— Скоро вечер. Нас наверняка уже хватились, — сказал он.

— Ну, раз ты так тревожишься… Давай ещё разок искупаемся, поедим и домой.

— Лучше просто поедим и домой. Я уже устал Настьку переодевать.

Он бы и голодный поплыл, лишь бы скорее, но, как представил себе борьбу с течением… Лучше уж перекусить. Луиза была недовольна — не наплавалась, но на этот раз спорить не стала и начала выкладывать из рюкзачка бутерброды, завернутые в салфетки. Интересно — сама готовила или мамаша? Но вслух он спросил совсем о другом.

— Ты давно куришь?

Луиза не ожидала такого вопроса.

— Я не курю. Почти. А почему ты спросил?

— Не хочу, чтобы ты дымила при Настьке.

—У меня и сигарет-то своих нет. Да и не люблю я, это противно, когда дым в носу.

— При пацанах мне так не показалось.

— А… Это же не для себя, это для людей. Такие вещи надо уметь, чтобы не попасть впросак. Ой, я забыла положить лимонад в речку!

Настька прыгала по траве лягушкой и галдела. Услышав про еду, собралась было по обыкновению зареветь, но сообразила, что есть придётся не манную кашу, а кое-что другое, и в следующий миг уже уплетала бутерброды с сыром за обе щеки. Если мама узнает, ему устроят нагоняй ещё и за то, что накормил ребёнка чёрт знает чем, хотя теперь семь бед — один ответ. Они запивали еду тёплым лимонадом в бумажных стаканчиках и молчали. Все, даже маленькая Настька, понимали, что им влетит.

После трапезы Витька хотел по деревенской привычке собрать мусор в пакет и увезти с собой для последующей утилизации, но Луиза по городской привычке подняла на смех его заботу о природе и бросила бутылку в одну сторону, стаканчики в другую, а салфетки в третью, после чего сообщила, что ей необходимо набрать букет и что она быстро. Витька ничего не сказал, просто отвёл Настьку в лодку и сел на лавку в ожидании. Ну что за девчонка! Хуже Настьки. Когда из-за кустов раздался громкий крик, он даже не удивился. Шепнул сестре: «Сиди здесь!» — и сломя голову побежал на помощь, хотя очень надеялся, что Луиза всего лишь увидела паука.

При виде беспомощно лежащей девочки он понял, что настоящие проблемы только начинаются.

— Ой, моя нога… — простонала Луиза, закатив глаза.

— Что случилось? Змея? — он приподнял её за плечи, и она охнула.

— Я поскользнулась на траве. Эти импортные кеды… Кажется, я сломала ногу.

— Блин.

— Витя, не ругайся.

— Да не ругаю я тебя.

— Я имела в виду, не произноси таких слов. Ох! Мне нужен доктор.

— Ремень тебе нужен, — сказал Витька, обхватил её поперек туловища и поставил на ноги, точнее, на одну ногу. — Обопрись на меня и прыгай. Угораздило.

Погрузив Луизу в лодку, Витька осмотрел её ногу и ругнулся по-настоящему. Кожа вокруг щиколотки покраснела, из царапины сочилась кровь, и опухоль увеличивалась на глазах. Луиза ныла — похоже, ей и правда было больно. По-хорошему, надо было плыть домой и сдать её родителям, но дорога против течения заняла бы часа три. Витька промыл ей царапину речной водой и принял решение:

— Значит, так. Сейчас мы плывём в райцентр, на причале я вызову скорую помощь, и ты будешь врать, что я твой брат, иначе меня с тобой не пустят. Поняла?

— Нельзя обманывать, — прохныкала Луиза.

— Чья бы мычала. И ты тоже ври, что Луиза наша сестра, — велел он притихшей от страха Настьке, и малявка кивнула. — А то нас разлучат, и все потеряемся на фиг в этом райцентре. Ну, поплыли.

Через три с половиной километра Луиза вспомнила о штанах.

— Мои бриджи! Они остались в рюкзачке! Витя, ты не мог бы вернуться?

— Они никому не нужны, я потом за ними сплаваю.

— А сейчас?

— Что, таких бешеных денег стоят?

— Нет. То есть, да, но дело не в этом. Мне неловко показаться в городе в одном купальнике и парео. Это неприлично!

— Сойдёшь, — сказал Витька, налегая на вёсла. Течение течением, а так будет скорее.

Она картинно закрыла лицо руками.

— Нет, Витя, нехорошо это. Я уже достаточно взрослая.

— Да ни черта ты не взрослая, — бросил Витька. — Сопля соплёй.

Он сам не знал, почему грубит Луизе — должно быть, накипело, но каким-то чутьём понимал, что сейчас она не обидится: он распекал её, как бывало, нашкодившую Настьку — без злобы, по-братски. Власть Луизы испарилась, теперь это была не принцесса, а нескладная хнычущая девчонка с больной ногой.

— Витя, не говори со мной так, мне и без того плохо! — взмолилась Луиза. — Может быть, я сегодня останусь без ноги.

— Ну, без ноги — это ты хватила. А вот без ушей мы все точно сегодня останемся, — успокоил он её.

Теперь нечего было и думать незаметно вернуть лодку. Её придётся тащить обратно на буксире, вдобавок Луиза додумалась потерять штаны на берегу чёрт знает где — улику оставила. Она сидела, как поникшая лилия, склонив белокурую головку, и Витька пожалел о своих словах. Луизе на самом деле было плохо. Судя по нездоровому румянцу, у неё поднялась температура, и решение плыть в райцентр определённо было правильным. Мимо них, грохоча, пронеслась моторная лодка с двумя парнями. Оба радостно проорали что-то Луизе, но её ничуть не тронуло внимание мужского пола. Она окончательно превратилась в умирающего лебедя.

Вот и добрались до причала. Витька начал направлять лодку к левому берегу. Из-за сильного течения пришлось изрядно повозиться, чтобы втиснуть её на единственное свободное место между двумя огромными посудинами, и, пока он привязывал краденое плавсредство, мужики на причале гоготали и улюлюкали.

— Чем смеяться, лучше бы «скорую помощь» вызвали, — сурово сказал Витька и начал извлекать полубессознательную Луизу на бетонный мосток. Настька вылезла сама.

Дальше было как в тумане. Приехала «скорая помощь». Луиза вцепилась в Витькину руку и завопила: «Это мой брат!» — в другую руку вцепилась Настька с воплем: «И мой тоже!»— и тут на Настьку напал такой безудержный приступ чиха, что врач не сразу понял, какая из девочек нуждается в лечении. К счастью, разлучать их не стали и затолкали в машину всех троих.

В больнице Луизу унесли на носилках, а Настька так расчихалась, что её тоже признали больной и повели лечить. Витьку допрашивали, как пленного партизана, целых полчаса, и, чем больше он рассказывал, тем строже на него смотрела медсестра-допросчица. Вытянув из него информацию о Настькиных прививках и аллергиях, а также все телефоны, она позвонила и Луизиным родителям, и их с Настькой, вкратце описала похождения троицы, сообщила диагнозы и намекнула, что с непослушными детьми надо построже. Положив трубку, она пообещала Витьке, что от родителей ему достанется, и велела ждать в вестибюле.

Чего ждать, он не понял: то ли, когда достанется от родителей, то ли, когда отдадут девчонок, и он просто сидел в компании нескольких забинтованных мужиков и рассматривал красочный плакат «Статистика детской смертности». Никогда раньше в больнице он не был, и ему тут не понравилось. Пахло хлоркой. Синие стены навевали мрачные мысли о школе. Санитарки носили туда-сюда блестящие коробочки с жуткими шприцами.

«Такими шприцами слонов колоть», — подумал Витька и поёжился: как там девчонки? Особенно Настька, она же маленькая, шприц больше неё. Неужели и вправду простудилась от купания? Луизу отпустили первой. К Витькиному удивлению, шла она на своих двоих, лишь слегка прихрамывая, и спокойно улыбалась. На больной ноге красовалась толстая повязка.

— Витя, представляешь, у меня нет ни перелома, ни вывиха, — оживлённо поделилась она. — Только ссадина. Мне дали антибиотик и сделали прививку от столбняка… Витя, а ты боишься прививок?

«Как же она любит поддевать насчет боязни!» — подумал Витька, вспомнил назидательный мамин тон и строго сказал:

— Нет. Единственное, чего я боюсь — это глупых капризных девчонок.

Луиза поджала губы и дёрнула бровками.

— Я думала, ты обрадуешься, что со мной все в порядке.

— Я обрадовался.

— По тебе не скажешь. А где Настя?

Он не успел ответить: из процедурной бабулька в белом халате вывела Настьку и посадила между Витькой и Луизой.