До семи вечера они управились, дом сиял чистотой. Настька набрала букет и поставила в банку. Телевизорную превратили в комнату для гостя, который должен был появиться с минуты на минуту. Они собрались на кухне у накрытого стола и перешучивались.

— Пап, а не великоват ли графин с водой? — с серьёзным видом спросил Витька. — Представляешь, сколько вытирать, если опрокинется.

— Это с чего бы ему опрокидываться? — возмутился папа.

— Ну, дядя Лёша расскажет анекдот, мы начнем хохотать, упадём со стульев и схватимся за скатерть. Тут-то он и опрокинется. Может, литровый поставим, а? — подмигнул Витька, и все засмеялись.

— Литровый не трожь, он для другого напитка! — папа погрозил пальцем. — Который не для детей.

Витька хихикнул.

— Пить хочется, — заныла уставшая Настька.

— Завтра попьёшь, сегодня тебе нельзя, — ответил Витька.

— Это что за новые правила, что в жару нельзя пить? — удивился папа.

— Ей мама вечером пить не велела, — объяснил Витька. — Чтобы не бегала ночью.

— А, понятно. Женская логика. Кстати, что-то она запаздывает, — заволновался папа.— Последний автобус уже пришёл.

— А её, наверно, в больницу положили, — сказал Витька.

Улыбка исчезла с папиного лица.

— Что ты несёшь? — закричал он. — В какую больницу? Ты знаешь?

Витька помотал головой.

— Чёрт! Проклятье, как же так…

— Да ничего страшного, пап, она сказала, простое обследование. Это всего на три дня. Велела нам самим хозяйничать, сказала, что мы справимся.

Папа не слушал его. Он лихорадочно листал справочник.

— Алло, больница? К вам сегодня не поступала пациентка…

Больниц в райцентре не так много, всего три, но Витька был уверен, что мама поехала в ту, где лечили Настю и Луизу. Он выждал минуту между звонками и рассказал папе, как мама о чем-то договаривалась со злобной черноглазой врачихой по имени Наталья Евгеньевна.

— Пап, позвони туда.

— Катитесь оба к себе! — гневно рявкнул папа, и дети убрались.

Витька не понял, чем разозлил отца, но спрашивать не стал. Ему стало тревожно. Что, если мама серьёзно больна, просто не говорит об этом? Что, если она умрёт? Оживлённые хлопоты, ожидание праздника — всё это растаяло как дым. Угрызения совести из-за лодки и обида на Луизу казались сущим пустяком теперь, на фоне настоящей проблемы. Он слышал, как папа кричит на кого-то по телефону, и гадал, на кого бы это. Может быть, на врача, который плохо лечит маму?

В свои одиннадцать Витька и в страшном сне не мог себе представить, что значит остаться без мамы. Настька прижукла в своей комнате и не то сопела, не то ревела — наверно, тоже что-то понимает. Хорошо бы пойти вытереть ей сопли, но ему трудно было даже пошевелиться. Только через час он заставил себя выйти из спальни, и один бог знает, о чём он думал в течение этого часа и каких картин себе напредставлял.

На кухне папы не было. Витька высунул нос в телевизорную и застыл: папа сидел на диване и смотрел новости без звука, а на журнальном столике рядом с Настькиным букетом возвышалась, как башня, коричневая пятилитровая бутылка. В руке папа держал стакан. У Витьки задрожали колени.

— Па, с мамой что-то случилось? — чуть слышно спросил он.

— Всё с ней в порядке, — ворчливо ответил папа. — Отлично себя чувствует.

Витька выдохнул. «Слава богу». Но тогда почему папа пьёт?

— Дядя Лёша не приедет?

— Какой дядя Лёша? А, Лёха. Я забыл. Открой ворота, он на машине. Я сейчас тоже выйду.

Витька побежал выполнять поручение, но тут в дверь позвонили. Выскочила Настька. Дверь распахнулась, и на пороге возник высоченный, толстый и бородатый дядя Лёша в камуфляже, с десантным ножом на поясе, огромным баулом в одной руке и плюшевым медведем в другой.

— Привет, народ! Я уж думал, вы спать легли!

— Здрасьте…

— Здрасьте!

— Здорово.

Настька впилась глазами в медведя, но гость вручил игрушку не кому-нибудь, а папе со смехом:

— Держи!

— Им, — кивнул папа на детей. — Идём, машину загоним.

— У вас тут что, эпидемия гриппа? Чего все такие кислые?

Медведь оказался у Настьки, баул — на полу перед Витькой. Дядя Лёша велел детям вытащить продукты и нарезать колбасу, и взрослые вышли.

— Вить, гляди, у него на ошейнике медаль.

— Это реклама. У дяди Лёши есть фирма. Весь медведь рекламный.

— Но он всё равно красивый. Как назовём? — спросила Настька.

— Потап. Куда вы с папой все ножи запрятали?

— Не знаю.

— А чем колбасу резать?

— Щас!

Настька бросила медведя и ускакала во двор.

— Куда ты, веретено! — крикнул Витька, но не успел её поймать.

Через полминуты она с топотом влетела на кухню, размахивая десантным тесаком. Витька чуть не охнул:

— Да он больше тебя! А если бы споткнулась? — но нож взял, ибо больше колбасу резать было нечем.

Когда Витька ощутил вес настоящего холодного оружия, по его руке пробежал трепет. Вот бы ему такой нож! Эта вещь получше золотых часов. Таким ножом надо побеждать врагов, а не колбасу резать, но жизнь сегодня диктовала свои правила.

С колбасой нож, впрочем, тоже хорошо справился, а также с беконом и двумя сортами сыра. На столе выстроился целый ряд тарелок, а взрослые всё не возвращались. Дети нашли в бауле длиннющую конфету из винограда и тоже порезали её на дольки, и даже успели всю съесть, прежде чем в дом вошли папа и дядя Лёша. С неохотой Витька вернул нож — расставаться с шикарной вещью не хотелось. Его похвалили за сервировку, и все уселись за стол.

Мужчины разговаривали только о бизнесе, уровень пива в бутылке быстро понижался, и Витьке с Настей стало неинтересно. Перепробовав все гостинцы, они отправились к себе — как никак, было уже далеко за полночь. Мама бы отругала их, если бы знала, что они ещё не спят. Стелить пришлось самим, и Витька десять минут путался в пододеяльниках, а потом воевал с наволочками, пока не догадался вывернуть их наизнанку. Неужели мама каждый вечер проделывает это со всеми кроватями? Поскорей бы она выздоровела!

Весь следующий день они провели на берегу. Бросили в багажник сумку с едой, удочки, одеяло, и дядя Лёша отвёз их в рыбалочное место на правом берегу — Витька и не знал, что на их речке есть такие красивые места. Устроили завтрак на траве, играли в бадминтон, ловили рыбу, а вечером развели костёр в специальном месте и жарили шашлык, и это было так здорово, что Витька на время забыл о Луизе. Правда, Настьке не дали купаться, а Витька из-за чувства вины тоже не полез в воду, а в остальном пикник получился на ура.

— Ладно уж, не строй из себя рыцаря, — ворчливо сказал папа, — сплавай хоть разок.

— А кто будет за ней следить?

— А я на что? Иди.

И Витька полез в реку, а потом несколько раз прыгнул с обрыва и пожалел, что живёт не на правом берегу, а на левом. Будь поблизости от дома такой обрыв, он бы каждый день с него прыгал. Второй раз в его жизни был такой удивительный день.

Настька собирала сосновые шишки. Взрослые рыбачили и вели негромкую беседу. «Тебе нечего делать под началом у этих балбесов, — втолковывал папе дядя Лёша. — У тебя же руки золотые, давно пора самому быть начальником…» Витька накинул рубашку, чтобы не кусали комары, и пошёл к сестре. Надо было успеть до вечера ей рассказать, что стрекозы умеют разговаривать, и поймать хоть одну.

А утром вернулась мама. Без косметики и спокойная. Она вежливо побеседовала с дядей Лёшей, накормила всех разогретыми щами и аккуратно намекнула, что дом очень тесен.

— Я собственно, уже собирался. Спасибо за гостеприимство, — сказал дядя Лёша, подмигнул Витьке и уехал.

Папа даже опешил от такого поворота событий.

— Мила. Ты что творишь? Он взял меня в свою фирму. Дал в долг на начальные расходы. За лодку я уже расплатился. А ты его выгнала.

— Не поняла, — удивилась мама. — Он что, миллионер?

— Нет, но деньги водятся. И у меня будут водиться, если ты перестанешь делать глупости. Кстати, я тебе подарок купил…