«Ты не обижаешься?» — интересовалось сообщение. Натали изучающе посмотрела на экран. Если ты не хочешь общаться, зачем ты продолжаешь писать? Оставив сообщение без ответа, она села за маленький обеденный столик, подогнув одну ногу под себя, и обхватывая грубую глиняную кружку пальцами. В глубине души она испытывала огорчение, надеясь на более теплый прием с его стороны, и никак не рассчитывая на обезличенное общение по мессенджеру. Гаджет настойчиво завибрировал. Натали преувеличено медленно, усилием воли заставляя себя не схватить смартфон со скоростью кобры, взглянула на экран.
Очередное сообщение от Хиддлстона. Странный способ перестать общаться с давящим внешним миром — писать сообщение за сообщением. Ей одновременно было интересно узнать, что же он пишет, но и признавать, что в очередной раз увлеклась мужчиной, которого практически не знала, совсем не хотелось. Вид счетчика непрочитанных сообщений от абонента «Томас» болезненно сжало в груди её мечущееся сердце в своих когтистых лапах.
«Нат? Ответь пожалуйста», «Натали! Почему ты молчишь?»
«Томас, я не обиделась, немного удивлена, конечно, может раздосадована тем, что у тебя возникли трудности. Но точно не обижена.»
«Может, когда я решу проблему, увидимся?»
«Всё в твоих руках.»
«У меня такое впечатление, что тебе всё равно — увидимся мы или нет.»
«Зря ты так... Мне совершенно не всё-равно. Просто я думаю, что ты достаточно взрослый и свободный в своих действиях мужчина, чтобы решать — увидеться нам или нет.»
На экране замерла строчка: «Томас набирает сообщение…» Натали, напряженно сдвинула брови, отпивая глоток ароматного домашнего глинтвейна.
«А выглядят твои слова так, будто тебе все равно.»
«Не ищи того, чего нет. Я рада видеть тебя в любое время суток. И дорожу нашим общением.»
«Опять общие фразы…»
«Так скажи, что именно ты хочешь от меня услышать? Либо задай конкретный вопрос! Ненавижу продираться через дебри одному тебе понятных рассуждений.»
Натали внутренне напряглась, честно пытаясь вникнуть в суть его слов и уловить ускользающую с каждой буквой его сообщений логику. Перечитав сегодняшнюю переписку ещё раз от первого до последнего сообщения, она лишь тяжело вздохнула. Что-то явно терзало мужчину, но он никак не решался озвучить происходящее, лишь слал провоцирующие на эмоции сообщения, стараясь выплеснуть собственное раздражение.
«Мне кажется, что я никому не нужен!»
«Когда такое говорят, обычно подразумевают какого-то конкретного человека. Ты извини меня, но я правда не понимаю, чего ты хочешь.»
«Очень жаль. Я думал, что как раз ты как никто меня понимаешь!»
«Томас… Если ты хочешь сказать что-то конкретное, то говори, но не по телефону. Никакие возникшие трудности и разногласия не решаются в сообщениях.»
«Ты хочешь, чтобы я приехал и лично сказал?»
«Да, и это — лучшее, что ты мог предложить.»
«Тогда я буду у тебя через час. Поговорим.»
Ощущение стерильности внезапно наступивших отношений с Зави никак не покидало его. С момента случившегося она не столько избегала общения с ним, сколько всячески напоминала о недостойном поведении, старательно вызывая внутри у него депрессивное ощущение безысходности и собственной никчёмности. Откровенно говоря, некогда шумный, полный гостями и смехом дом сейчас казался ему чужим, враждебным и эмоционально выпотрошенным. Хотелось сбежать из гнетущей атмосферы на самый край земли, бросив всё, и забрав лишь Бобби. Несколько дней подряд он боялся попасться ей на глаза, стараясь в моменты встречи слиться с мебелью и стенами, лишь бы не вызвать неприятные и болезненные для Зави воспоминания. Прогулка с Бобби превратилась в удручающую пытку — он то и дело порывался вернуться домой, чтобы немым присутствием попытаться загладить свою вину перед слонявшейся по дому словно тень девушкой. Страх и отвращение к себе на столько прочно поселились внутри, что было мерзко встречаться с собственным отражением в зеркале.
В какой-то момент он понял, что буквально задыхается под гранитной плитой отрицательных эмоций. Возникло неприятное чувство замирания сердца и жутковатого вакуума в груди, стала мучать внезапная слабость и головокружение. Том подумал, что потерял счёт времени — ночь сменялась днём, никак не отпечатываясь в его памяти, проходя насквозь. Кажется, он забывал не только есть, но и спать.
Магия любого напряжения заключалась в том, что так или иначе психика требовала высвобождения, словно сжатая до предела пружина. Том несколько раз голодной акулой проходил на кухне мимо соблазнительно блестевшего марочными напитками бара, и тут же усилием воли заставлял себя отказаться от идеи воспользоваться услугами алкоголя. Это безусловно могло принести мгновенное облегчение, отключив стиснутый в тиски вины мозг, но вероятность потери контроля над своими действиями пугала его ещё больше. Продолжая ощущать себя виноватым перед Зави, подстегиваемый её демонстративно-нарочитым поведением он, тем не менее, нашёл в себе силы взять в руки смартфон и написать сообщение. Натали должна была вернуться из Москвы какое-то время назад, и наверняка она не понимала, почему он её не встретил вместе с Баки, как обещал. Хорошо, что Люк согласился ему помочь в этом. Всё-таки иметь услужливого помощника и друга очень полезно. Зачем только он обмолвился о том, что сможет приехать к ней через час? Сердце испуганно и учащенно забилось при мысли о том, что Зави может узнать о его адюльтере именно сейчас. Странно, что чувство вины за это так и не посетило его, лишь страх быть внезапно раскрытым в неподходящий момент. С другой стороны она и так сейчас не самого лучшего мнения о нем. Как впрочем, и он сам о себе. Но от чего так плачет все внутри при воспоминании о Натали? От чего сердце так тяжко стонет, вспоминая Лэндс Энд. И Кале. И теплую душевностью квартиру девушки… Осторожно постучав в дверь кабинета Зави (который когда-то был кабинетом его отца и его самого) Том прислушался. Тишина. То есть, конечно, тишины как таковой не было — играла мягкая инструментальная музыка, стучал стальной метроном. Зави молчала. Он точно знал, что она сидит за работой, или, возможно, просто прячется от него за дверями надежного помещения, как в норе.
— Зави… Ты можешь не отвечать, — продолжая стоять перед закрытой дверью начал говорить он. Музыка смолкла. — Я возьму Бобби и на некоторое время выйду… Тебе что-то нужно?
— Мне нужно, чтоб ты осознал, что поступил не по-мужски! И оставил меня на какое-то время в покое, чтобы я могла решить, как быть дальше, — громко отозвалась из-за двери Зави. Голос ее срывался. Том невольно ощутил приступ ярости. Невозможно, просто невозможно каждую секунду чувствовать себя виноватым перед ней, раздавленным, будто таракан на полу.
— Как скажешь, — отозвался он, снова окинув взглядом дверь.
В детстве он часами проводил время в кабинете отца, играя на странном цветастом ковре, пока тот перебирал свои бумаги. Кабинет стал для него какой-то личной крепостью, местом уединения со своими мыслями, пока сестры, изгнав его из своей компании, играли в спальне в огромный кукольный дом, подаренный на Рождество. Сейчас же кабинет словно ощетинился невидимыми оборонительными сооружениями, не пуская его в святая святых дома. Еще миг поразмыслив, Том спустился вниз. Бобби уже сидел у порога, словно предчувствуя прогулку.
====== Часть 39 ======
Тусклый свет в тесном коридорчике квартиры скрывал излишнюю бледность вечернего визитёра. Натали, не говоря ни слова, жестом пригласила его и всегда весёлого Бобби в гостиную. Если спаниелю приглашение совершенно не требовалось, стоило ему пересечь порог хорошо знакомой квартиры, то Томас словно бы застыл на пороге в каком-то ступоре. Вся его сгорбившаяся, ссутулившаяся фигура будто кричала о помощи. Натали глубоко вдохнула принесенный им с улицы запах прелых осенних листьев и дыма. Ладно, разберёмся.
— Ты выглядишь так, будто слезаешь с наркоты, — прямо произнесла Натали, внимательно разглядывая Томаса, наконец устроившегося на диване в гостиной. Выключив телевизор, она села напротив в глубокое кресло. Глядя на мужчину, девушка непроизвольно жевала нижнюю губу, пытаясь уловить разбежавшиеся сразу во все стороны со скоростью испуганных тараканов мысли.
