– Поверь мне, это то, что я не выношу в тебе в первую очередь, – усмехается он. А затем смотрит на меня серьёзно и пристально: – Но выходит так, что моему зверю на это плевать.

Моё сердце отзывается на эти слова сладкой истомой и вновь набирает обороты. Стучит громко и нетерпеливо, в попытке дотянуться до другого сердца. Сердца зверя.

Сдерживаю порыв кинуться к Эвэрли и рассматриваю его слова под другим углом.

Хорошо, он может списать свои чувства на внутреннего зверя. А я? У меня-то его нет. Я вампир!

– Сумасшествие какое-то! – выражаю я мысли вслух и прищуриваюсь на парня: – С этим можно что-то сделать? Как-то отменить? Разорвать? Уничтожить? В общем, как-то прекратить это безумие можно?!

– Я не знаю, Райт, – отворачивается он.

– А кто знает, Эвэрли? – начинаю я паниковать. – Твой отец? Дедушка? Или хотя бы кто-нибудь из ваших, из оборотней! Книги, может, какие есть на эту тему?

– Я не собираюсь говорить об этом с отцом, – отрезает Рик.

И мне снова становится интересно узнать, что между ними произошло. А ещё… Ещё мне хочется протянуть руку и сжать пальцами пальцы оборотня. В знак поддержки. Я скорее всего так и сделала бы, но, хвала небесам, сижу далеко от него.

– Почему? – спрашиваю я тихо.

– Это не твоё дело, Райт.

– Да брось, я спец по семейным разборкам! – шучу я.

Эвэрли смотрит на меня в упор примерно полминуты и снова отворачивается:

– Мой отец не тот, с кем можно поговорить по душам. Его заботят только он сам и собственный статус. И уж тем более, он не воспринимает всерьёз байки об истинных парах.

– Ну а твой дедушка? С ним ты можешь поговорить? Если твой прадед знал об этих чёртовых парах, то наверняка рассказывал о них ему.

– Мой дед покинул стаю, как только место альфы в ней занял мой отец…

Всё интереснее и интереснее.

– И где он сейчас?

– В глухом лесу? – пожимает Эвэрли плечами, не то спрашивая, не то утверждая. – Волк без стаи… Нам нужна семья, лидер. Хоть какие-нибудь. Иначе… В общем, я не уверен в психическом здоровье деда. Как и в том, жив ли он.

Н-да…

Я вздыхаю и вновь обнимаю себя за плечи.

Тупик. Мы зашли в тупик. Но нам необходимо придумать, как быть! Не сопротивляться же этой проклятой тяге всю оставшуюся жизнь!

– Эвэрли, мы обязаны что-то придумать, – говорю я твёрдо, поднимая на него взгляд.

– Знаю, – отзывается тот глухо. – Но пока единственный вариант – это держаться друг от друга подальше. Езжай домой, Райт – я сам доберусь к себе.

– Уверен? Я могу…

– Нет. Я даже сейчас с трудом сдерживаюсь, подойдёшь ближе, и я за себя не ручаюсь. Уходи, Райт.

Почему-то последняя пара слов царапает грудь. Обидой. Снова эти истинные штуки, или всё же мои собственные ощущения? Как в этом разбираться, когда не знаешь, что тебе навязывает дурацкая тяга, а что чувствуешь ты сам?

Смотрю, как Эвэрли вновь разворачивается ко мне спиной, и поднимаюсь на ноги. Нужно уходить, но что-то держит. Что-то, что сильнее меня. Сильнее нас обоих, мне кажется.

Ещё одна минута.

– Проваливай, Райт. Ну же.

Заставлю себя развернуться от напряжённой спины и иду к спуску. А сердце по ощущениям начинает обливаться кровью, затапливая нутро болью…

Спасает понимание, что страдаю не я одна. Такое себе утешение, но оно невероятным образом работает.

Помню, в классе восьмом я влюбилась. Всем сердцем до умопомрачения. В музыканта, разумеется. Я сходила с ума от его голоса с хрипотцой, скупала все плакаты с его брутальным изображением, клеила их по стенам и мечтала однажды встретиться с ним вживую.

Такая глупость, но образ, что он создавал в своих песнях и видеоклипах, заставлял меня вздыхать с обожанием. А потом он обзавёлся девушкой, интернет пестрил изображениями с их парой, и моя любовь прошла.

Но что-то подсказывает мне, что в нашем с Риком случае появление размалёванной вертихвостки не сработает.

Та сила, что нас связала не позволит, ни ему, ни мне, увлечься кем-то другим.

И это странным образом успокаивает.

Что, опять же, ненормально!

В общем, к возвращению домой я твёрдо настраиваюсь, не оставлять всё, как есть. Чего бы мне это не стоило, я выясню, что нас с Риком связывает, и как эту связь порвать.

Из гаража я иду прямиком в библиотеку дяди. У него там полно старинных книг, которые я так люблю изредка листать. В том числе, там есть специальная секция о вампирах. Мифы и легенды в основном, и давно мной просмотренные, но всё же. Тогда я могла попросту упустить информацию, которая будет полезна сейчас.

Пусть Эвэрли разбирается в происходящем со стороны оборотней.

Я же займусь стороной вампиров. Вдруг и у нас в истории было что-то похожее на дурацкое запечатление* (имеются ввиду оборотни Стефани Майер. прим.автора)

В библиотеку я врываюсь со всего размаха и тут же топорно торможу у дверей. Бабушка ставит книгу на место и, повернув голову ко мне, высоко поднимает брови. Она у нас жутко строгая, но справедливая.

– Бабуль, – киваю я ей в знак приветствия и аккуратно прикрываю за собой дверь.

– Что за пожар, Сью? – хмыкает она, оценив, как я исправилась.

– Никакого пожара, – заверяю я её. – Так… Легенды почитать зашла… Мифы… Всё как обычно.

– Как обычно, значит, – вновь хмыкает она и идёт в сторону специальной секции, цокая по паркету каблуками своих дорогих туфель.

Да, бабушка у нас модница, как, впрочем, и все остальные члены семьи. Кроме меня. Не знаю точно сколько ей лет, может, все восемьдесят, но выглядит она максимум на пятьдесят с хвостиком. Свой настоящий возраст женщина скрывает, и не выносит, когда мы с Сэм называем её бабушкой на людях.

Такая вот у нас вампирская генетика – стареем мы медленно. Но стареем, чего уж там. И умираем от старости. Никакого вам книжного вампирского бессмертия.

– Ты читала записки Лициана Эльгорта, дорогая? – ведёт бабушка острым ноготком по корешкам старых книг, ища какую-то конкретную.

– Конечно! Правда смысл далеко не каждой записки до меня дошёл…

– О, не страшно, милая. Некоторые из них требуют определённого времени, настроения и опыта. Так и что ты хочешь почитать сегодня, Сью?

Что-нибудь полезное об истинных парах у оборотней. Но сейчас не до хорошего. Так что сойдёт любое упоминание о романтической тяге вампира к вампиру или к человеку, к оборотню, наконец, не имеющей объяснения. Или имеющей. Как раз это всё бы упростило.

Я смотрю на профиль бабушки, задумавшись о том, сможет ли она меня направить, и понимаю, что она, сколько я её помню, была одинока. Дядя тоже никогда и никем не увлекался, если не считать эксперименты и любовниц. И тётя! У Сэм, естественно, есть отец. Но где он? Почему не живёт с нами? С ней?

Впрочем, я бы тоже сбежала от кого-то, вроде тёти Изабеллы.

– Бабуль… А мои родители… – опускаюсь я за круглый стол, подложив ногу на стуле под себя. – Они любили друг друга?

Бабушка хмурится не дольше секунды, а затем разворачивается ко мне и нежно улыбается:

– Конечно, милая. Почему ты спрашиваешь?

– Папа не сбежал бы от мамы, если бы они не погибли в той аварии?

– Что за глупости, Сью? – теперь она хмурится дольше секунды.

– Может, вампиры по природе одиночки? – задумчиво произношу я. – Посмотри на себя, дядю, тётю! Почему у вас нет пары? Ни у одного из вас? Куда делся дедушка?

– Сью, ты позволяешь себе непростительно много, – отчитывает она меня, но всё равно элегантно опускается на стул напротив: – Ричард был единственным мужчиной в моей жизни. Мы любили друг друга всем сердцем. Но он умер ещё до твоего рождения. Неудачный эксперимент. Или ты считала, что твой дядя первый экспериментатор в нашей семье?

– Если честно… да. Вы вообще мало рассказываете мне о своём прошлом, – выразительно веду я бровями. – Ну а что с остальными? Тётя?

– Настоятельно рекомендую вспомнить о такте, дорогая, – снова пеняет она мне. – Джек… Джек изначально не подходил ей, но… Знаешь, милая, вампиры скорее не одиночки, а однолюбы. Если мы влюбляемся, – по-настоящему, до глубины души, – то всего один раз и на всю жизнь. По крайней мере, так происходит в нашей семье.