Насекомые затрепетали. Брат Клопундий подался вперёд с надеждой:

— О, нельзя ли попросить вашу почтенную бабушку занять на Клопендре пост Главного Химика? Мы бы обеспечили ей комфорт и всеобщее поклонение. Дело в том, что секретная формула горючего нам не известна, и мы вынуждены покупать его на других планетах…

— Что, правда такие дураки? — искренне удивился Федя и налил себе ещё стопку.

— Мы умные! — набычился Паурон. — Единственное, чего мы не знаем — состав горючего.

— Ну вы даёте, — хохотнул Федя и выпил. Насекомые горестно охнули.

— Этой бутылки нам хватило бы для перелёта в соседнюю деревню, — простонал Клопундий.

— И тут неплохо, — откликнулся Федя. — Дай огурец. — Рабовладелец послушно поднёс рабу солёный огурец на вилке и отступил в тень. Федя просмотрел газету, сложил её вчетверо (клопендрийцы отшатнулись) и сказал: — Значит, так, ребяты. Горючего я вам привезу сколько понадобится, моя бабка нагонит. Но это через три недели, она только вчера заквасила. А пока подлатаем немножко вашу хибару, на лыжах покатаемся, порыбачим… Кстати, как тут с рыбой?

— Было хорошо. Пока вот этот, — Жучино показал на Мохнурия, — не вывел в воде монстра.

— Понятненько… — от «горючего» Федю развезло, и воевать он не хотел. — В общем, натаскайте на ночь дров, будем подтапливать. В смысле будете.

— Сделаем! — радостно пообещал Мохнурий.

— А утром я съезжу в город, потом заделаю окно. Вы-то, блин, безрукие все.

— И ты это, служивый, монстрику моему привези чего подешевле. Чем у вас тут скотину кормят.

— Окей, — сонно ответил Федя, расстелил на печке каремат, спальник и устроился на ночёвку, заняв лучшее место.

Наутро он, как и было задумано, съездил в город за продуктами и стройматериалами (к счастью, аккумулятор не успел разрядиться). Глубинному монстру он купил две упаковки куриного костного остатка по десять кило каждая. Плавунец получил кличку Ползук и уже осваивал первые команды под чутким руководством Мохнурия: «лежать» и «нельзя». Питомец оказался смирным и добродушным, просто при виде жратвы терял волю.

Подъезда к избе не было, продукты возили на Пауроне. Перетащив за четыре рейса всё содержимое багажника, паук объявил себя уставшим и приватизировал бутылку красного. Поскольку обращаться со штопором главниссимус не умел, он просто пропихнул пробку внутрь и теперь потихоньку потягивал из горла, наблюдая, как Федя чинит раму и вставляет новое стекло, а Клопундий и Жучино подают ему то молоток, то крепёж. Дверь была уже отремонтирована, петли — смазаны. Мохнурий, накормив животное, хлопотал у стола — чистил картошку. Жизнь налаживалась.

— Ну, красота же? — Федя спрыгнул со стремянки и полюбовался делом рук своих: окно было как новое.

— Красота! — хором прошелестели насекомые. — А когда горючее будет?

— Когда перебродит, — ответил Федя. — Значтак: вы тут подметайте и накрывайте на стол, а я на лыжах пару кругов сделаю. Круглый, растопи печку. Мохнатый, свари суп. Усатый, наруби дров. Тарантул… ладно, этот уже готов. Поняли? Выполняйте.

Он вытащил из чехла новенькие лыжи, переобулся и, насвистывая, вышел из избы. Погода стояла чудесная: мороз и солнце.

— Хорошо всё-таки, что у нас есть раб, — самодовольно сказал Клопундий, ломая об колено хворост и запихивая в печку. — Хотя бы один.

— Большое начинается с малого, — изрёк Жучино. — Пока один, потом другие подтянутся. Постепенно поработим всю планету!

— Это точно, — пьяным голосом отозвался Паурон и начал выстукивать на бутылке Паучий Марш. Жучино по старой привычке зашагал на месте, размахивая верхними лапами.

Мохнурий бросил в кастрюлю очередную картофелину (та булькнула) и ехидно напомнил:

— Кто-то забыл, что ему поручили дров наколоть.

Жучино с кряхтеньем взял топор и вышел.

Через полчаса в печке весело гудел огонь, а в кастрюле кипело варево. Расставленная на столе посуда сияла. Жучино и Клопундий играли в углу бутылочными пробками в щелкунцы. Паурона разморило, и он, растопырив лапы, задремал посередине избы. А Мохнурия чёрт дёрнул сходить проведать своего питомца.

Визг бражника клопендрийцы услышали сразу.

— Хоть бы однажды этот придурок не влип в историю, — пробурчал Жучино. — Если снова избу развалят, нам от Федьки влетит.

Впустив облако морозного воздуха, вбежал Мохнурий, забился в любимое клопово место — между стенкой и печкой — и принялся громко дрожать.

— Что натворил? — осведомился Клопундий.

— Т-там… В р-реке… — только и смог вымолвить бражник и совсем съёжился.

— Что, опять какая-нибудь дрянь вывелась? — разозлился Жучино.

Бражник молча кивнул, и жук хотел отвесил ему подзатыльник, но не достал.

— Что на этот раз? — грозно спросил протрезвевший Паурон, и, поскольку Мохнурий молча трясся, вытащил его лапой за шкирку и поставил к стенке для допроса. — Ещё один плавунец? Водомерка? Комариная личинка? — На все вопросы Мохнурий отрицательно мотал головой. — А что тогда?

— Н-не знаю. Н-неизвестное н-науке с-существо. Очень с-страшное… — выдавил бражник и с ужасом посмотрел в окно.

— Тьфу на тебя, тварь дрожащая, — Паурон отшвырнул его и приказал дону Жучино:

— Сходи, посмотри.

— Есть! — ответил бравый вояка и отправился к реке.

— Надо было топор взять, — резонно заметил брат Клопундий, когда за жуком захлопнулась дверь.

С минуту в избе царило напряжённое молчание, нарушаемое лишь стуком зубов Мохнурия, потом с улицы раздалось басовитое: «А-а-а!!!» — и топот шести лап. Жучино влетел в избу как ошпаренный, в его фасеточных глазах застыл страх.

— Говорил тебе, надо было взять топор, — презрительно бросил Клопундий.

— Вот возьми и сходи, — велел Паурон.

Клопундий замахал лапами:

— Но не думаете же вы, ваше высокоползие, что…

— Думаю. Пшёл, кому сказано.

— Но я лицо духовное…

— Вот и хорошо. Проповедь там прочитаешь. Топор не забудь.

Брат Клопундий спал с лица, но топор взял. Жучино, похоже, совсем потерял дар речи: он забился в щель рядом с Мохнурием, и они там стучали зубами в унисон.

— Да что вы там такое увидели? — недоуменно развёл лапами паук, но тут с громкими воплями вкатился Клопундий. Топора при нём не было, и дар речи он тоже потерял. Теперь в узкой щели тряслись трое.

— Правильно говорят мудрые насекомые: хочешь, чтоб было сделано хорошо — делай сам, — вздохнул Паурон, встряхнулся и выполз наружу с твёрдым намерением растерзать любого врага.

Но не прошло и минуты, как он с жалким видом (хотя и беззвучно — держал марку) вбежал в избу и спрятался под столом. И так они все четверо тряслись и стучали зубами, заставляя избу вибрировать, пока не вернулся Федя. К тому времени уже начались сумерки.

— Эй, рабовладельцы! — окликнул их лыжник. — Где пожрать? — Он поставил лыжный арсенал у входа и увидел, что все трясутся и стучат зубами. — Кто шухер навёл? Отвечайте!

— Т-там. У р-реки, — промямлил брат Клопундий.

— Пили пиво мужики, — сказал Федя. — Колитесь быстро, кто вас тут напугал до потери штанов?

— Штанов мы не носим, служивый, — отозвался Мохнурий.

— Оно и к лучшему, — хмыкнул Федя. — Что, Ползук опять бедокурит?

— Хуже, — прошуршал Жучино. — Вот этот, — он через плечо показал на Мохнурия, — снова вывел в реке какую-то погань. Но на этот раз не насекомое!

— Пиявку, что ли? — хохотнул Федя.

— Пиявку бы мы съели, — ответил из-под стола главниссимус. — Но там что-то, не известное науке.