– Если уж в замок Виру ездил, то не скоро «пар» выпустит. Считай, денька три бесноваться будет.

– Я подожду. Торопиться некуда, – Хранитель тряхнул головой, собрал волосы под черную ленту и закинул за спину.

Вайга в задумчивости рассматривала его.

– Я вижу, на твоих висках седины гораздо меньше стало. И суровая складка меж бровей разгладилась.

Хранитель сдержанно улыбнулся. Он и сам заметил, что с рук исчезла мелкая сеточка морщин.

– Хоть бы поделился своим умением, – с упреком произнесла Вайга. – Вот умру я по дряхлости, как тогда жену искать будешь?

– А ты влюбляйся каждый раз заново, – глаза у Свеярида блестели. – Любовь и не такое чудо сотворит.

– Сам знаешь, мы ведьмы такие: полюбивши раз, другой любви не ждем.

– Не того ты, Вайга, выбрала.

– Знаю, что не того, но сердцу не прикажешь, – вздохнула и глаза опустила. Совсем как в молодости. Но тогда на лице пылал румянец, а сейчас… сейчас там глубокие морщины и кожа цвета пригретой солнцем земли.

– Прости.

– Нет в том твоей вины, – ведьма засуетилась. Огляделась в поисках своей шубы. Слуга, будто почувствовал, вырос у двери.

– Останься. Боюсь, на самом деле заплутаешь.

– С тобой в одном доме? Ну уж нет. Еще здесь я слезами подушку не мочила, – последнее произнесла тихо, себе под нос.

Вот вроде и привыкла, что не смотрит на нее как на женщину, а всякий раз обидно. Ей бы уйти вместе с Фростом, ведь звал и не раз, а она уперлась. Молодая была, горячая. Все не верила, что не сможет в себя Хранителя влюбить. Не влюбила, как ни билась, но все равно не ушла. Сначала оправдания себе искала, мол, рядом с Хранителем старость нескоро наступит, а она как-то неожиданно нагрянула. Конечно, не через полсотни лет как у людей, а гораздо-гораздо позже. С вечера засыпала, чувствуя в себе женский огонек, а, проснувшись, поняла, что тот потух. К зеркалу подойти боялась. Возненавидела свое отражение, плакала. На глаза Свеяриду долго не показывалась, избегала встреч, а как случайно столкнулись, он и не заметил, что Вайга уже старуха. Видать, и прежде не особо в лицо смотрел. И что теперь? Ни красоты, ни сил, ни надежды.

– Рис, подай и мою шубу. Провожу. Заодно на обратном пути к Винду загляну.

Вайга усмехнулась. Не терпится Хранителю разузнать о своей Алисии. И боль острой иглой толкнулась в сердце. Ревность. Уж сколько раз душила ее в себе, а все живет.

Два года в пансионе пролетели как один день. Все было внове, все волновало. Поначалу Алисия дичилась: и манерами нужными не обзавелась, и двигаться правильно не умела. Благо, хоть читала без запинки и писала без ошибок. «Врожденная грамотность» – так высказался преподаватель словесности, хваля за большую любовь к книгам и ругая за то, что читала не ту литературу, которая развивает хороший вкус.

Но все оказалось поправимо.

Если до приезда Алисии Виру в пансионе жили лишь девочки из дворянских семей, то вскоре после ее появления в королевское учебное заведение прибыли «дочери народа», понятия не имеющие, как правильно говорить, не умеющие есть вилками и вовсе не читающие даже неправильную литературу. На их фоне Лиса была уже не столь ужасна, и насмешки от «истинных леди» прекратились.

Возмущенные появлением в элитном учреждении «дворняжек» преподаватели и воспитанницы быстро угомонились, стоило вмешаться королю. Он объявил, что насильно никого не держит, ропщущие должны смириться – королевство берет курс на обновление крови. Уж слишком часто у высших дворян появлялись дети с врожденными болезнями, причина которых крылась в близкородственных браках. Чтобы служить примером, Эмерик Второй удочерил двух сестер, осиротевших после пожара в купеческих рядах, присвоил им титул принцесс и посулил выдать замуж в самые благородные семьи, если не своей страны, то соседних. Приданое обещалось быть грандиозным.

Протестующие сразу прикусили язычки. Кто отважится пойти против короля? Фырканье на новонареченных «дворянок» строго пресекалось, а известие, что содержание дочерей народа оплачивает сам Хранитель, и вовсе примирило с их существованием. Спрягали глаголы, осваивали арифметику и танцевали плечом к плечу как обладательницы голубой крови, так и простые горожанки. Все вместе, шаг за шагом, юные леди королевского пансиона приобретали лоск.