– Продаться вам? – скулю я, чувствуя, как рушатся мои мечты спасать невинные жизни, а не выковыривать пули из убийц. – Но я не врач. Я всего лишь медсестра…

Он глушителем пистолета проводит по моей щеке и шипит:

– Пять… Четыре… Три… Два…

Мой пульс подскакивает в такт его обратному отсчету, и я на эмоциях выпаливаю:

– Да! Да, я согласна!

Он отталкивает меня и убирает пистолет за спину.

– Надень что-нибудь. Возьми свои документы и телефон.

– Зачем? Я же согласилась. В любое время, когда вызовете, приеду помогу.

– Ты издеваешься? – Он вздергивает бровь. – Я сейчас выйду отсюда, а ты кинешься заявлять на меня мусорам. С этой минуты весь остальной мир для тебя исчез. Ты будешь жить, дышать, есть, говорить, только когда тебе будет позволено. Ты продалась. Теперь ты одна из нас. Значит, и жить будешь там, куда я тебя отвезу.

– О-о-о, боже, – протягиваю я, тяжело вздыхая. Когда же я успела так нагрешить, чтобы какой-то гад утащил меня в ад? – Мне стыдно от мысли, что придется латать таких, как ты. А ты требуешь от меня еще и жить с вами бок о бок?

– У тебя две минуты. Время пошло.

Секунду я еще смотрю на эту глыбу льда, потом смахиваю слезы и тороплюсь собраться, пока он снова не вытащил пистолет.

– Кстати, меня Асей зовут. Но ты, наверное, и так это знаешь, – говорю я, усаживаясь в его машину.

– Камиль. Приятно познакомиться.

– А мне нет.

Я отворачиваюсь от него и с грустью смотрю на оставленный дом, где были прожиты счастливейшие моменты моей жизни. Но когда машина трогается с места, закрываю глаза.

В груди колет от вранья, в котором погряз Олег, и едва не загнал меня в могилу. Из-за него не только рухнули мои надежды и мечты, из-за него я буду лечить негодяев, вместо женщин и детей.

– Как, ты сказал, тебя зовут? – переспрашиваю я, переведя взгляд на своего убийцу-спасителя. – Камиль?

Он молча хмыкает, выводя машину на дорогу, а я закрываю рот рукой, вспомнив, что мы с ним уже встречались полгода назад.

Ася

Кто бы мог подумать, что вот так в один миг все перевернется вверх дном?! Час назад я хвасталась подругам, что Олег пригласил меня в ресторан, договаривалась с ними о шопинге, шутила с Варькой, а теперь по милости того же Олега оказалась в плену какого-то душевнобольного маньяка. Даже смотреть на него тошно, пока мы едем. Тихонько утираю слезы, сдерживая рыдания, и пытаюсь убедить себя, что это какое-то недоразумение, розыгрыш, сон… Все, что угодно, только не горькая реальность!

– Приехали! – Камиль паркуется у многоэтажного дома в одном из окраинных жилых комплексов. – Гони паспорт и телефон.

– Что? – произношу сипло.

От мокрых ресниц зудит в глазах, в груди колет, а горло сжимает тугим кольцом невидимой удавки.

Камиль достает из бардачка дешевый кнопочный сотовый и бросает мне на колени.

– Этим будешь пользоваться.

– Японский магнитофон!

– Не магнитофон. Телефон. И он китайский.

– Таким еще моя прабабка пользовалась!

– Вот и отлично! Навыки должны были передаться генетически.

Я верчу в руках этот кирпич, представляя, в какого первобытного человека превращусь с ним.

– А в чем разница? – спрашиваю, взглянув на Камиля. – Боишься, неприятные вещи на камеру засниму?

– Гони свою трубу, или вообще без связи останешься, – рычит он, повернувшись ко мне корпусом и запрокинув руку на спинку моего кресла.

По играющим на его лице желвакам вижу, что не шутит. Дрожащей рукой достаю из сумочки паспорт и телефон и, отдав ему, поджимаю губы, глотая слезы.

– Хотя бы контакты можно перенести?

– Ты еще не поняла? Контакты с внешним миром под запретом! Ты будешь пользоваться телефоном только для связи со мной и с теми, с кем я разрешу.

– Чего?

– Не переспрашивай! – рявкает он, теряя терпение. – Заруби себе на носу, что я ненавижу повторять. Учись усваивать инфу с первого раза.

– Какой же ты козел! – Я снова отворачиваюсь к окну. Приятнее смотреть на справляющую нужду посреди детской площадки собачку, чем на этого мерзавца.

– Вылепетывай! – велит он мне.

Я нарочно хлопаю дверью, выйдя из машины, и ежусь от прохладного ветра. Похоже, будет дождь, который я ненавижу. Даже погода на стороне этого Камиля!

Он хватает меня за локоть и тащит к подъезду, ничуть не смущаясь удивленно раскрытого рта вышедшей нам на встречу соседки-старушки. Не поздоровавшись с ней, заводит меня в лифт, жмет кнопку «7» и закидывает в рот подушечку жвачки.

Господи, это же надо быть настолько хладнокровным и бестактным. Недаром говорят, внешний вид порой бывает обманчив. Похож на брутального красавца с обложки глянцевого журнала, а в душе – негодяй с руками по локоть в крови. А я еще, дура набитая, Варьке на него наводку дать хотела!

Повернув ключи во всех трех замках, он вводит меня в захламленную однушку с панорамным окном и минимумом мебели. Запирает дверь, щелкает выключателем, осветив тусклый серый цвет интерьера, и снимает куртку.

– Располагайся! – указывает он мне, прошлепав на кухню, не разуваясь. – Сбежать даже не пытайся. Из-под земли достану и туда же закопаю.

Через широкий дверной проем я наблюдаю за тем, как он наливает воду в кошачью миску и коротким движением чешет загривок пушистой питомицы. В голове не укладывается, что это чудовище о ком-то заботится. Хотя ухоженной зверушку не назовешь. По породе, похоже, московский маскарадный. Такую кошечку надо купать, чесать, да и шерсть ее по дому периодически убирать, чтобы в углах шматками не валялась.

Отложив сумочку на этажерку, я снимаю джинсовую куртку и туфли. Босиком продвигаюсь вглубь квартиры, уже не плача и немного успокоившись. Думала, будет хуже: цепи, клетка, оружие, чучела. На деле – обычный холостяцкий бардак, к счастью без вони грязной посуды, белья и кошачьего лотка.

– Это Маркиза, – представляет Камиль мне свою кошку. – Она под твоей ответственностью в мое отсутствие.

– Я не ветеринар, – уточняю я.

– А она и не больна. – Он входит в комнату. – Будешь кормить, чесать, купать ее. Ясно?

– Угум, – киваю я, обратив внимание на фотографию и письмо на журнальном столике. Фотография моя, судя по ракурсу, сделанная шпионом издалека. А в письме…

Не успеваю прочитать, как Камиль собирает все это, засовывает в конверт и грозно смотрит на меня:

– Не суй свой нос куда не следует. У тебя серьезный враг, медсестричка. И только я стою между ним и тобой. Разозлишь меня – я отойду.

– Долги у Олега, а враг у меня, – вздыхаю я. – Где я буду спать? Здесь только одна кровать.

– Верно. И она моя. Куплю тебе надувной матрас, если не забуду. Еда в холодильнике, душ в ванной. Будь хорошей девочкой, и мы с тобой подружимся.

– Ты уходишь?

– Тебя это беспокоит?

– Нет, напротив, радует, – я кое-как натягиваю на лицо вымученную улыбку.

Камиль делает шаг вперед, сверлит меня исподлобным взглядом и, языком перекатывая жвачку во рту, шипит:

– Учти, я не люблю язв. А еще не люблю, когда меня ослушиваются. Только рискни позвонить по экстренным номерам, и разборки будут уже не с тобой, а с твоей единственной дорогой мамочкой, – он зло скалится, гордясь своим влиянием, а в меня бес вселяется.

Замахиваюсь влепить ему пощечину и пригрозить, чтобы не смел трогать мою маму, но он ловко хватает меня за запястье и с силой сдавливает его.

– Будешь драться – надену наручники! Ты сама регулируешь границы своей свободы, не забывай.

Взяв куртку, Камиль выходит из квартиры, заперев меня на все замки. А я перестаю чувствовать ноги от ужаса. Покачиваясь, доплетаюсь до кресла и даю волю слезам. Эти сволочи, кем бы они ни были, все знают об Олеге, обо мне, даже о моей маме. О каких же деньгах идет речь, если ими можно измерить несколько человеческих жизней? Или же в этой мутной истории фигурирует что-то серьезнее денег?

Маркиза запрыгивает ко мне на колени и начинает тереться, ласково мурча. Чувствует красавица, как мне плохо, полечить пришла. Ну полечи-полечи, милая. Да ты у нас еще и пузатенькая! Котятки скоро будут. Не переживай, вместе о них как-нибудь позаботимся в этом сарае. Хлюпая носом, прижимаю кошку к себе и думаю только об одном: «Ох, Олег, во что ты нас втянул?»