— Я боюсь… Пойми меня правильно. Даже стоя рядом с ним, обнимая или целуя я все-равно чувствую себя не… Язык не поворачивается назваться его девушкой.
— Приятели.
— Да. Это ближе всего. Наверное.
— Ну, короче вы об этом не говорите. Просто спите друг с другом от случая к случаю… И всё.
— Да. Упрощает жизнь, знаешь ли.
Натали нахмурилась, скользя взглядом по знакомым до боли зеленым с небольшим рисунком обоям.
— Врешь ведь. Знаю тебя не первый год. Этот взгляд мне знаком. Влюбилась?
— Старательно гоню от себя эти мысли. Истории с одним «иностранцем» мне достаточно. Да и видела бы ты его…
— Привлекательный? На экране он ничего такой…
— Да я не это хочу сказать. Плевала я на его внешность. Сама же знаешь, что любой несчастный случай не только решит вопрос привлекательности, но и может оставить инвалидом.
— Не понимаю, к чему ты клонишь.
— Оль… Я не знаю, как подобрать слова. Просто он приятный. Не внешне. А вот что-то там внутри у него сидит, чертик какой-то. Вот это мне нравится. Вот этот чертик. Но проблема в том, что он — актёр. И я каждый раз ловлю себя на мысли, что не понимаю, рядом со мной настоящий Том Хиддлстон— человек, или прямо сейчас рядом со мной Томас Уильям Хиддлстон — актёр?
Девушки переглянулись. К их разговору примешивался звук капель дождя, мягко барабанящего по стальному подоконнику. Оля поднялась со своей старенькой табуретки, и буквально двумя шагами пересекла кухню, чтобы громким щелчком выключить свет. Взгляд Натали остановился на потрескавшейся поверхности табурета. Когда-то давно, еще когда они обе учились на последних курсах институтов, отчим Ольги своими руками сколотил три табурета и стол, за которым они сейчас сидели, специально для квартиры, в которую она снимала. С того времени и отчима не стало, и от трех табуретов остался один. Натали любовно погладила гладкую, отполированную с годами поверхность, вспоминая, как впервые увидела эту кухонную мебель. Желтая, шероховатая поверхность казалась впитавшей в себя всю любовь и заботу сперва солнечного света, а за тем и рук мужчины, старательно подгонявшего доски одну к другой.
— И что делать?
— Да ничего. Что с этим можно сделать? Он не ребёнок, а взрослый мужчина, пусть и всё ещё играющий в свои любимые игры, — Натали виновато улыбнулась, — Да, и есть ли смысл во всем этом, я ведь совсем не его поля ягодка.
— Ты всё философствуешь?
— О чем ты говоришь, Оля, ну какая философия.
— Ну не знаю, какая. Ты же тут сидишь, думаешь — надо тебе это или нет. Такое впечатление, что ты пытаешься убедить саму себя, что всё плохо, и вы друг другу не подходите. Я так считаю, что не надо забивать голову раньше времени, я тебе это уже говорила. И повторю еще раз. Если вам вместе хорошо, и вы друг друга не напрягаете, то значит пусть все идёт своим ходом. В конце концов ты права — он лишь человек. Просто проблем с ним однозначно будет больше, чем с Васей Пупкиным из соседнего дома. Но разве тебя это останавливало?
— Ладно, всё. Хватит об этом. Мужик как мужик. Две руки, две ноги. Посередине — сволочь, — устало отмахнулась Натали, глянув мельком на часы, — Было бы что обсуждать. Мы всего-лишь время от времени встречаемся ради порции окситоцина и дофамина.
— Ради оргазма, в смысле? Ты просто боишься, что снова будет больно.
— По-моему это логично, нет?
— Не логично. А как тогда жить, если постоянно пытаться подстраховаться? В чем тогда прелесть? Если постоянно избегать ошибок и боли можно пропустить всё веселье.
— Я бы хотела пропустить сейчас вот это вот нравоучение, если можно.
— А вот фигушки. Раз уж мы снова обсуждаем твою личную жизнь, то дай я уж выскажусь.
— Ну, давай, скажи мне то, чего я не знаю.
— И скажу. Ты отпусти вожжи в кои-то веки. Хватит контролировать ситуацию. Ты только и делаешь, что додумываешь варианты, а надо просто позволить всему произойти. Ну, влюбишься, ну пострадаешь… Впервой? Дай ему шанс… Вот увидишь, что он не так плох, этот твой фигляр.
— А если он очередной маменькин сынок, за которого надо чуть ли не сопли вытирать?
— Я тебя сейчас укушу! Ты опять за него додумываешь? Пусть уж сам как-нибудь. За одно и увидишь, настоящий он или папье-маше!
Натали усмехнулась словам подруги. Ольга, демонстративно зевнув, собрала посуду со стола в раковину.
— Ну вот даже если он маменькин сынок, вот что ты от этого потеряешь? Разбежитесь и всё. А если он окажется не таким уж и плохим? Сама же говоришь, что не знаешь где он настоящий. Так, а может он как достанет внутреннего мужика из закромов родины, как покажет тебе истинное лицо. И окажется, что он вполне себе съедобный, — держа в руках полотенце, осведомилась Ольга.
Выражение ее лица как всегда в ситуации, когда она чувствовала себя правой, не терпело пререканий. Натали оставалось только согласно кивнуть. Иногда, думать ее головой было довольно приятно.
— Если опять какая-нибудь хурма получится из этих отношений… Если их так назвать можно, то я тебя укушу. Клянусь! — фыркнула Натали, отправляясь в отведенную ей дальнюю комнату. Там, на скрипучем диване уже было расстелено спальное место. От белья приятно пахло.
====== Часть 36 ======
В доме было удивительно тихо. С некоторых пор Томас предпочитал проводить свое время в кампании Виндзора, словно избегая общения с ней. Буквально несколько часов назад детектив Таннер прислал ей небольшой отчет за неделю, в который приложил пару фотографий. Люк и Том, совершенно пьяные, за каким-то лешим оказались в Кале, буквально на несколько часов. Вечером того же дня оба вернулись в Лондон. Зави не стала задавать вопросы Тому. Устраивать очередное выяснение отношений ей не хотелось, памятуя о его словах.
Зави, пытаясь собраться с мыслями, прошлась по кабинету. Всё как-то резко пошло кувырком, за один месяц их отношения резко испортились. Что-то происходило, она это чувствовала всем своим естеством.
Входная дверь внизу хлопнула. Послышались шаги. Том вернулся с пробежки.
— Привет, дорогой, — нерешительно улыбнувшись, произнесла Зави, встретив его на лестнице.
— Привет, — едва коснувшись её щеки губами, отозвался Томас, спешно поднимаясь в душ. От него пахло потом и мокрой тканью. Рёбра практически не напоминали о себе, заживая на удивление быстро. Доктор Прэстон согласился ввести разумные нагрузки, разрешив бегать раз в три дня без подъёма и спуска в гору.
— На улице дождь?
— Да, моросит…— стягивая прилипшую к спине футболку, отозвался Томас. Зави скользнула взглядом по его спине, покрытой веснушками и родинками. На левом боку красовался отцветающий синяк, переливаясь всеми цветами радуги. Желто-зеленый ореол расползся, словно клякса по бумаге, внутри, словно бутон пиона красовался сине-фиолетовый с красными и коричневыми прожилками синяк. В целом, всё выглядело лучше, чем неделю назад.
Том, пока она размышляла над этим, скрылся в ванной. Через миг послышался звук льющейся воды. Зави, не шевелясь, смотрела на дверь.
—Том? — осторожно постучав, мягко спросила она. Тишина. Видимо, он её не слышит за шумом воды. Подумав, она скользнула за дверь. Пар от горячей воды поднимался над занавеской, оседая холодными капельками на зеркале, кране раковины и на линзах очков в темной оправе, лежащих на полке. В комнате трудно было дышать из-за большой влажности, казалось, горячий пар хватает её за горло, заставляя чаще дышать. Зави, наблюдая за силуэтом Тома за полупрозрачной шторкой, быстро скинула платье. Секунду поразмыслив, она скользнула к нему под тугие горячие струи воды.
Том слегка опешил, не ожидая, что она к нему присоединится. Зави, улыбнувшись, обвила его шею руками. Закрыв глаза, он вдохнул такой знакомый ему запах яблока от её волос. Она любила эти странные духи, напоминавшие ему об осеннем урожае в родительском саду. Под закрытыми веками вспыхнула безумно яркая картинка из далекого прошлого — огромная светлая кухня, большой грубоватый стол по середине. На нем стоит плетеная корзина, полная до верху яблок. Розовые, желтые, зеленоватые… На их восковых кожицах дрожат капельки утренней росы. Мать и старшая сестра в смешных передниках, тихо разговаривая, уже что-то варят на газовой плите. По кухне разносится этот самый запах… Осенних яблок. Жаркие губы Зави скользнули вниз по его телу. Уперевшись ладонью в стену, чувствуя, как по коже стекает горячая, приносящая расслабление, вода, он замер, погружаясь в ощущения. Слегка неумелые, рваные движения девушки вызвали в нём растущее возбуждение. Всё внутри с трепетом отозвалось на её ласки. Каким бы рассерженным он ни был, она всегда знала, как заставить его тело реагировать и желать её.
