Событие двадцать девятое

– Дорогой, пошли в ЗАГС?

– Тебе надо, ты и иди…

Когда какая-то баба спросила, согласен ли я взять в жены какую-то Зинаиду, я начал мгновенно трезветь.

– «Нужно бить врага его же оружием» – Генрик Ибсен сказал. Я вот что придумал… Хотя нет, по-другому нужно начать. Гулял я по заводу, а там люди пьют в рабочее время и некоторые, может, и сразу пьяные приходят, а какие из пьяных работники, тем более что это очень опасное производство. Там температуры до полутора тысяч градусов, заснёт такой пьяница или не тот рычаг повернёт и спалит завод к чёртовой матери. Кто потом за это отвечать будет?! С тебя не спросят? Почему не разглядел поджигателя?! Почему мер не принял?! А он, гад, сгорит сам вместе с заводом, и даже спросить не с кого будет.

– Ты брось, Иван Яковлевич, кликушествовать! Ты дело предлагай, – снова закашлялся Шмидт.

– Нужно отучить этих алкашей пить на рабочем месте и пьяными на работу приходить.

– Как? Дело говори. – Расстегнул воротник. Блин-блинский температура у человека. Нужно везти в часть.

– Выступишь у них перед коллективом и скажешь, что поступило к тебе анонимное донесение, что враги народа спаивают работников завода, чтобы устроить диверсию. Не успокоились силы контрреволюции и жаждут реванша. А потому с этого дня на заводе до поимки контрреволюционеров вводится режим «Чрезвычайного Положения». Всех входящих через проходную будут обнюхивать и пьяных забирать в ОГПУ для допросов. Кто спаивал? С кем пил, вражина? А также сотрудник ОГПУ будет ходить по заводу днём и если кого обнаружит с запахом, то тоже арестует и увезёт на допрос. Товарищи, враг пытается вставить нам палки в колёса на пути к коммунизму. Долг каждого работника завода сообщить, если кто на работу приходит пьяным. Эти люди будут осуждены наши народным судом и расстреляны, если они это делают для того, чтобы навредить Советской власти.

– Мать твою, да тебе, товарищ Брехт, не к нам нужно идти работать, а ЦК партии, – помотал головой Николай Николаевич.

– Партия и лично товарищ командарм Блюхер Василий Константинович доверили мне создать первый в стране разведывательный батальон, значит, я на своём месте, и я с этой задачей с твоей помощью, товарищ Шмидт, справлюсь.

– Ладно, Иван Яковлевич, хватит лозунгами говорить. Понял я тебя. Считаешь, что если мужик соточку выпьет, то хуже работать будет? – платком лоб мокрый вытер ОГПУшник.

– Координация не та, реакция. Там на самом деле очень опасное производство. Кроме того, раз пьют в рабочее время, то дисциплина очень слабая, а значит, могут и оборудование, скажем, спустя рукава обслуживать, смазывать, там, всякие подшипники не по регламенту, температуру контролировать плохо. Да, много чего, может, и план не выполняют, не из-за отсутствия специалистов, а из-за отсутствия дисциплины. Специалистов я завёз, а им в спину плюют, не хотят план выполнять, больше ведь работать надо. Не хотят! Настоящий саботаж и вредительство. Чётко статья 58 часть 7 подходит.

– Ну, посадим бузотёров, алкашей и лодырей, а работать на заводе кто будет? – вполне здравый вопрос нет сейчас в стране безработицы, разве из деревни молодых пацанов и девчат забирать, но они не грамотные, а производство на самом деле технически очень сложное.

– Всех не надо сажать, парочки человек хватит и присутствие человека в форме на заводе. Наладится дисциплина, подшаманят мои зеки оборудование, наладят процесс, завод начнёт выполнять и перевыполнять план, зарплата поднимется, жильё завод строить начнёт, и отбоя от желающих на нём работать не будет. Ещё и выбирать сможет Розенфельд работников только с семью классами образования и непьющих.

– Красиво излагаешь. Хорошо, Иван Яковлевич, вот выздоровею и устрою им лекцию о вреде пьянства. Сейчас, сам понимаешь, из меня лектор ни какой, – и в подтверждении своих слов Шмидт снова закашлял.

– Сам вижу. Всё, допрос окончен, поехали в часть, отдам тебя своему эскулапу, а то у него вообще пациентов нет. Вот обрадуется. До смерти залечит.

Военврач 1 ранга – Колосков Пётр Петрович прослушал ОГПУшника, посмотрел горло, пульс посчитал и спросил пожевав губу:

– А чего это вы товарищ не в больнице. У вас ангина, а то и ещё испанка до кучи. Всех заразите. Срочно я вас изолирую. У нас в госпитале полежите. Буду лечить вас, и главное, не дам других заразить.

На самом деле, это его Брехт по приезду в часть попросил настойчиво чекиста постараться оставить у себя, пусть отдохнёт чуток и полечится, потом себя ещё и обязанным будет чувствовать, от тяжёлой болезни вылечили.

– Что у него на самом деле? – Спросил Иван Яковлевич у военврача, когда Куй увела Шмидта в госпитальную палатку.

– Простыл, ну и усталость ещё. Полезно будет пару-тройку деньков подлечиться. Аспирин у нас есть немецкий, по большому блату достал. Быстро на ноги поставим, медку бы ещё достать и ромашки лекарственной набрать, горло полоскать. У вас жена травница, отправьте.

Жена? Пора, наверное, и на самом деле жениться.

Событие тридцатое

– Пень!

– Ты пень!

– Это ты пень!

– Сам пень!

– У меня монтажная пена кончилась!

Кроме двадцати механиков, электриков и теплотехников приехало ещё шесть заключённых. Все участники разных контрреволюционных заговоров. Повезло людям. Если бы осудили не в 1932 или 31 году, а в 1937, то расстреляли бы, ну, в самом благоприятном случае, червончик бы дали, а так люди получили по три – пять годиков и думают, что отсидят, вернутся домой и жизнь у них снова в старую колею свернёт. На самом деле большинство никуда не отпустят, либо добавят срока, либо оставят на всяких поселениях в Сибири. А те, кто сдуру всё же вернётся домой, тех сразу и похватают. Как раз Ежовщина начнётся. И большинство расстреляют.

Лучше всего людям тут бы остаться, можно и Ежовщину, и войну пережить. Не объяснить, а если и попробовать, то не поверят. Они ведь произошедшее с собой ошибкой считают, какой-то клеветник-завистник или настоящий враг донос написал, а там не умный следователь не разобрался. Грамотёшки не хватило.

Пятеро были строителями. Вернее, трое даже целыми архитекторами. Брехт собрал их отдельно от остальных и рассказал, как представляет себе жилищно-коммунальную деятельность отдельного батальона.

– Нужно нам выстроить пять казарм одноэтажных на сто человек каждая в виде прямоугольника. По две казармы в длину и одна в ширину. С оставшегося торца построить штаб, совмещённый с клубом. Внутри будет плац. Посадить нужно по всему периметру внутри корейские кедры, метров через пять один от другого. То же самое и по наружному периметру. Будем жить в кедровом лесу. – Осмотрел внимательно слушавших его строителей, взрослых мужиков почти полностью седых и с потухшими такими глазами. Серые лица, острые плечи торчат, не сильно обильно кормили их при тяжелейшей работе – вручную щебёнку дробить. Неужели дробилок нет и экскаваторов со взрывчаткой. Всё это больших денег стоит и электричество с соляркой нужны, а тут корми супчиком три раза в день и никаких солярок не нужно.

– Офицеры тоже в казарме? – задал вопрос архитектор, воспользовавшись тем, что Брехт замолчал.

Брехт вспомнил дело на этого «гражданина»: «Иван Александрович Калиновский родился в 1904 году в Симбирской губернии. Архитектор-художник. По происхождению дворянин. Его отец был известным в Москве юристом». Молодой совсем.

– Не офицеры, а командиры. Думаю. Наверное, так, пока холостой наш командир, то живёт в казарме отдельной офицерской, тьфу, командирской, в комнате на двоих. Когда женится, то переезжает в домики, метров шестьдесят квадратных. И огородик небольшой за домиком, а перед домиком палисадник с клумбами для цветочков, что его жена будет выращивать. Казарму нужно с запасом строить, скоро командиров будет гораздо больше.