Делать вид, что у меня хорошее настроение, было нелегко. В конце концов, Лада пришла сюда ради меня, поэтому я не могла позволить себе киснуть. Изо всех сил я пыталась измученно улыбаться, стараясь унять дрожь в руках. Я боялась, что вот-вот сорвусь и просто разревусь на людях, опозорив себя и Ладу. Меня останавливало лишь то, что Лада такого не перенесет. Она здорово разозлится, а мне менее всего хотелось вызвать гнев подруги. Я деланно восхищалась, выказывала заинтересованность, поддерживала игру в праздник. Но в душе мне хотелось, чтобы этот вечер поскорее подошел к концу. Я мечтала оказаться дома, потому что знала, что как только переступлю порог, наберусь мужества и позвоню Варьке. Я думала об этом все время, пока собиралась на выставку.

Время тянулось необычайно медленно. Я переходила от экспоната к экспонату, чувствуя, как усталость и напряжение выматывают, что с каждым шагом силы покидают меня. Даже бокал шампанского, обожаемого Ладой напитка, не взбодрил, а почти усыпил. Я стояла перед очередной картиной, отдавая себе отчет, что не могу понять, что там намалевано. Мысли мои были далеко. Что мне искусство и влияние его на внутренний мир! В моем мире сейчас царил полнейший хаос.

— Привет! — Какая-то знакомая Лады приветливо мне улыбалась.

— Привет! — Я постаралась не менее радушно улыбнуться, пытаясь вспомнить, как зовут эту милую девушку с короткой стрижкой и удивительно приятным лицом.

— Как дела, Вася?

— Спасибо. Все хорошо, а у тебя? — Мне было стыдно, но я не могла вспомнить ее имени.

— Замечательно. Тебе очень идет новая прическа.

— Спасибо, — я машинально провела рукой по волосам.

— Но, честно говоря, будь у меня твоя роскошная шевелюра, я бы ни за что с ней не рассталась.

— Ничего, волосы ведь имеют свойство отрастать.

— Да, время и терпение.

— По-моему, у нас, женщин, это процесс постоянный: отпускаем, состригаем, снова отпускаем. В этом весь секрет — вечный поиск, — я поняла, что загнула нечто понятное мне одной, и поспешила снова ослепительно улыбнуться.

— Рада была тебя увидеть. Последнее время ты не часто бываешь с Ладой на таких мероприятиях.

— Да, пожалуй, — согласилась я. — Надеюсь, наверстаю упущенное.

В глазах девушки промелькнула нескрываемая жалость. Это было сожаление об упущенном, чего мне не наверстать никогда. Так я расшифровала ее взгляд. Мы мило попрощались, дав друг другу обещание почаще встречаться. Я проводила девушку взглядом, так и не вспомнив, как ее зовут. В конце концов, это не имело значения, потому что в данный момент меня интересовало совершенно другое: рассказывать ли Ладе о моем ночном приключении?

Мысленно я вернулась в бессонницу, которая терзала меня в ту ночь. Когда ты безуспешно пытаешься уснуть, время имеет иное исчисление, сутки удлиняются. Я уже хотела прибегнуть к помощи таблеток, но, к счастью, мне не пришлось этого делать. Уснув наконец после обнаружения булавки для галстука, я оторвала голову от подушки лишь после полудня. Для меня это было событием, потому что я редко позволяю себе без причины так долго валяться в постели. Не люблю откровенного безделья. Самое неприятное, что вид у меня был вовсе не отдохнувший. Я не выполнила первого условия, поставленного Ладой. С самого начала моей восстановительной программы все пошло не так.

Я реанимировала свое загнанное в угол «я» контрастным душем, холодным апельсиновым соком. Предпринятые меры оказывались слабыми, неэффективными. При этом меня все время тянуло к телефону. Это не было привычным желанием поболтать с Ладой. Я хотела набрать номер Вари и попросить ее сделать так, чтобы прошла моя раздвоенность, восстановилось мое «я». Мое второе «я» твердило, что вчерашнее приключение — сон, а первое ехидно подмигивало, что я изменила Леве с первым встречным, невероятным образом пробравшимся в наш дом. Я не пыталась анализировать эти утверждения, потому что у меня туманилось в голове. Я испытывала брезгливость и презрение к той Васе, которая могла так легко, так запросто заниматься любовью с незнакомым мужчиной. С другой стороны, я пыталась обелить себя любимую, объясняя все необузданной фантазией. Однако булавка, которую я положила в ящик комода, была так же реальна, как сегодняшний летний день. Здесь только Правдина разберется. Она объяснит, что случилось. Я знаю, с ней трудно договориться, она умеет увиливать от прямого ответа, но я надеялась на исключение. От нее зависело, быть или не быть моей семье. Я не смогу скрыть от Левы факта своей измены. То есть, конечно, можно помучиться какое-то время, но насколько меня хватит, не знаю.

Самым страшным испытанием этого дня оказался звонок Лузгина. Он извинялся, что не смог поговорить со мной вчера. Все спрашивал, как я себя чувствую. Сообщил, что купил подарок, который мне наверняка понравится. Я как могла изображала радость и нетерпение. Мысленно я мечтала поскорее положить трубку, потому что слезы подступали к горлу. Какое же облегчение я почувствовала, произнеся последнюю фразу:

— И я тебя люблю, милый… — Услышав гудки, я разрыдалась.

Звонить в таком состоянии Варьке означало вызвать бурю негодования. Она — человек сильный, не признающий всех этих женских соплей. Чихала она на мои слезы. Уж я-то помню, как в критические периоды своей жизни, пыталась с помощью Варьки заглянуть в свое будущее или хотя бы объяснить происходившее в настоящем. В лучшем случае, приходилось расшифровывать ребусы, которые мгновенно выдавала моя ясновидящая подруга. Как я злилась на нее за эту недосказанность. Я думала, что будь у меня такой природный дар, как у Варьки, я была бы добрее к своим подругам. Я бы не строила из себя адвоката, свято хранящего тайну клиента. Нужно ведь идти на уступки страждущим. Я понимала, что размышлять на эту тему бессмысленно. Варьку не переделать. Пусть, быть может, это и к лучшему. Хотя, нужно отдать Правдиной должное, все сказанное в ней же и умирало. Невозможно узнать у нее о проблемах подруг. Допустим, если Лада очень хотела узнать подробности, в которые я ее не посвящала, нечего было соваться с этим к Варьке. И наоборот. В нашей тройке Варя была мерилом справедливости и достоинства. Если честно, я благодарна ей за все, что она для меня сделала. Для меня, для Лады, для нашей дружбы, которой столько лет. Сегодня я хотела лишь одного — ее поддержки, ее пусть жесткого определения того, что со мной происходит. Но чем больше я чувствовала необходимость в Вариной поддержке, тем меньше у меня оставалось решимости на откровенный разговор. Так я и не набралась мужества позвонить Правдиной.

Не знаю, как я дожила до вечера, до встречи с Ладой.

— Плохо спала? — целуя меня, прошептала Шпак.

— Да, — коротко кивнула я.

— Мы же договаривались без глупостей, — возмутилась Лада.

— Ну, не шмогла я… — фраза из старого анекдота показалась мне самой подходящей. Она позволяла перевести разговор в шутку и уйти от ответа.

— Ладно, пойдем. Тарас все глаза проглядел, все тебя высматривает…

— С чего бы это? — насторожилась я.

Мне вспомнились огромные карие глаза Тараса, когда в прошлом году мы оказались в одной компании. Тогда я ощутила его интерес ко мне. Тогда мне было приятно, а теперь стало страшно от одной мысли о новом мужчине, который вдруг захочет чего-то, выходящего за рамки легкого флирта. Я боялась за себя. Я была не уверена, что смогу правильно отреагировать на происходящее. После ночного приключения с вещественным доказательством я уже ни в чем не уверена.

— Расслабься, Лузгина, — пропела Лада и, увидев, как вытянулось мое побледневшее лицо, всплеснула руками. — Снова нервы? Да что с тобой такое?

Я натянуто улыбнулась, понимая, что провести Ладу не удастся. Она пронзила меня взглядом-рентгеном и изрекла следующее:

— Хорошо. Я с тобой потом поговорю, а сейчас пошли поглощать прекрасное в больших дозах. От этого не поправляются, — то был намек на то, что, несмотря на мое отрицание явного неблагополучия, она видит лишние килограммы. Видит и позволяет себе критику. Как говорится, крыть нечем. Безукоризненная фигура Лады оставалась совершенной на протяжении всех лет, что мы были знакомы. У нас была своя теория сохранения идеальной фигуры, но, кажется, в моем случае она дала сбой.