Медсестричка переводит взгляд на нее и спокойно отвечает:

– Я ему жизнь вверила. Пока не пожалела.

Черт, детка, если так будешь продолжать, я и сам начну тебя бояться.

– Ты не забывай, глупенькая, люди с неограниченными финансами считают, что все продается и покупается. Мы для них – мусор, – язвит Ермакова.

– Если тебе так спокойнее, – парирует медсестричка, – можешь считать себя мусором. – Она берет меня за руку и скрещивает наши пальцы. – А мне достаточно быть любимой.

Больше не в силах терпеть унижения, Ермакова делает шаг от столика и, пожелав нам приятного вечера, уходит.

Странно, но впервые мне полегчало от ее ухода. Даже при наличии потенциальной конкурентки она не изменила самой себе. Все та же обиженная жертва, а я монстр.

Медсестричка отпускает мою руку, отсаживаясь подальше.

– Ничего не хочу знать, – предупреждает раньше, чем я открываю рот. – Это ваше личное дело.

– Ты уверена, что Камиль виноват в их разрыве? – вмешивается брат. – Все не так, как кажется.

– Я же сказала, мне пофиг. – Она отставляет бокал и встает. – Мне нужно в туалет.

Вздохнув, проглатываю глоток виски и тоже поднимаюсь.

– Я провожу.

Мы едва спускаемся на первый этаж, как появившаяся из ниоткуда Ермакова выплескивает на медсестричку стакан томатного сока.

– Никто не смеет меня оскорблять, ты поняла? – шипит ей, пригрозив пальцем.

В меня словно бес вселяется. Хватаю ее за волосы и встряхиваю:

– Исчезни, пока я сам этим не занялся.

– Это мой клуб, – цедит она сквозь зубы.

– Мне достаточно щелкнуть пальцами – и твоя доля снова станет моей, а ты загремишь за решетку. – Отталкиваю ее, подхватываю растерявшуюся медсестричку под руку и веду в туалет.

– Она ненормальная! – возмущается та, салфеткой смахивая сок с костюма. – Ей лечиться надо! Не понимаю, почему вы расстались? Вы же так подходите друг другу!

Я вхожу в туалет вслед за ней, осматриваю пустые кабинки и запираю дверь. Перекрываю кран, не дав медсестричке опустить руки под воду, и разворачиваю ее к себе. Она фактически садится на каменную столешницу, распахнув глаза, в которых застывает испуг. Рукой сжимаю ее челюсть, заставляя затаить дыхание и задрожать.

– Ты подыграла мне. Молодец. Ее это задело. Но завтра о тебе узнает Адель, потому что Римма будет наводить справки. Соображаешь? Мне придется представить тебя не только как нашу новую докторшу, а как свою девушку.

– Если это ударит по Олегу, то я согласна даже выйти за тебя, – решительно отвечает она. – Все, чего я хочу, это разрушить его мечты так же, как он разрушил мои. – На ее глаза наворачиваются слезы. – Меня приказали убить, Камиль. Понимаешь? Убить! Мою жизнь сломали, поставили крест на всем. Даже когда все закончится, ничего не будет как прежде. Наивная, доверчивая девушка Ася умерла. Но не от руки киллера, а от руки человека, которого любила. Я открылась ему, поверила, отдала душу и сердце. Этому негодяю…

Она всхлипывает, тая в моих руках, угасая, как уголек на ветру. Знала бы она, как похожи наши судьбы! Я прекрасно понимаю ее чувства, мне знакома эта выедающая боль: я с ней уже полгода живу.

– Хорошо. – Я отпускаю ее. – Умывайся. Домой поедем. – И выхожу из туалета, где уже топчутся от нетерпения засмущавшиеся девушки.

Ася

Закрыв лицо руками, я протяжно взвываю. Как же мне не хватает Варьки! Она бы обняла, выслушала, поругала, поддержала. Бездушному Камилю не понять, что такое дружеское плечо.

– Ты в порядке? – слышу я женский голос.

Передо мной выстраивается троица подвыпивших девиц.

– Он изнасиловал тебя? Это кровь?

Я с трудом соображаю, о чем они. Утираю слезы и спрыгиваю на пол.

– Нет-нет. Это томатный сок. Пролила на себя «Кровавую Мэри». Расстроилась из-за блузки. Только сегодня купила, – не очень правдоподобно улыбаюсь, но незнакомкам этого хватает.

Они расходятся, кто куда: по кабинкам и перед зеркалом – припудрить носик.

Я поглубже вздыхаю, все еще дрожа. Трудно взять себя в руки, когда тебя вертит в вихре, грозящем смертью.

Залезаю в сумочку за салфетками, а под руку попадается телефон. Девица рядом замечает этот кирпич и не скрывает улыбки, но мне плевать, что я выгляжу смешно. О другом думаю. Поднимаю лицо, смотрю на свое отражение и признаю, что добровольно превратилась в пленницу.

Я врач, он преступник.

Я спасаю жизни, он их отнимает.

Я ненавижу его, а он меня использует. Использует, потому что сама позволяю!

Разве я успокоюсь, отомстив Олегу? Поверну время вспять и соберу осколки разбитого сердца? Нет, я никогда его не забуду. Лишь смирюсь. Тогда зачем вообще весь этот спектакль? Меня засасывает в топь, откуда в какой-то момент не будет обратного пути. Из пленницы я превращусь в преступницу. Я не могу жертвовать собой ради возмездия.

Трясущейся рукой включаю телефон и размышляю, куда звонить – в полицию или маме. Она от ужаса умрет, если вот так узнает, во что я вляпалась. Нет, лучше уж в полицию. Вызволят меня из этого ада, а после и маме все расскажу.

Блин, как же неудобно нажимать на эти мелкие кнопочки!

– И что потом? – Камиль выхватывает телефон из моей руки, и я только сейчас замечаю, что девушки уже ушли. – Ты реально думаешь, что у нас нет связей в федеральных органах? – Он вертит телефон пальцами, вынуждая меня спиной вжаться в угол. – Меня отпустят, и я приду за тобой снова. Мы же договаривались. Почему ты меня не слушаешь?

– Ты пьян. Тебе что-то померещилось. Я полезла в сумочку за салфетками и…

– Заткнись! – орет он и со всей дури разбивает телефон о стену.

Меня подкидывает, с губ срывается писк. Ноги подкашиваются, и я спиной стекаю по кафелю, но Камиль подхватывает меня под ребра и вдавливает в стену, накаляя воздух между нами запахом виски.

– Сдать меня хотела? – рычит, пальцами второй руки схватив за шею. – За что? Что плохого я тебе сделал? Мне было приказано кончить тебя. Но ты здесь – сытая, одетая, под защитой. Ты пообещала сотрудничать, согласилась на сделку, даже заявила, что готова выйти за меня, лишь бы «Олег» страдал. – Он вдруг плотоядно улыбается, чуть сощурившись. – Ты, сука, хотела заставить меня поверить тебе, а потом воткнуть нож в спину? Со мной в такие игры играть опасно, сладкая. Я по жизни победитель.

– Мне следовало просветиться деталями твоего плана, прежде чем соглашаться. О том, что придется притворяться твоей девушкой, уговора не было. А теперь на меня открыла охоту твоя полоумная бывшая. И сколько еще врагов я нацепляю, как колючки, пока буду выполнять твои приказы?

– Враги есть только у тех, кого боятся. Ты должна радоваться.

– Сейчас описаюсь от радости.

– Я не пойму тебя, – хмурится он. – Ты сначала соглашаешься, потом передумываешь. Снова соглашаешься, а через пять минут звонишь в полицию. Перестань вести себя как ребенок.

– Я? Это ты ведешь себя по-идиотски! Не нравится Глеб? Так убей его! Тебе это не составит труда. И проблема будет решена. К чему эти танцы с бубном?

Камиль поджимает губы, сильнее сдавив мое горло. Ну, давай же, еще чуть-чуть – я задохнусь, и дело с концом. Но он передумывает. Ослабляет пальцы. Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, как трезвею.

– Смерть – слишком легкое наказание для него, да? – предполагаю я. – Ты хочешь насладиться его фиаско. Хочешь, чтобы Адель прозрела и просила у вас с братом прощение. Ты еще коварнее, чем я думала. Садист.

Он молча отпускает меня, берет мою сумочку и шагает к выходу. У двери замирает, чуть повернув голову.

– Больше никакого телефона. Выкинешь еще номер – посажу на цепь. Ты меня знаешь. Я не шучу.

Дав себе минуту отдышаться, я печальным взглядом окидываю осколки телефона на полу, перешагиваю и послушно топаю за своим хозяином, пока он не нацепил на меня поводок.

Чеховской уже еле держится на ногах, и Камиль едва ли ни волоком тащит его к такси. Отвозит к загородному дому и передает в руки начальника службы охраны.