— Как вас зовут? — спросила девочка, и до Витьки наконец дошло, что она обращается к нему на «вы».

— Виктор, — сказал он. Представиться такой особе «Витька» или «Витёк» показалось ему неуважительным. — А… вас?

— Луиза, — ответила она.

Витька вытаращился. Это вместо того, чтобы сказать «очень приятно». Впрочем, на его месте любой бы остолбенел.

— Вообще-то полное имя Луизиана, — скромно пояснила девочка, — но я не люблю официоза. Можно я буду звать вас Витей?

— Ага, — кивнул он.

Она прошлась по бревну туда-сюда, ни разу не сорвавшись и помахивая шляпкой для баланса.

— Витя, сколько вам лет?

— Одиннадцать, — ответил он и подумал: «Надо было соврать, что двенадцать».

— И мне тоже! — обрадовалась Луиза. — Мы ровесники. А здесь ещё ребята есть? Я тут недавно и никого не знаю.

— Только мальчики, — сказал он, вспомнив Ромку и Славку. — Да и те далеко. Из девочек только моя сестра.

— Вы нас познакомите? У меня совсем нет подруг.

— Она малявка, — предупредил он.

— Это же славно! Мы будем гулять втроём.

Так и сказала: гулять, а не играть.

— Познакомлю, конечно, — согласился Витька, обдумывая, как бы это получше устроить. Приглашать домой Луизу опасно: мать, чего доброго, устроит при ней скандал, и тогда позора не оберёшься. — Приходите сюда после обеда, в три, например. И мы с Настей придём.

— Хорошо, в три! — улыбнулась Луиза и спрыгнула с бревна, и Витька увидел, что она все-таки пониже его ростом.

— Скажите, Луиза, — Витька запнулся, — а в школе вы одноклассников тоже на «вы» называете?

— Я на домашнем обучении, — сказала она, кивнула на прощанье и пошла вдоль берега вверх по реке. Её белые носочки запачкались, но она не обратила внимания. «Навряд ли сама стирает», — подумал Витька, сел на бревно и почесал затылок, силясь понять, приснилось ему это существо или нет.

Луиза. С ума сойти! Не Настя, как сейчас зовут почти всех девчонок, и не Пелагея какая-нибудь, что тоже модно, а Луиза. Да ещё в кружевах. Луизы в России лет двести назад вымерли, если верить литературе. Попадись эта Луиза Ромке и Славке, они не стали бы долго думать, а отлупили бы её, в песке бы всю извозили вместе с кружевами, чтобы знала. Правильно она сделала, что пошла вверх по реке, а не вниз. Надо её предостеречь, чтобы не шаталась тут одна.

— Лу-и-зи-а-на, — повторил он, скривившись, сбросил одежду и полез купаться. Нырять не стал, чтобы мать не вычислила его по мокрым волосам.

Витькина мама пребывала в счастливой уверенности, что её сын до сих пор ни разу в жизни не купался в реке и вообще не умеет плавать. Славкина мама пребывала в такой же уверенности, потому что Славка нарочно постригся налысо и теперь мог даже нырять. Витька ему завидовал и тоже собирался постричься, но после встречи с Луизой раздумал.

Ещё с порога он услышал мамин голос и машинально сжался, но, вопреки ожиданию, мама не кричала на Настю и не ругалась с папой — она разговаривала по телефону с какой-то тёткой, и речь шла о сестре. Витька навострил уши.

— А ведь большая уже, через два года в школу — их теперь с шести берут… Да ты что? В девятом классе — и с ночником? Это ж сколько вы за свет платите? Ага, ага… Спасибо, Тань. Витьку пришлю.

Далее разговор перешёл на любимую тему деревенских женщин — помидоры. Ни картошка, ни перцы, ни цветы не пользуются таким трепетным вниманием, как помидоры, и разговор обещал быть долгим. Даже не разувшись, Витька повернулся обратно и пошёл в сарай за велосипедом. За чем придется ехать и куда, он ещё не знал, но колеса подкачать не мешало. Тут из дома выбежала Настька. Об утренних слезах она уже напрочь забыла, а о птенчике помнила.

— Ты куда ходил? К птенчику? — выпалила она.

Он кивнул, не зная, что соврать.

— Он там? В траве?

— Улетел, — ответил Витька, честно глядя ей в глаза.

— Куда улетел?

— На юг. Тут одна девочка хочет с тобой подружиться — после обеда буду вас знакомить.

Настька молча хлопала глазами.

— Ногти почисти.

— Я вчера чистила. А почему без меня ходил?

— Потому, что кончается на у, — машинально ответил он и впервые задумался, что сестре, может быть, тоже обидно слышать от всех одни грубости. — Платье одень.

— Зачем?

— Малявка ты, вот ты кто, — сказал он беззлобно и взлохматил ей волосы.

— Ничего я не малявка, — надулась она. — Сам ты маляв.

Потом он помогал маме полоть помидоры, а Настька крутилась рядом. Мама сообщила детям, что тётя Таня (не родная их тётя, а просто знакомая тётка с другого конца деревни) отдаёт им свой старый светильник, и новый покупать не нужно.

— Это чтобы ты не куролесила по ночам, — объяснила мама Настьке. — Со светом-то не будешь куролесить?

— Не буду! Вот здорово! — завопила Настька и запрыгала по грядке.

— Вить, привезёшь? Дом 24.

— Угу, — отозвался он. Как будто можно было сказать «нет».

— Отец с работы придёт, на смех вас поднимет. Удумали тоже — с фонарём спать.

— Мам, а ты в детстве темноты не боялась? — спросил Витька.

— Нет, — жёстко сказала мама. — Единственное, чего я боялась — это огорчить родителей.

После этого разговаривать стало неинтересно, и Витька закончил свою часть работы молча. Стояла жара, кусали мошки, и после прополки ему хотелось хоть немного отдохнуть в прохладной комнате, но надо было ехать за светильником. Он мог, конечно, отдохнуть и съездить после обеда, но тогда накрылась бы встреча с Луизой.

Тётя Таня жила за три километра, и поездка туда-обратно заняла минут сорок: он по дороге купил хлеб и два раза останавливался пить у колонки. Чумазый и жёваный целлофановый пакет, который ему торжественно вручила тётя Таня со словами: «Сумочку верните», он повесил на руль поверх пакета с хлебом, чтобы не разбить содержимое. Говорливая тётя Таня успела рассказать ему, что её дочка, здоровенная дылда, у которой уже есть жених, тоже боится темноты. «Эта лампочка ей не нравится, я ей купила другую. Вот и подумала, что вещь пропадает!» — так тётя Таня объяснила свою щедрость.

Витька поблагодарил её, даже не задумавшись, с чего бы это дочка-дылда отбраковала хороший новый светильник, ему и в голову не пришло развернуть и посмотреть, что там такое. Ночник он и есть ночник, пусть женщины разбираются. Ехал и радовался за сестру. Сегодня она распрощается с ночными страхами!

Пока он ездил, вернулся отец с работы — значит, сегодня опять короткий день. В последнее время короткие дни в автосервисе стали чаще, а настроение у папы — мрачнее. Мама хлопотала на кухне. Витька отдал ей пакеты и побежал в душ. До встречи оставалось чуть больше часа.

Первое, что он услышал, выйдя из душа, был громкий Настин рев.

— Бессовестная! — донёсся голос мамы. — Ты хотела ночник — вот тебе ночник! Чем ты недовольна?

— Она страшная! — проныла Настька.

Витька догадался, что что-то опять пошло наперекосяк, и со вздохом потащился в Настину комнату. Завидев брата, Настька замолчала.

— Витя, хоть ты ей скажи, — обиженно попросила мама. — Ведь правда, хороший детский светильник? — и пальцем показала на прикроватную тумбочку, куда поместили это чудо.

Одного взгляда Витьке хватило, чтобы понять, почему светильник «она» и почему тёть-Танина дочка от него отказалась. И он, против воли, начал хохотать.

— Прекрати паясничать, — рассердилась мама.

А Витька, не в силах сдержаться, хохотал все громче. На тумбочке красовалась большая, сантиметров тридцать в высоту, глиняная фигурка сидящей кошки с лампочкой внутри, сделанная вполне реалистично. Вытянув шею, зверюга пристально смотрела вперед, словно готовясь к прыжку, а вместо зрачков у неё зияли отверстия, сквозь которые и шёл свет. Даже днём это произведение искусства выглядело жутковато, а во что оно превратится ночью, страшно было представить.

Услышав его хохот, в комнату заглянул папа.

— Что у вас тут весёленького?

— Настюха темноты боится, — давясь от смеха, начал объяснять Витька. — А мама ей ночник подарила — смотри. Чтобы не страшно было…