– Лучше помолчи, – травмированная рука со всей силы ударяет о руль и повязка окончательно промокает и становится красной, – блядь, Снежа!

Дорога обратно до домика проходит в гробовой тишине, но воздух в салоне настолько сгустился, что его можно резать ножом. Не могу оторваться от Мишиного профиля, устремленного на дорогу. Губы нервно подрагивают, желваки на скулах застыли как камни и стеклянные глаза смотрят через ветровое стекло.

Он только что убил. Да, зверя, не человека. Но убил. Ради меня.

Тихонько сглатываю и очень осторожно прикасаюсь к наспех перевязанной руке. Миша дергается и шипит, но в мою сторону даже не смотрит. Понимаю, что разбудила в нем дьявола и мне это еще аукнется.

От страха уже перед Мишей забиваюсь в угол машины и обнимаю себя руками. Глаза расфокусировано смотрят в лобовик, где место из которого я так неосторожно убежала, уже появилось на горизонте.

Двор перед домом больше не выглядит нетронутым и девственным, с обратной стороны дома тянутся следы автомобиля, который с трудом продвигался по снегу, буксовал и застревал. Видны следы откапывания. Лопата, несколько досок, утопленных в снег. Мише было тяжело добраться до меня на машине.

Мои идиотизм приобретает в моих же глазах вселенские масштабы. Миша не знал, как давно я ушла и как далеко, поэтому бежать пешком за мной и не отважился. Но машину через нерасчищенный двор протащить оказалось непросто. Он спешил, волновался, поранился. Наверняка, проклинал все на свете и меня дуру. Но не бросил.

Машина с разгона врезается в снег и буксует. Миша матерится и смотрит на меня недобро.

– Выходи, – цедит он неожиданно севшим и спокойным голосом.

– Миша, – жалобно смотрю на него.

– Выходи, Снежана, – в интонациях появляется предупреждение и я всхлипываю. Неверные пальцы с трудом нащупывают кнопку ремня безопасности, но я так и не отваживаюсь на нее нажать. Просто сижу, сжавшись на сиденье в комок и закрыв лицо ладонями. Не хочу я никуда идти. Не хочу!

– Блядь, – его голос срывается на рык и пассажирская дверь хлопает так, что кажется странным, что стекло в ней до сих пор цело. Через минуту моя дверь распахивается и сильные руки буквально вырывают меня из салона, сдирая защитный ремень. Я упираюсь ему в грудь, пытаясь вырваться, но хватка не ослабевает, несмотря на топкий снег вокруг нас. Миша упрямо тащит меня к входной двери и буквально забрасывает внутрь.

– А у тебя хорошо получилось вчера изображать из себя хорошую девочку, даже учить не надо, – он с силой хлопает дверями и начинает срывать с себя куртку, – понравилось от меня бегать?

– Миша, не надо, – пячусь от него, выставляя ладони вперед. Я слишком выпотрошена ужасом, дорогой и холодом, чтобы проявлять хоть какое-то физическое сопротивление. Но и к его агрессии, направленной на меня, не готова. Я не выдержу.

– Надо, блядь, – орет он так, что даже окна вздрагивают, – тут пятьдесят километров до ближайшей деревни и в прошлом году волки загрызли охотника. Как тебе в голову пришло идти одной через незнакомый лес? Дура, ты бы не дошла, замерзла нахрен на таком морозе!

– Я хотела уйти, – пячусь от него в сторону кухни, оставляя после себя лужистые снежные следы.

– И как? – Миша надвигается на меня как каток, – получилось? – его голос становится тихим и вкрадчивым.

– Я больше не буду, – мои ладони беспомощно свисают по швам.

– Ты блядь, как нашкодивший ребенок. Не будет она! – пальцы бесцеремонно расстегивают замок на куртке и стаскивают ее с меня. На пол лети шапка и Миша вытряхивает меня из ботинок и флисового костюма, оставляя в тонкой майке и шортиках, которые я поддела вместо белья, – один раз научу и конечно не будешь.

Миша стремительно исчезает за кухонной столешницей и начинает рыться в ящике, полностью вытаскивая его и бросая на стол. В его руках появляется длинная пластиковая стяжка, которой он легко перетягивает мои запястья. Я только смотрю за его действиями, не в силах вымолвить даже слова. Мишины глаза больны и безумны, достучаться до него не получается.

Он рывком тянет меня за стянутые руки в сторону гостиной, по пути скидывая с ног ботинки и оставаясь в джинсах и майке. Картина на стены летит на пол с грохотом, а мои руки повисают на металлическом крюке, торчащем из стены. Слабо дергаю запястьями, оглядываюсь на Мишу и кусаю до крови губы.

– На всю жизнь запомнишь, – пряжка ремня на его поясе щелкает и выделанная кожа скрипит в его сжатой ладони.

– Не надо, – упираюсь лбом в шершавую стену и жмурю глаза.

За мной слышится звук рвущейся на спине майки и дрожащие пальцы с нажимом едут по позвоночнику.

– Нет – нет – нет, – качаю головой и в ответ мою кожу обжигает ударом, от которого весь воздух из легких выбивается и я захожусь в крике. Боль растекается в каждую клеточку тела, разрушая и выворачивая, заставляя рыдания вырываться из груди.

– Чуть заживо не сожрали, – доносится до меня бешеный крик.

– Не надо, не смей меня бить, – бьюсь локтями и коленями о стену, – я не хочу! Не хочу! Не надо! Стоп! Ты меня слышишь, стоп!!!!

Дыхание за моей спиной свистит и рвется из мужской груди и я все жду следующего удара, дрожа всем телом и бессильно рыдая. Но минуты тянутся, а удар все не следует.

Ремень падает на пол с глухим звуком и Миша разрезает ножом стяжку на моих запястьях.

– Иди к себе, – раздается сдавленно и холодно.

И мне два раза повторять не нужно. Опрометью взбегаю по ступенькам и залетаю в спальню. Приваливаюсь спиной к двери и сползаю на пол. Ладони обхватывают колени и я утыкаюсь в них, рыдая от пережитого ужаса и шока. Все тело колотит в нервном отходняке, даже зуб на зуб не попадает. Жива. Осталась жива. И черт с ним, со всем остальным. Господи, мне не сожрали заживо и я здесь. Жива!

Немного оправившись от адреналинового шока, я поднимаюсь на ноги и, пошатываясь, отправляюсь в ванную. Сразу отворачиваюсь от зеркала, чтобы не видеть своего в нем отражения. Кожу стягивает от запекшейся на ней крови волка и видеть себя в ней я не хочу.

Нажимаю на горячую воду в душе и шагаю под тропический ливень. Ладони упираются в кафель, мокрые волосы оттягивают голову и по спине раздается горячая барабанная дробь. Как не пытаюсь удержаться на ногах, но все равно складываюсь и растягиваюсь на полу. Сворачиваюсь в позу эмбриона и потихоньку дышу.

Этот день теперь смело можно помечать в календаре как второй день рождения и я однозначно буду его праздновать. Миша, мой ангел – хранитель, хоть и с черными крыльями и адовыми глазами, но все равно ангел. Спас. А я даже спасибо не сказала.

Отлежавшись в душе и немного придя в себя, поднимаюсь на ноги и заворачиваюсь в пушистый махровый халат. Сейчас все хочется трогать, смотреть, ощущать. Я же живая. А всего этого могло со мной и не быть.

Отжимаю волосы полотенцем и прочесываю пальцами, распределяя по плечам. Решительно смотрю на двери. Миша обычный человек и нечего его бояться. Да, был зол, хотел наказать. Но остановился же. Хватит моего постоянного упрямства, только не сегодня.

Все же с легкой опаской выскальзываю из спальни и тихонько спускаюсь по лестнице, проверяя как там обстановка. Одежда все так же валяется по дому, лужи вокруг моей и его обуви расползлись, картина с разбитым стеклом лежит на полу.

– Ладно, хватит трусить, – шепчу себе под нос и на цыпочках иду в гостиную.

Миша сидит у прозрачной стены с видом на лужайку и застрявшим в снегу внедорожником. Его спина привалена к спинке дивана, в руках бутылка виски, из которой он потихоньку отпивает.

– Завтра откопаю и отвезу тебя в город, – тычет он бутылкой в сторону машины и прикладывается к горлышку.

Я со вздохом смотрю на машину, которую монотонно заваливает снегом и качаю головой. Похоже, улучшение погоды было временным.

– Хорошо, – присаживаюсь перед ним на колени и осторожно беру его израненную ладонь в свои, – ты не против, если я посмотрю? – заглядываю в глаза, которые все так же смотрят мимо меня.