Он откладывает телефон на тумбочку и, поднявшись с постели, возвращает мне тест.
– Поздравляю!
Наши пальцы едва соприкасаются, и кончики моих укалывает мелким разрядом. Вздрогнув, забираю полоску и делаю шаг назад, позволив Камилю пройти к боксерскому мешку.
– Пора бы представиться Адель, – отвечает он, разминая шею. – Она пригласила нас на ужин. Готовься.
Я хоть и знала, что этот день настанет, но не ожидала наше с Адель очное знакомство так скоро. Под биение моего сердца можно чечетку отбивать. Сжимаю тест в руке и с ужасом представляю, что будет, если она все же узнает меня. Глава крупной мафиозной группировки элементарно не может быть настолько тупой. Или я пересмотрела геройских боевиков.
– Она узнает меня, – произношу я, опускаясь в кресло.
– Возможно, – спокойно отвечает Камиль. – Все от тебя зависит. Веди себя смело и раскованно, и у нас все получится.
– У него были интрижки до меня?
– Были. Первую любовницу Адель купила. Заплатила ей, и та исчезла. У второй выявили рак еще до того, как Адель собралась принять меры.
– А меня решила убить.
– Ну да. Ты здорова, а деньги бы не взяла, – пожимает он плечами.
– Да я бы бросила его, как только узнала бы правду! – вскрикиваю я. – Почему она так жестока именно ко мне?
– Думаю, Адель увидела в тебе серьезную конкурентку. Побоялась, что Глеб выберет тебя, ты его простишь, и вы будете жить долго и счастливо.
– Такое нельзя прощать.
– Это ты так считаешь. Адель готова простить ему все. Она навела о тебе справки. Выяснила, что из родственников только милая мамочка, никаких крупных связей нигде нет, вот и отдала команду избавиться от тебя наверняка.
Да уж, этой дамочке не помешало бы поднять самооценку!
– Похоже, у нее была скучная личная жизнь до знакомства с Глебом, раз она вцепилась в него.
– Нас это не касается, – коротко отвечает Камиль и начинает колотить мешок, играя каждой мышцей своего натренированного тела.
Я стараюсь не смотреть на него, но взгляд так и липнет к крепкому смуглому телу, постепенно покрывающемуся блестящей пленкой. С ним опасно иметь дело. Он всегда наготове.
– Дыру прожжешь, – фыркает он мне через плечо, и я отвожу взгляд в сторону.
Глупо вышло. Надо следить за собой, а то выгляжу дешево.
Ухожу на кухню, чтобы приготовить завтрак, но не знаю, за что хвататься. Это же настоящая помойка! В шкафах ни одной чистой тарелки, холодильник забит просроченными полуфабрикатами, плита заляпана, а по всему полу кошачий корм. Тут уборки на неделю, но если сейчас наведу порядок, то Камиль совсем оборзеет. Закончится все тем, что я даже туфли ему чистить буду. Ну на фиг! Сам свинячит, пусть сам и убирает!
– Я голодная, – заявляю я, вернувшись в комнату. – Пошли четвертые сутки, как я в твоем рабстве, а я до сих пор нормально не ела.
Камиль оставляет мешок в покое и разматывает с кистей бинты.
– Что ты предлагаешь?
– Давай хотя бы пиццу закажем, – развожу я руками.
– Как к татарской кухне относишься?
– Это типа «чак-чак» и все такое? Мне без разницы, лишь бы поесть.
Кивнув, Камиль велит:
– Собирайся, – а сам уходит в ванную.
Как всегда! Относится ко мне, как к собачке дрессированной.
Пока он принимает душ, я сушу волосы купленным вчера феном, одеваюсь в укороченные брюки и рубашку и рисую свое новое лицо. Отражение даже чуточку пугает. Поставь рядом меня прошлую и сегодняшнюю – родная мать не узнает. Камиль прав, мне надо быть уверенней. Мы с Адель никогда не встречались лично. Она знает меня по одной фотографии, сделанной в обычный день, и вряд ли сильно всматривалась. Ревность и без того сводит ее с ума. Любоваться любовницей мужа – верный шаг к безумству.
– Подай мне вещи! – приказывает Камиль, приоткрыв дверь. – В комоде.
– Конечно, господин. Сию минуту, господин, – ворчу я, выдвигая ящик, в котором аккуратно сложены чистые футболки и джинсы. Этот комод будто попал сюда из другого мира. От одежды пахнет свежестью и новизной. – Что именно?
– Без разницы.
А зачем я вообще спрашиваю? Тут все футболки черные и серые, а джинсы и вовсе только черные. Беру первое, что под руку попалось, и просовываю в щель.
Дверь захлопывается без слов благодарности. Вздохнув, возвращаюсь к комоду и замечаю что-то яркое в углу ящика. Отодвигаю одежду, под которой оказывается детская погремушка. Одна-единственная мелкая деталь, но сколько мыслей сбивает в кучу! Я не решаюсь притрагиваться к игрушке, задвигаю ящик и оставшееся время стою, опершись о комод.
Сколько мужчин подозревает у девушки беременность, едва у нее случается тошнота? До Камиля я таких не встречала. У одной подруги парень даже не верил в ее беременность, пока у нее не начал расти живот.
Скольких бездетных холостяков задевает женское сомнение в их отцовских способностях? Да нынешние папаши рады бы повернуть время вспять и вновь стать одинокими и свободными.
Что-то в Камиле не так. Есть у него тайна, которая, возможно, и превратила его в камень. И я очень надеюсь, что ему не пришлось пережить смерть своего ребенка. Такое врагу не пожелаешь.
Он щелкает пальцами у меня над ухом.
– Ты привидение увидела? Идем!
По пути к машине Камиль созванивается с каким-то знакомым и просит, чтобы для нас накрыли стол по высшему разряду. А потом всю дорогу бросает на меня беглый взгляд. Ему непривычно мое молчание, а мне нечего сказать. В голове каша. Вдруг Камиль вовсе не такой, каким хочет казаться? Он же не убил меня. Про горничную мог солгать, чтобы запугать. А пистолет для самозащиты носит. И он вовсе не жадный, не знаю, с чего Римма обвинила его в мелочности. Он уже потратил на меня три моих месячных заработка. Сейчас в ресторане еще один оставит, судя по тому, как ломится стол.
– Здравствуй, сынок! – Низкого роста полноватый мужчина обнимает Камиля, хлопая по спине. – Как я рад тебя видеть! Азу только приготовили. Горячее, как солнце! – Он всплескивает руками, приглашая нас за стол.
– Дядя Наиль, это Настя, – представляет меня Камиль, и я растерянно улыбаюсь мужчине.
– Худенькая какая! Приходи, дочка, к нам каждый день. Станешь румяная, как кубите!
Без понятия, с чем он меня сравнил, но звучит аппетитно. Дядя Наиль выдвигает для меня стул и гостеприимно берет мой плащ.
– Ну, не буду вам мешать. Приятного аппетита.
– Офигеть! Это все нам? – Я обвожу стол ошалелым взглядом, а слюнки так и текут.
– Нам-нам. – Камиль берет влажные полотенца и одно протягивает мне. – Ешь. Дядя Наиль прав, худая как щепка.
Если сейчас он припомнит Олега и спросит, неужели тот меня не кормил, то испоганит все настроение. Но нет, молчит.
Я вытираю руки, снова смотрю на стол и не знаю, с чего начать. Камиль это замечает и протягивает мне лепешку.
– Попробуй азу. У дяди Наиля оно лучшее в городе.
– А ты почитатель традиционной кухни, – улыбаюсь я.
– Отец хорошо готовил. До сих пор помню запах его беляшей. Они с дядей Наилем ларек держали. Мама почти не готовила. Была главным трансфузиологом. Как ты понимаешь из медицинской практики, пропадала в больнице днем и ночью. А когда умерла, отец не справился. От цветущего, сияющего повара Захира ничего не осталось. Сначала бросил работу, а потом и меня.
У меня сердце сжимается от его слов. Впервые Камиль говорит так спокойно, искренне, неподдельно, даже с ностальгической полуулыбкой. Называет Захира не папашей, как в прошлый раз, а отцом. Сочувствует ему.
– То есть твоя мама была врачом?
Он поднимает взгляд, полный усталости, и коротко кивает. А я, кажется, подбираю первые подходящие друг к другу детали паззла. Он не убил меня, потому что я тоже медик. Камиль из памяти к святому делу мамы не посмел бы сделать это.
Я делаю глоток чая и спрашиваю:
– Как звали твою маму?
Сминая салфетку, он не спешит с ответом. Больно.
– Ладно, можешь не говорить. Извини…
– Настя, – обрывает он меня. – Ее звали Настя.